«Вы жена Моше…Дочка дяди Иосифа…, Вы видели папу, Батшеву? Как они там?»
Элишева вздохнула. Взяв холщовое полотенце, она вытерла лицо девушки.
-Ты, - улыбнулась она. «Мы же с тобой ровесницы. Садись, - Элишева огляделась и взяла
серебряный чайник. «Сейчас свежего чая заварю, и все тебе расскажу. Эти, - она кивнула на
переднюю, - еще долго там стоять будут».
Малка слушала, кивая головой. Потом она взяла Элишеву за руку: «Я им припасов отложила, он не
заметит. Спрячешь мешок под накидкой?»
Элишева кивнула и Малка покраснела: «Ты ведь на акушерку учишься, да? Папа мне говорил».
Девушка горячо что-то зашептала. Элишева задумчиво сказала: «Скорей всего, у тебя, то же самое,
что и у меня - только у меня уже третий месяц, - она улыбнулась. «Но ты не бойся, я тебе помогу».
-Он тебя и на порог не пустит, - горько отозвалась девушка. Едва Элишева спрятала мешок под
своей накидкой, как дверь распахнулась.
-Вон отсюда, - рав Судаков зажимал левой рукой разбитый, окровавленный нос. «Завтра по всему
городу появятся объявления о том, что вы оба отлучены от общины, понятно? И чтобы я вас
больше не видел! - выплюнул он.
-Не заплачем, - девушка еще успела коснуться руки Малки и прошептать, одними губами: «Я все
устрою».
Потом она вышла. Рав Судаков, злобно глядя на жену, крикнул: «Что ты сидишь! Если она еще раз
тут появится, Малка - тебе несдобровать». Он намочил полотенце в тазу. Вытерев кровь с лица,
швырнув его жене, мужчина грохнул дверью.
Малка заплакала - тихо, жалобно.
На улице было совсем холодно. Элишева ласково коснулась пальцами синяка под глазом Моше:
«Придем к дяде Аарону, я примочку сделаю. Завтра ничего не видно будет».
-От Стены он нас все равно не выгонит, - угрюмо ответил Моше. «Учиться я могу с дядей Аароном,
он не хуже отца в Талмуде разбирается. Он сказал, - юноша остановился, - сказал, что Ханеле
действительно утонула, вместе с ребенком. Там шторм был, на Черном море, - он тяжело
вздохнул. Внезапно остановившись, сев на ступеньку, Моше опустил голову в ладони.
Элишева положила руки ему на плечи: «А твоя мама?»
-Он ее сдал в сумасшедший дом, у Дамасских ворот, - сквозь слезы ответил Моше. «Почти три года
назад, когда он в Польшу уезжал. После этого я его и ударил, а потом он меня...- юноша махнул
рукой и не закончил.
-Не надо, - ласково сказала жена, обнимая его, - не надо, мой хороший. Переночуем у дяди
Аарона, завтра с утра ты найдешь нам комнату, а я пойду туда и заберу твою маму. Она должна
жить с нами.
-Элишева…- он поднял голову. Жена, стерев слезы с его лица, пожала плечами: «Это твоя мать,
Моше. Ты не волнуйся, папа мне рассказывал, как за такими больными ухаживать. Только ширму
надо будет в комнате поставить».
Моше помолчал и поднес к губам ее маленькую руку: «Может быть, мне с тобой пойти?»
-Не надо, - жена нежно подняла его. «Тебе будет тяжело, милый. Я все сама сделаю».
Моше посмотрел в черное, усеянное звездами небо, и услышал твердый голос жены: «Давай,
помолимся у Стены, а потом вернемся к дяде Аарону. Мне Малка для них провизии передала.
Надо отдохнуть, любовь моя, у нас завтра трудный день».
Он наклонился. Поцеловав мягкую, холодную щеку, Моше прижал Элишеву к себе. Они постояли,
обнявшись, на пустынной, каменной площади, посреди уже спящего, тихого города, а потом,
держась за руки, пошли к Стене.
Элишева выжала тряпку и довольно посмотрела на чистый пол. Комната была большой, светлой, в
окно были видные черепичные, покрытые снегом, крыши Иерусалима. Голубое, зимнее, яркое
небо сияло над городом, Пахло свежим ветром, внизу, на каменной стене, щебетали птицы.
-Я все в порядок привела, - гордо подумала Элишева. «Даже мебель успели купить, и дядя Аарон
ширму сделал».
Она зашла в боковую каморку. Наклонившись над очагом, девушка помешала вкусно пахнущий
суп. Элишева нарезала халу и вспомнила тяжелое молчание, что повисло над очередью, стоявшей
к пекарю. Женщины отворачивались от нее, пряча глаза. Она, засунув руки в карманы накидки,
встала прямо под напечатанным жирными буквами объявлением.
-Вероотступники, апикойросы, - было написано сверху. Элишева хихикнула: «Хорошо, что мне в
микву еще не скоро понадобится. Так бы не пустили, наверное. Хотя мама мне о том ручье
рассказывала, в окрестностях. Я его найду».
Их деньги уже лежали у турецкого менялы - тот учел векселя под процент. Моше, выйдя из его
конторы, взял жену под руку: «Артель я сколотил, меня ребята по старым временам помнят. Дядю
Аарона тоже взял, - он с деревом отлично работает. Будем здесь строить, - он обвел рукой улицу, -
в Вифлееме…»
Они вышли из Яффских ворот и остановились, глядя на пустынную равнину.
-Потом, - задумчиво сказал Моше, поправив кипу, - я найду какой-нибудь дом разваливающийся,
приведу его в порядок, и мы туда переедем. Если бы только можно было…, - он внезапно осекся.
Элишева, чувствуя его крепкую руку, кивнула: «Если бы только можно было землю покупать…»
-Я бы сразу за стены переселился, - хмыкнул Моше. «Надоело друг у друга на головах сидеть. Как
мама? - тихо спросил он.
-К Шабату будет дома, - Элишева, на мгновение, закрыла глаза. Она вспомнила темную, пахнущую
нечистотами, каморку, и женщину - изможденную, забившуюся в угол. Она закрывала ладонями
наголо обритую голову. Элишева гневно обернулась к смотрителю: «Это еще что такое?»
-Вши, - тот развел руками. «Мы всех бреем».
-Вы ее били, - Элишева присела на какие-то мокрые тряпки и ласково сказала: «Госпожа Судакова,
пожалуйста, не бойтесь. Я Элишева, ваша невестка. Я пришла забрать вас домой».
Женщина спрятала лицо в худые, покрытые грязной, холщовой рубашкой, колени, и стала
раскачиваться, что-то бормоча.
-Принесите мне горячей воды, - потребовала Элишева, поднимаясь. «Я ее сначала вымою, и
переодену».
-К Шабату, - повторила она. Моше, оглянувшись, спросил: «Видела ты эти объявления?»
Элишева усмехнулась и пожала его крепкие пальцы: «Провизию мне продают. Объявления
объявлениями, а прибыль терять никто не хочет. Тем более, ты у нас не только строитель, но и
резник - без мяса не останемся».
-Это рав Софер настоял, в Австрии, - объяснил ей муж, когда они уже медленно шли к еврейскому
кварталу. «Еще одно ремесло никогда не помешает».
-А я после Шабата уже и заниматься начну, с наставницей, - задумчиво сказала Элишева, глядя на
свежевыкрашенную дверь дома. Моше достал большой, грубой работы ключ. «На втором этаже, -
он пропустил жену вперед. «Там даже очаг есть, а кровати и ширму мы завтра с дядей Аароном
принесем».
Элишева оглядела просторную комнату. Зажмурившись от яркого солнца, что било в глаза, она
повернулась. Закинув руки на шею мужу, девушка шепнула: «Дверь закрой».
Он улыбнулся. Целуя ее, подняв на руки, прижав к стене, Моше ласково снял платок. Темные
локоны упали на плечи, она вся была легкая, гибкая. Моше, гладя ее по голове, услышал
сдавленный стон: «Я люблю тебя, так люблю!»
-Я тоже, - он опустился на колени и вспомнил маленький домик на берегу моря, под
Амстердамом, сырой ветер, что бил в ставни, трепещущий огонь свечи. Она тогда сказала, широко
открыв прозрачные глаза: «Господи, лучше и не бывает ничего. Навсегда, это теперь навсегда».
-Навсегда, - повторил он сейчас, целуя белую, нежную кожу чуть повыше шерстяного чулка.
Элишева наклонилась. Оказавшись вся у него в руках, опускаясь с ним на каменный пол, девушка
выдохнула: «Навсегда».
Она сняла горшок с огня. Разлив суп по тарелкам, Элишева прошла за ширму. Свекровь сидела,
поглаживая длинными, худыми пальцами молитвенник.
-Волосы отрастут, - Элишева ласково взяла ее за руку. «Надо пока в умывальную ее водить,
пеленки менять, но ничего, - она оправится. Ночью вставать придется, а еще маленький будет…
Ничего, - повторила она себе и улыбнулась: «Пойдемте, госпожа Судакова, поедим. Потом я на
шабат готовить буду. У нас гости сегодня - рав Горовиц и дочка его младшая».
Элишева кормила свекровь: «Бедная Малка, он ее совсем на улицу не выпускает. Теперь у дяди
Аарона постоянная работа есть, мы им будем помогать - с голоду не умрут. И Батшева с госпожой
Судаковой посидит, когда я у наставницы буду».
Она вытерла рот женщины холщовой салфеткой. Та, испуганно оглянувшись, спросила: «Где мой
муж?»
Элишева пожала плечами и стала убирать со стола: «В ешиве, госпожа Судакова, где же ему еще
быть».
-Это не он, - забормотала женщина, - это другой, тот…Я его видела, ночью, а потом просто
закрывала глаза. Не хочу знать, не хочу ничего знать…, Где Авраам? - требовательно спросила Лея.
