он занимается?
— Он коллега Кости, — сообщила мне женщина, как будто я этого не знал. Впрочем, она вполне могла не знать, что я это знал. — Кажется, именно Стас и научил Костю фотографировать. В школе они часто общались, одно время дружили даже. Мне он не очень нравился, скользкий какой-то, неприятный. Кстати. Сравнительно недавно он звонил Косте. Недели две назад.
— Вы знаете его телефон, Людмила Васильевна?
Как все просто. То мистическое, что вело меня в этот дом, раскрывалось легко, буднично, за чашкой чая.
— Погоди-ка, — сказала Людмила Васильевна. — Кости не было дома, когда он позвонил.
— Обычно в таких случаях, если человек очень нужен, оставляют свой номер телефона и просят ему перезвонить, — сказал я, не веря, что именно так все и было — такие подарки судьба просто так не раздает.
Но…
— Точно, — обрадовано воскликнула Людмила Васильевна. — Он оставил свой телефон и просил передать Косте, что будет ждать его звонка.
— А телефон-то вы, наверное, выбросили? — небрежно спросил я.
— Нет, зачем же? — удивилась она. — Сейчас посмотрю, он должен быть там же, около телефона. На тумбочке.
«На тумбочке»! Десятки людей с ног сбились, ищут этого странного фотографа, а телефон, по которому его можно найти, лежит себе спокойно на самой обычной тумбочке в обыкновенной московской квартире. Много же, наверное, отдали бы некоторые мои знакомые за эту самую тумбочку.
Людмила Васильевна вернулась буквально через минуту.
— Вот, — сказала она. — 459-63-11. Можешь взять, если надо.
— Кажется, это на Речном вокзале, да? — задумчиво спросил я, рассматривая номер.
— Наверное! — отмахнулась она. — Ну что? Едем к Косте, Гриша? Или у тебя еще есть какие-то дела? Ты не стесняйся, говори.
Я вдруг засмеялся. Мама Кости с испугом смотрела на меня, да это и нетрудно понять. В такую минуту смеются или бездушные люди, или сумасшедшие. Я, по ее мнению, не был ни тем, ни другим. Но не смеяться я не мог. Потому что мне внезапно, как озарение, пришло решение всех проблем. С этой минуты я вновь смотрел в будущее с оптимизмом. Нужно было только еще немного поработать. Но это будет сплошное удовольствие.
— Людмила Васильевна! — поднял я на нее глаза. — Можно мне позвонить от вас?
— Конечно, — посмотрела она на меня удивленно. — Почему вы спрашиваете, Гриша? Конечно, можно.
— Спасибо.
Но прежде чем набрать номер, я счел нужным объяснить:
— Понимаете, Людмила Васильевна, у меня только что сгорел очень важный материал. Я хочу хоть что-нибудь спасти.
— Звоните, звоните. Я пока переоденусь, и мы вместе выйдем. — Она ушла в другую комнату.
Я подошел к тумбочке, поднял трубку и набрал номер. На другом конце провода ответили тут же.
— Лапшин?
— Ничего себе, — проговорил я. — Откуда вы знали, что я вам позвоню?
— Подробности при встрече, — быстро ответил он. — Через три часа встречаемся на Ленинградском вокзале, около памятника.
— Почему не через час? — удивился я.
— Все это время вы будете петлять по городу, избавляясь от хвоста, если он у вас будет. Вы звоните от Кости?
— Откуда вы знаете? — поразился я.
— Я так и думал, — удовлетворенно ответил он. Раздался щелчок, и короткие гудки оглушили меня.
Людмила Васильевна вышла из комнаты и сообщила:
— Я готова. Мы можем ехать.
— Да, — сказал я. — Едем.
4
Интересный он человек, этот Стас Лейкин. Сочетание опыта слежки и непроходимой глупости по части обращения к органам с предложением купить у него некоторые документы. У меня еще будет время подумать о нем, а сейчас я должен был уйти от «хвоста», который таки у меня был. Лейкин оказался прав.
Едва мы вышли из дома, Людмила Васильевна и я, и поймали такси, за нами двинулась самая обычная машина. Уж не знаю, как я понял, что это агенты, но понял. Она буквально приклеилась к нам, эта тачка. Я особо не беспокоился по этому поводу. Была во мне уверенность молодого идиота, что избегу я этой напасти. Я уже даже знал, как и где это произойдет.
Они, конечно, могут быть гениями сыска все до одного, но не могут, например, войти вместе со мной в кабинку туалета или, опять же только для примера, пойти с Людмилой Васильевной к лечащему врачу Константина Сюткина под именем Григория Лапшина.
Разумеется, мне было неловко перед мамой Кости, но дело того стоило. Потом как-нибудь объясню, а пока не до формального соблюдения всех приличий. Я собирался, едва мы с ней войдем в больницу, незамедлительно свалить через черный ход.
Все получилось как нельзя лучше. Если они и хватились меня, то для того, чтобы снова найти свой объект, им понадобится кое-какое время, которое я постараюсь использовать на все сто.
Но успокаиваться было рано. Еще битых два часа я колесил по городу на тот маловероятный случай, если все-таки слежка за мной ведется. Как полный идиот, пугая самого себя, я на полном ходу запрыгивал в троллейбусы, маршруты которых представлял себе весьма приблизительно, выходил на Богом забытых остановках, ловил такси, ехал на них до ближайшей станции метро, чтобы там, около этой самой станции, поймать новое такси и ехать на нем черт знает куда.
Я выскакивал из вагона в самую последнюю секунду, рискуя переломать себе ноги, бродил по вестибюлям, я надоел самому себе хуже горькой редьки, но уговаривал и уговаривал себя, что это временное, преходящее, зато потом все будет хорошо.
Наконец, у меня просто не осталось времени на продолжение всех этих игр. И я поехал к месту встречи со Стасом Лейкиным.
Хорош я буду, если после всех своих мытарств привезу к нему на хвосте группу захвата.
Но все обошлось.
Я простоял у памятника не больше сорока минут и от злости успел погавкаться всего с тремя или четырьмя людьми. При том состоянии, в котором находилась моя центральная нервная система, это, можно сказать, подвиг.
Я уже совсем было собрался уходить, чтобы плюнуть на всю эту историю, когда появился тот, которого я так терпеливо ждал. На лице Стаса Лейкина красовался огромный заплывший синяк.
— Кто это вас? — поинтересовался я вместо приветствия, не хотел я его приветствовать. — Какой-нибудь старший пионервожатый застукал вас с фотоаппаратом?
Отвечать он не счел нужным.
— Пойдемте, — отрывисто проговорил он и, не оглядываясь, пошел с вокзала.
Держась от него метров в пяти, я следовал за ним, как кипевшая от злости покорная собачонка.
Шли мы довольно долго. Пройдя по длиннющему подземному коридору, мы вышли на поверхность, обогнули еще один вокзал, Казанский на этот раз, прошли какими-то переулками и очутились в проходном
