Глава тридцать девятая
Принимая командование дивизией, Алексей понимал, какая огромная трудность и ответственность ложилась на его плечи.
Через несколько дней дивизия должна одной из первых начать наступление на врага, мечтающего о Москве; ринуться на противника, который за последние несколько недель добился большого успеха и теперь серьезно подсчитывал, сколько ему еще потребуется времени для окончательного разгрома красных армий Восточного фронта. Некоторые пленные офицеры из корпуса генерала Сукина прямо говорили, что эти сроки в штабе западной армии определяются в один, самое большое два месяца. Они, не таясь, добавляли, что белогвардейцы вооружены новейшим оружием, доставленным из Англии, Америки и Франции, и что солдаты отлично обуты, одеты и хорошо питаются, что армия имеет двойной, а в некоторых частях тройной состав офицеров, в большинстве бывших фронтовиков.
Рассчитывать на легкую победу или случайную удачу над таким противником было нельзя.
Не зная сна и отдыха, Алексей метался по полкам и подразделениям. Инструктировал, проводил беседы, партийные собрания, митинги. Работая в штабе, тщательно изучал и энергично критиковал подготовленные там планы., По несколько раз сравнивал разведывательные данные, следил за продвижением боеприпасов и продовольствия. Своим примером и настойчивостью он заражал подчиненных, видевших в нем настоящего боевого командира.
В очередную поездку в один из полков он взял с собой Редькина, только что возвратившегося с краткосрочных курсов краскомов. При первом же разговоре с другом Алексей заметил происшедшую в нем перемену. Михаил стал сдержаннее в разговорах, хотя и не отрешился еще полностью от применения замысловатых слов. Он научился не только говорить, но и вдумчиво слушать других.
…Командир полка встретил Алексея снисходительной улыбкой человека, которому давно надоели частые визиты начальства.
После полагающегося в таком случае рапорта о том, что «в полку все хорошо и никаких особых происшествий не произошло», он спросил, когда и где комдив предполагает проводить собрание или митинг.
Вместо ответа Алексей спросил, почему по улицам ходят не по форме одетые красноармейцы и как комполка думает перевозить стоящие за селом орудия на истощенных до крайности лошадях.
Прищурив красивые карие глаза, комполка скривил тонкие губы, привычным движением руки подкрутил мягкие усики и, изящно вытянувшись, ответил:
— Фураж артиллерийским лошадям, товарищ комдив, когда он есть, отпускается по установленной норме, что касается красноармейцев, то я не раз указывал им на недопустимость появления на улице не по форме одетых. Но, к сожалению, я не в силах сделать того, чего нельзя сделать.
— Насколько мне известно, вы штабс-капитан царской армии, — хмурясь, сказал Алексей, — и хорошо знаете, как можно и как нельзя воевать.
— Да. Я бывший штабс-капитан, — насторожившись, ответил комполка. И, снова прищурив глаза, спросил: — Но при чем тут мое прошлое?
— А при том, что вы сведущий человек, которому доверен фронтовой полк и с которого без всякой скидки можно спросить за распущенность и бесхозяйственность в полку.
Ржавые усики комполка заметно опустились вниз, на щеках заиграли желваки.
— Я не виноват, — ответил он сдержанным, но явно недовольным тоном, — что в Красной Армии насаждаются не понравившиеся вам сейчас порядки.
— Кем они насаждаются? — строго, но так же сдержанно, спросил Алексей.
— Вам, товарищ комдив, лучше об этом знать, — и, не скрывая вспыхнувшего гнева, добавил: — Во всяком случае не мной.
— Но здесь командир вы!
— Почему вы считаете, что мне нужно больше, чем другим. Чем тем, кто решил строить новую армию на сомнительных, далеко не совершенных принципах. — И вдруг взвизгнул:
— На митингах, на болтовне! На недоверии к старым военным специалистам! Я за это отвечать не буду!
— Ах вот как! — сдерживаясь, чтобы не повысить тона, сквозь зубы сказал Алексей. — С больной головы хотите на здоровую свалить. Я не могу допустить, чтобы полком командовал человек с такими взглядами, как у вас.
— Это ваше дело, — глухо ответил комполка.
— Да, мое, — не торопясь, но совершенно твердо сказал Алексей. — И я приказываю вам сейчас же сдать полк, — .и, повернувшись к Редькину, добавил:
— Принимайте, товарищ Редькин, командование полком. Сегодня же, немедленно…
Ошарашенный решением комдива, комполка прикусил ржавый ус, потом, не смотря на Алексея, сказал:
— Но вы ошибаетесь, товарищ комдив. Я честный человек. Именно это и заставило меня сказать вам то, о чем я только что говорил.
Алексей пожал плечами, поправил на плечах ремни, долгим взглядом посмотрел на разжалованного комполка, а потом, отведя задумчивый взор к окну, сказал почти примирительно:.
— В этом я пока не сомневаюсь. Поезжайте в штаб, там вам дадут подходящую для вас работу.
На следующий день во всех ротах, батареях и командах читали приказ комдива о том, за что был отстранен от должности командир шестого полка. Красноармейцы, да и командиры поняли, что комдив не терпит расхлябанности и попустительства со стороны командиров. В штабе дивизии спешно собрали совещание. Кроме Ревеса и Редькина на совещание пригласили еще десятка полтора людей, в том числе Калину и Сергея Пустовалова.
Объясняя цель совещания, Алексей говорил:
— Наша дивизия состоит из пятнадцати батальонов.
Это значительно меньше того, чем располагает стоящий перед нами враг. Для перевеса нам нужно иметь хотя бы еще такую же силу. Попробуем достать ее в тылу врага, а если удастся, то и в его среде. Как только прорвем фронт, давайте пошлем вперед четыре-пять десятков коммунистов.
Пусть они поднимают там людей на борьбу с белогвардейцами. Пусть каждый попытается организовать восстание хотя бы в одном селе. Нет сомнения, что им помогут местные коммунисты и сочувствующие нам люди. Вот это и будут дополнительные пятнадцать батальонов, которых нам не хватает.
Возражений не было, и через каких-то два часа Алексей вместе с Ревесом инструктировал группу уходящих в тыл врага коммунистов, потом Карпов по этому же вопросу провел совещание с политработниками.
Когда загремели первые залпы орудий, Алексей беседовал с летчиками, прикомандированными к его дивизии. Здесь же на опушке леса стояли три самолета, до отказа нагруженные листовками и плакатами.
— Впустую не бросайте, — предупредил он затянутых в шевровую кожу авиаторов. — Каждый листок должен попасть в цель. — Вас трое, но вы можете заменить целый полк.
— Будьте спокойны, товарищ комдив, — отвечали авиа торы, — нам не впервые, маху не дадим.
Летчики говорили правду. Война не была для них новостью. На стареньких, не раз продырявленных вражескими пулями самолетах закаленные в боях авиаторы с энергией, присущей этому небольшому только что зарождавшемуся племени, дни и ночи геройски защищали Советскую власть.
Ночуя около машин, они в темноте устраняли повреждения в до предела изношенных аппаратах, чтобы днем снова висеть над врагами, забрасывая его бомбами, а больше всего воззваниями, плакатами, разящими стихами Демьяна Бедного.
— Мне хотелось сказать вам, — говорил Алексей, — что мы переходим в наступление, хватит пятиться, Москва не далеко.
— Давно пора, товарищ комдив. До чертиков надоело это дело. Вперед лететь куда веселее, чем назад удирать.
— Теперь все будет зависеть от нас, — продолжал Алек сей. — Если дружно навалимся, дело пойдет. Сила собралась не малая.
Довольные разговором с комдивом, летчики пожали ему руку, показывая на самолеты, сказали:
— Моторы барахлят. А новые только обещают, но ни чего, мы еще и на этих полетаем.
Распрощавшись с летчиками, Алексей поехал к артиллеристам.
К передовым частям Алексей подъехал перед самым наступлением. Бойцы встретили комдива радушно, но это не рассеяло в нем чувства неудовлетворенности и тревоги за судьбу наступления. Алексею казалось, что он не сделал многого из того, что надо было сделать для полной подготовки дивизии к атаке, что все это несделанное и недоделанное может пагубно отразиться на предстоящем деле, уменьшит порыв бойцов и приведет к срыву общего наступления.
С этими мыслями он вылез из окопа и вместе с бойцами третьей цепи побежал по зеленеющему ржаному полю. Вначале он хотел пробежать немного, но, увлеченный общим порывом, так и продолжал бежать к видневшемуся впереди березовому перелеску, пока не столкнулся с командиром полка Редькиным.
Явно рассерженный появлением комдива, Михаил держал его за рукав шинели и, загораживая дорогу, сердито говорил:
— Что ты делаешь? Али с ума сошел? Тебе командовать надо, а не лезть куда не следует. — И, наступая на подъехавшего вестового Алексея, как будто он был виноват в появлении комдива, закричал: — Сейчас же поезжайте в штаб! Ищут вас там. Два раза спрашивали, а здесь делать вам совсем нечего…
