Нанака сомнительные тексты, призванные отвратить сикхов от его законного преемника, так что Арджан подготовил авторизованную версию, утверждающую его права[1389]. Начал он немедленно после визита Акбара, и плодом его трудов стал «Ади Грантх» – «Первый том» сикхских писаний, заключенный как святыня в Золотой Храм в Амритсаре.
В этом новом писании мы находим множество ценностей, с которыми уже встречались в других традициях, но от которых Запад теперь начал отказываться. Декарт достиг своего философского прозрения в интенсивном диалоге с самим собой, полностью полагаясь на собственный разум. В каком-то смысле то же самое сделал и Нанак. Он не получал откровений от какого-либо божества извне; скорее, его трансцендентный опыт стал результатом глубокой перестройки сознания путем внутреннего диалога, в котором одна часть души обращалась к другой[1390]. Почти каждый раздел «Ади Грантх» начинается словами: «О Нанак!» – но говорит здесь не персонализированный «Бог» и не какая-либо внешняя сила. В процессе, отчасти напоминающем неоконфуцианское учение о «двух разумах», мы слышим, как бессознательное Нанака обращается к его неискупленному сознанию, зовет его, убеждает, утешает и осыпает ласковыми словами, словно возлюбленную.
Триумфальное завершение одинокой борьбы Декарта стало торжествующим утверждением эго: «Cogito, ergo sum». Но неискупленное сознание Нанака оказалось отчуждено от лучшей половины его «я» именно потому, что постоянно занималось сохранением и усилением эго, что-то высчитывало и рассчитывало, пылало гневом, манипулировало другими ради собственной выгоды, предавалось негативным эмоциям – и вечно преследовало его знание о собственном грядущем исчезновении:
Ум – это слон, что в ярости несетсяЧерез джунгли, соблазненный приманками мира сего.Бродит здесь и там, преследуемый смертью,Но благодаря гуру сможет найти путь домой[1391].
Истинный «дом» неискупленного сознания – его бессознательное, готовое смириться со смертью, тленностью и преходящестью. Оно понимает то, что «Ади Грантх» именует «заповедью» (хакам): уничтожение есть фундаментальный закон жизни. Лишь тогда мы превзойдем свое эго и переживем встречу с трансцендентным, которое сикхи называют «Единым», «Именем» или «Словом», когда всем сердцем и душой примем, что все существующее, включая и нас самих, рано или поздно прейдет:
Никакая идея о Нем не может зародиться в тысячах тысяч мыслей,Предельное молчание ускользает от самого глубокого раздумья,Все богатства мира, собранные вместе, не утоляют жажду человека,И от всего множества мудрости после не будет пользы.Нанак говорит: «Как очиститься? Как снести стену эго?Следуй заповеди [хакам], как указано от начала[1392].
Декарт верил, что нашел неопровержимое доказательство существования Бога; но сикхские писания ясно показывают, что предельная реальность остается за гранью человеческого разума. Ее невозможно постичь ни «тысячами мыслей», ни «глубочайшим раздумьем», ни «множеством мудрости»: для этого необходимо превзойти свое эго.
А этого нельзя достичь, напрягая все силы ума, как делал Декарт. Подход Нанака мягче, хотя он, как и Декарт, ищет спасения в нашем собственном сознании: «Хотя эго – болезнь, и хроническая, в самом себе она несет исцеление»[1393]. Дело в том, что в глубочайшей сердцевине нашего существа, в бессознательном, мы знаем и принимаем «заповедь» – закон жизни и смерти. Чтобы выйти за пределы шумного эго, Десять гуру разработали практику, называемую нам симерум («воспоминание об Имени»). Слово «симерум» происходит от индоевропейского корня СМР – «вспоминать», но также созвучно с корнем МР – «умирать»; так что в этой практике мы постоянно напоминаем себе о смертности как самих себя, так и всего и вся вокруг нас – прием, схожий с буддистским осознанием, которое позволяет практикующему ощутить эфемерную природу «я».
Интеллектуальный поиск Декарта намеренно и почти агрессивно одинок; но писание всегда подчеркивало важность общины. Гимны и писания «Ади Грантх» также ясно дают понять, что признание конечности всего сущего должно вести к состраданию, уважению, чувству товарищества со всеми живыми существами, столь глубоко связанными общей судьбой. Эту тесную связь между собой и другими гуру называли «нам». Суровая аскеза Декарта превратила его в одинокую «мыслящую вещь», неспособную поверить даже в человечность людей вокруг, отчужденную даже от собственного тела. Приняв sola ratio, он отказался от благоговения и трепета. Но для Десяти гуру
Слово украшает язык,Воспевающий: «Как чудесно!»Люди приходят почтитьТех, кого эта песнь сделала прекрасными.«Как чудесно!» – раздается у вратИ дарует благодать[1394].
Писания сикхов именуют это состояние сарган; оно возникает от созерцания божественности, присущей всему на свете. Мы переживаем встречу с Абсолютом, не удаляясь от мира, а открывая его в мире и проецируя эту сакральность на свой повседневный опыт.
Сикхи не отвергают мир, не отделяют религию от светской и политической жизни: ведь, если мистический опыт не актуализируется в потоке повседневных событий – остается бесплодным. Господство над собой, которое культивировал Декарт, легко может привести к мысли, что ты призван быть господином и над окружающим миром – самоощущение, ключевое для капиталистического общества. Но практике нам симерум помогала сикхам развить в себе понимание, что все имеет начало и конец – понимание, учащее вовремя отпускать. Это была и политическая концепция – она противостояла активному экономическому развитию, неразрывно связанному с ростом неравенства. Сикхские писания развивают видение общества, основанного на божественной справедливости, в котором нет места никакому угнетению.
Но скоро политика в Пенджабе приобрела убийственный характер. Визит Акбара стал вершиной дружественных отношений между сикхами и мусульманами. Но после его смерти империя Моголов начала клониться к закату. Сыну Акбара Джахангиру (годы правления 1605–1627) пришлось подавлять одно восстание за другим: подозрительно и с неприязнью смотрел он на рост могущества гуру Арджана, которого сикхи часто именовали «императором». Враги Арджана подогревали эту враждебность, так что в 1606 году гуру был обвинен в измене, схвачен, подвергнут пыткам и казнен. Четыре года спустя Джахангир заточил в тюрьму его преемника, гуру Харгобинда (ум. 1644), который счел нужным вооружить сикхский Пантх (общину) для самозащиты.
Большая часть XVII века прошла под знаком политических и военных конфликтов; вершиной их стала казнь в 1675 году девятого гуру Тегх Бахадура. Его сын и преемник Гобинд Сингх добавил в «Ади Грантх» писания своего отца и вскоре после его смерти, после многих лет борьбы с Моголами, своей властью пресек династию гуру-личностей, объявив, что вечным гуру сикхов отныне станет писание. Оно получило новое название, «Гуру Грантх Сахиб» («Гуру-книга сикхов»), поскольку воплотило в себе дух Десяти гуру. Сикхи расширили значение слова гуру: теперь оно означало не только вдохновенного учителя, но и дух, вдохновлявший всех гуру, который сикхи и поныне ощущают в их писаниях. Таким образом, как объясняет один ученый сикх, почитание книги – не «идолопоклонство»: «Не было десяти разных гуру. Гуру – всегда один и тот же дух, и это дух Нанака. Он явился в десяти исторических личностях и наконец
