монопенисуально, как говорит один из моих знакомых. Так вот, говорю для ваших начальников: я, Григорий Иванович Лапшин, прекрасно понимаю опасность и важность дела, по существу которого сюда привезен. Что бы вы ни говорили, как бы ни метали глазами молнии, одно я понимаю совершенно отчетливо: кроме меня на нужного вам человека никто вас вывести не может, и поэтому вы должны идти мне навстречу. Вы знаете мои возможности в том, когда нужно устроить скандал. Это у меня получается с легкостью, а «Российская молодежная газета» — не единственная, в которой я могу опубликовать то, что волнует меня в первую очередь. Когда я говорю «не единственная» — это значит не единственная в мире, и на это я прошу обратить особое внимание. Государственная необходимость вещь важная, но я не коммунист, и приоритетом для меня является собственная необходимость.
— Такое ощущение, что вы угрожаете, — с интересом заметил Иван Альбертович.
— Боже меня упаси, — скривился я. — Говорю что есть. Мне нужна гарантия, что любая моя просьба будет выполняться неукоснительно, если вы хотите получить свои негативы. А вы их получите обязательно — причем с моей помощью.
Я был доволен собой.
Я нес ахинею, я тщательно маскировал отчаянный страх человека, выросшего в государстве, где органы были началом и концом всего и всех. Я блефовал, но мне придавала силы злость, которая всегда рождается во мне, если меня припирают к стене. Впрочем, об этом я уже говорил.
Он дал мне свою визитку.
— Как только что-нибудь узнаете, звоните по этому номеру, — сказал он. — Если что-то понадобится, тоже звоните. Сделаем все, что можем.
— А что вы не можете? — спросил я. — Чтоб не беспокоить попусту.
Он усмехнулся.
— Не можем сделать так, чтоб, например, журналистка Юлия Рябинина перестала интересоваться вашей личностью. Впрочем, нам это и не нужно, — добавил он.
Я похолодел. Это была достаточно тонкая и скрытая угроза. Смотри, мол, Лапшин, мы знаем твои связи, веди себя хорошо. Надеюсь, я ничем не выдал своего волнения:
— Эго единственное, что вы НЕ можете? — спросил я.
— Звоните, — коротко ответил он.
Выйдя из гостиницы, я облегченно вздохнул и нырнул в метро. Куда ехать? В редакцию не хотелось, разве что для того, чтобы сказать пару ласковых одному бегемоту по кличке Павел Степанович. Или какая там у него гебешная кличка? Не удивлюсь, если «Бегемот».
Домой тоже пока не хотелось. Что мне дома делать в такое время — ждать звонка от Стаса?
Вот, не было печали. И что это он меня выбрал, как рупор гласности? Хотя это как раз понятно, я был лучшим другом Кости Сюткина. Хотя почему это — был? Есть! Он жив, слава Богу.
Интересно, а Васильев о Косте вообще ничего не сказал. Как будто не знал ни о происшествии, ни о связи Стаса с Сюткиным. Нет, непонятного в этом деле — выше крыши.
Я уже знал, куда поеду.
3
Мама Кости, Людмила Васильевна, была из среды тех рафинированных интеллигентов, которые, будучи в пенсионном возрасте, уступают место молодым, если видят, что им это место нужнее. По каким параметрам они это определяют — для меня загадка.
— Гриша! — увидев меня, воскликнула Людмила Васильевна и, припав к моему плечу, тут же заплакала. — Как же так, Гриша?!
— Ну что вы, — успокаивал я ее, — что вы, Людмила Васильевна. Все будет хорошо. Честно говоря, я не надеялся застать вас дома. — Прозвучало это как претензия, поэтому я тут же добавил: — Мне повезло.
— Да, — кивнула она, вытирая слезы и немного успокаиваясь. — Я забежала на час. Скоро опять в больницу пойду, к Косте. Не люблю я эти больницы, Гриша, ох, не люблю.
— А кто их любит? — откликнулся я так весело, что самому тошно стало. — Но понимаете, Людмила Васильевна, иногда они нужны. Но вы не беспокойтесь. Самое страшное уже позади.
— Да, и врач так сказал, слово в слово, — проговорила она. — Ох, Костя, Костя.
— Врач? — не скрыл я удивления. — Ах, ну да, — спохватился я.
Внутренне я вздохнул с облегчением. Раз врач говорит, значит все в порядке, пусть это и странный врач, застегнутый всего на одну пуговицу.
Я уже прошел в комнату и стал по привычке оглядываться, как всегда поступаю, когда попадаю в незнакомую мне обстановку. Странно, что я до сих пор не был у Кости.
Мне казалось, что приехал я сюда только потому, что по велению сердца должен был поддержать мать друга, попавшего в беду, узнать, не нужно ли чего. Все это было так, даже сто процентов, что так. Но было еще нечто, из-за чего я приехал сюда, и мне никак не удавалось понять, зачем я сюда приехал. Что-то подсказывало, что здесь, в квартире есть нечто, что может мне помочь.
— Чаю, Гриша? — предложила Людмила Васильевна.
— С удовольствием, — кивнул я.
Она метнулась на кухню.
— Я мигом!
Я снова прошелся по комнате. Книги, книги, книги. Библиотека была такая, что можно вообще не выходить из дома, а только читать, читать.
Фотографий тоже было много, и в основном сделанные самим Костей. Классный он все-таки профессионал…
Когда я увидел этот снимок, внутри меня сразу все знакомо сжалось. Так у меня бывает, когда я на пороге важного открытия. Важного для себя, естественно. Но так уж получается, что частенько то, что важно для меня, важно и для многих других.
Обыкновенный снимок выпускного, видимо, класса. Вот Костя — молодой, веселый. А рядом с ним…
Я обратил на него внимание только по контрасту. Открытое улыбающееся лицо Кости оттеняло соседнее, угрюмое, с внимательными цепкими глазами. Нужно ли говорить, что я моментально узнал этот взгляд. Рядом с Константином Сюткиным на фотографии стоял Стас Лейкин.
Итак, они одноклассники. В этом деле фотоснимков, разумеется, все тайны должны раскрывать фотографии. Теперь понятно, почему Стас обратился именно к Сюткину. К кому же обращаться, как не к однокласснику, если он к тому же твой коллега, причем не из последних?
— Пойдем пить чай, — пригласила меня Людмила Васильевна, появившаяся из кухни. — Все готово. А потом мы поедем к Косте.
Я последовал за ней, прихватив с собой школьную фотографию.
Людмила Васильевна наливала в кружки чай, к которому на стол были поставлены печенья, конфеты и еще какая-то мелочь.
— Что это у тебя? — обратила она внимание на снимок.
Я показал ей на Стаса и спросил:
— Кто это, Людмила Васильевна? Лицо очень знакомое.
— Это? — удивилась она. — Стас. Стас Лейкин. Ты его знаешь?
— Встречались как-то, — туманно ответил я. — А чем
