рот ему вогнали невидимый кляп, замер. Затем очень медленно, театрально поклонился и рухнул рядом с машиной, показав всем распоротую косой очередью спину. Едва он затих, как в уши Бориса Николаевича громом ударила железная песнь пулемета, и резкий тонкий вскрик Андрея Васильевича прозвучал в этой «песне» фальшивой нотой:
— Гони!..
Приземистая иномарка отчаянно заскребла колесами по асфальту, сделала крутой разворот и вылетела на дорогу из огромных бетонных плит, которыми обычно покрывают аэродромы…
Бориса Николаевича отбросило назад, он съехал вправо и ударился обо что-то мягкое, с удивлением обнаружив, что рядом сидит женщина. Бывший майор машинально поздоровался, но женщина не ответила — застыла на своем месте, крепко вцепившись пальцами в спинку переднего сиденья. У ее ног валялся короткоствольный автомат.
Оглянувшись назад, Борис Николаевич увидел, что над базой «X», где он провел три с половиной года, поднимается черный жирный дым. Крыши строений весело плевались осколками, которые летели вниз, на головы спецназовцев. Два вертолета сделали аккуратный круг над всем этим адом, зависли и длинными очередями распороли базу на сектора…
Перепуганный водитель, молодой парень лет двадцати, гнал иномарку, изредка посматривая в зеркало заднего вида. Сидевший рядом с ним Андрей Васильевич был бледен, в правой руке он сжимал пистолет — с таким видом, как будто оружие могло спасти его от всех бед на свете и было в данный момент самым надежным талисманом. Андрей Васильевич тоже посматривал в зеркало заднего вида, но в отличие от водителя — не с надеждой, а со страхом…
Машина уверенно шла по пустынной подмосковной трассе, наматывая километры серой бетонки на колеса. Изредка ей встречались грузовики, и легковушка начинала отчаянно сигналить, требуя, чтобы ей уступили дорогу. На крыше иномарки имелся спецсигнал, но Андрей Васильевич запретил водителю его включать.
— А может попробуем? — все-таки спросил молодой водитель, но куратор Бориса Николаевича так посмотрел на него, что тот заткнулся и не делал больше никаких попыток начинать разговор.
Борис Николаевич уже думал, что им удалось вырваться из этой непонятной, бредовой ситуации (от кого?), где было ясно только одно — столкнулись две силы, и результатом этого столкновения может быть только смерть одной из противоборствующих сторон. Но в чем заключается конфликт, почему это случилось именно сейчас и какое отношение ко всему случившемуся имеет лично он, Борис Николаевич? На эти вопросы ответов не было. И Андрей Васильевич ничего толком не объяснил, когда Борис Николаевич, все-таки не удержавшись, спросил его об этом.
— Это не ваше дело, — буркнул сквозь зубы Андрей Васильевич и нервно передернул плечами, давая понять, что разговор окончен.
Борис Николаевич хотел обидеться, но не успел, потому что события, которые последовали вслед за этим, вдруг понеслись с такой устрашающей быстротой и с такой зловещей непонятностью, что впору было не вопросы задавать, а молить Господа только об одном — чтобы пронесло…
Очередной длинный спуск среди перелесков закончился, и Борис Николаевич неожиданно увидел, что с проселка на трассу медленно выползает огромная фура серебристого цвета. Водитель иномарки оскалился и несколько раз громко просигналил, но фура, казалось, не обратила на это никакого внимания.
Водитель испуганно посмотрел на Андрея Васильевича, словно надеялся, что тот, как некто всемогущий, сумеет убрать с дороги непредвиденное препятствие. Однако Кучеряев ничего подобного, естественно, не предпринял. Он тоже с испугом посмотрел на водителя, а затем перевел взгляд на свой пистолет…
В это время женщина, сидевшая рядом с Борисом Николаевичем, как-то сдавленно рассмеялась и принялась судорожно шарить у себя под ногами.
Она ищет оружие, подумал Борис Николаевич и даже хотел ей помочь и подать автомат, но вовремя спохватился — отдернул руку, словно женщина была прокаженной.
Делая полукруг, фура продолжала выползать, занимая почти всю проезжую часть дороги…
Видя, что столкновение с грузовиком неизбежно, водитель беззвучно выругался и изо всех сил надавил на тормоз. Иномарка пошла юзом, вильнула несколько раз задом, как распутная пьяная девка, и осторожно стукнулась в колесо фуры. На мгновение все застыло, как на моментальной фотографии. Затем — фотография проявилась, и началось кино, по жанру напоминающее самый настоящий боевик.
Первым пришел в себя Андрей Васильевич. Он выскочил из легковушки и бросился прочь, размахивая оружием. Сначала Борис Николаевич подумал, что его куратор направляется к кабине фуры, с тем, чтобы угрозой оружия заставить шофера очистить дорогу, но потом понял, что Андрей Васильевич бежит в противоположную от фуры сторону, к ближайшему перелеску…
Второй выскочила из машины женщина. В ее руках был автомат, она на ходу ловко и очень профессионально передернула затвор — именно эту профессиональность, в первую очередь, отметил Борис Николаевич, а лишь потом — молодость и красоту этой странной женщины…
Третьим иномарку покинул молодой водитель — он сделал в сторону шаг и резко поднял вверх обе руки, как будто кто-то невидимый подал ему команду «руки вверх!!!»
Борис Николаевич каким-то чудом (боковым зрением? чем?..) сумел зафиксировать в своем мозгу эту картинку, потом она стала рассыпаться, и он, с опозданием всего на мгновение, понял, что слышит отчетливые выстрелы.
Двери фуры распахнулись, из грузовика выскочили люди в защитных комбинезонах с оружием в руках. И начали стрельбу…
Пок-пок-пок!
И женщина завертелась волчком, присела, выронила из рук автомат, застонала и неожиданно громко, с обидой в голосе заплакала. Так и умерла, плача и обнимая собственные ноги.
Пок-пок-пок!
И Андрей Васильевич вдруг почувствовал, что в спину кто-то с размаху ударил. И больше он ничего не почувствовал — потому что через секунду уже был мертв от попавшей в сердце пули.
Пок-пок-пок!
И молодой водитель, стоявший с поднятыми руками и всем своим видом показывающий, что он готов сдаваться, рухнул как сноп. Рухнул, все еще не веря, что может умереть таким молодым и так глупо.
Люди в защитных комбинезонах устремились к иномарке, и Борис Николаевич понял, что теперь настала его очередь. Он даже хотел выйти из машины, как только что сделали его товарищи — хотя, какие, к черту, они ему товарищи?! — выйти и достойно принять пулю, раз уж такая выпала ему судьба. Но не смог этого сделать — отказали ноги, предали.
Борис Николаевич даже с презрительной ухмылкой посмотрел на свои ноги, хлопнул легонько по коленям, как бы еще надеясь — а может, еще пойдут? Но нет, не шли ноги. Не желали…
Что же, бывает!
Он поднял голову. Враги (а это, конечно же, были враги, кто же еще!) приблизились настолько, что до самого ближнего из них оставалось всего несколько шагов. Это был ширококостный уже немолодой
