Усмехаясь над простоватой хитростью проциковского парубка, Борис протянул окурок.
— Не побрезгуй.
Накинулся парень с жадностью, будто не курил с неделю. Закашлялся, переламываясь в поясе.
— А ежели поточнее? — дав отдышаться, спросил Борис.
— Чево?
— В хуторе, спрашиваю, сколько казаков?
— До гаду!
Мишка ткнул ему под ребра кулак.
— Не ломай дуру.
— Полусотня чи наберется… — сознался парень. — Да сам есаул со штабными.
— Есаул Грибцов?
— Ага.
— Штаб у кого?
— В курене каком-то… Под цинком. Кажись, у лавочника.
На вскрик совы из слякотной темени балки вырвались коноводы. Бойцы расхватали лошадей. Ловя носком сапога стремя, Борис сказал ординарцу:
— Пугни тут этих хорошенько… Да не вздумай шашку вынать.
— А куда ж их?
— Ко всем чертям. Другорядь попадутся — башки посымаем.
Последние слова он уже выкрикнул из седла, давая повод Панораме.
Тесня Огоньком парня к теклине, Мишка умышленно копался в кобуре.
— Чул, чига востропузая? Будь на то воля моя, не стал бы дожидаться повторной встречи… Через бугор двигай. Да старого не забудь прихватить в тёр-никах…
Гикнув, исчез, как нечистый в подлунье.
4
У крайней плохонькой хаты придержали лошадей. Ножнами поскоблили в оконце. К плетню приковылял на деревяшке мужик в драгунской бескозырке и шинели, накинутой на исподнее.
— Драгун, укажи дом лавочника.
— Какого? У нас в хуторе их два.
Ухватившись за стояк, он скакнул, нависая животом на горожу. Борис спешился. Прихлопывая плеткой по голенищу, с усмешкой спросил:
— Своих угадываешь?
На лице драгуна забелела полоска молодых зубов.
— Вам офицерья нужны… Вправду, они у лавочника, Деркача. Вот за садом, домина цинком крыта. Четверо, кажись… А в вечеру и гульнули славно.
Борис расстегнул кобуру.
— Лошадей — коноводам.
— Слыш-шь, служивый… — запрыгал беспокойно мужик. — Охолонь трош-шки, ей-бо. Ить вас… жменя. А кадетов без малого сотня! Как куропаток в силки попутляют. У соседях с Деркачом по богатым куреням стоят…
Мишка перегнулся через плетень.
— Ты бы, драгун, помог тут коней напоить. Дело бы…
К дому лавочника Деркача попали садами. На стук вышел урядник. Зевая, почесывал под гимнастеркой живот, чертыхался мирно:
— Ну и чертила ты, Шеин, право, чертила… Еще с вечеру должон был подскакать. Есаул все часы обглядел. Царскую пробовали у лавочника, всамделишную, ей-прав…
— Чуем, урядник. Чужих со своими путаешь…
Дулом нагана Борис отстранил его от двери. С еду-чим скрипом разошлись стеклянные створки в горницу. Тускло отсвечивал при слабой лампадке массивный иконостас. Опорожненные бутылки и посуда, не убранные со стола, дробили в гранях чахлые нити от свечки; блестки в никелевых шарах железной кровати, в стеклах рамок с карточками. Из вороха одежды и ремней, сваленных на сундуке, светились медные головки шашек.
На кровати спал один. Разбросался поверх тюлевого покрывала, в галифе и нательной рубахе. Другой, одетый, занял просторный кожаный диван с покатой спинкой. На бурке, кинутой на пол возле горки, свернулись двое. Похрапывали вразнобой, съехав с подушки.
Сжимая в запотевшей гладони рубчатую колодочку нагана, Борис подождал, покуда Мишка соберет оружие, скрутит в узел.
— Лампу зажги.
Грохнулся на пол стакан. Выкручивая фитиль, ординарец ругнул себя за неловкость.
Приподнял голову офицер с дивана. Заслоняясь от яркого света, кривил по-детски рот. Заскрипели пружины на кровати.
— Эва! Вахмистр… Ты это?
Черноусое, лобастое лицо кого-то напоминало. Видал этого человека недавно — больно свежи в памяти линии скул, глаза с пушистыми ресницами и вздернутый ноздрястый нос. Вспомнилось что-то доброе… Приметив на венском стуле защитный мундир с засаленными есаульскими погонами, к которому тот потянулся, угадал: «Есаул! Самогонку хлестали у Никодима Попова… Молодой пан Королев еще там был, Пашка…»
— Узнал, вижу… Да, в Казачьем довелось познакомиться. На хуторе твоем…
Есаул, выгребая из-под кровати босой ногой сапог, пытался попасть крючками в петли на вороте мундира. Тем временем Мишка согнал с полу молоденьких хорунжих, усадил их на диван к губастому сотнику. Навалившись на иконостас, играл наганом.
Догадался Борис, он и есть тот самый есаул Гриб-цов, сформировавший полк из казаков приманычских хуторов. Штаб его и сотни квартировали с пасхальных праздников в хуторе Казачьем.
— Есаул Грибцов, мой отряд прибывает в хутор. Вы — пленники. Казаков ваших по дворам обезоружили. Думенко я.
Офицеры поднялись с дивана. На бледных лицах заметнее проступили глаза. Есаул, напротив, сник, нахохлился.
