не на земле, или в палатке».
Натан выпил и задумчиво проговорил: «Мама все тебя женить хочет. Не зря она Айзенштадтов на
седер пригласила, с дочкой».
-Не зря, - смешливо согласился Хаим. «Только Ребекка Айзенштадт на территории не поедет - она и
Цинциннати дырой считает. А там, между прочим, уже миньян есть, не сегодня-завтра синагогу
построят. И вообще, - он повел рукой, - она привыкла к драгоценностям, экипажам..., Куда мне
такая жена? - он хмыкнул. Натан осторожно спросил: «А как у вас там, вообще, с этим..., - юноша
покраснел.
-Можно взять индианку, многие так делают, - Хаим рассмеялся.
-Они неплохие девушки, верные, даже хорошенькие бывают. Только сначала надо всю ее семью
вырезать, - он увидел бледное лицо брата и ворчливо добавил:
-Иначе ее отец или брат с тебя скальп снимут. У меня уже несколько человек так погибло. Да и
потом, - старший брат пожал плечами, - не везти же ее потом сюда, в Вашингтон. Маме и папе
вряд ли такая невестка по душе придется, сам понимаешь. А бросать ее там, с детьми, - он
вздохнул, - как-то бесчестно. У нас в лагере таких уже несколько. Мы их подкармливаем, конечно,
но у них одна дорога - по рукам пойти.
-А белых женщин совсем нет? - спросил Натан.
-Все замужние, - Хаим разлил остатки рома. «Рискуешь получить пулю в лоб от законного супруга,
у нас с этим просто».
-И как же ты..., - Натан не закончил, увидев легкую улыбку на красивых губах. «Я, - со значением
сказал Хаим, - умею устраиваться. Но как, - он поднялся и зевнул, - это, дорогой мой, тайна. Все
же тут речь идет о чести женщины, - он потрепал каштановые волосы младшего брата: «Ты только
к шлюхам не ходи, не стоит. У нас в Цинциннати есть бордель, - кто туда наведывается, потом
больше денег на докторов тратит».
-Да я не..., - Натан зарделся. Хаим добавил: «Подожди. Я тоже думал, - ничего такого не случится,
а потом оно мне само, что называется, в руки свалилось. Так же и у тебя будет».
Мораг присела рядом с ним, и, покачивая туфлей, улыбнулась: «Вы любите музыку, кузен, сразу
видно. У вас даже глаза заблестели. Тедди, - позвала она мужа, - нам надо устроить большой
вечер, в честь тети Эстер и ее сына. Вы сможете сыграть в квартете».
-И квартет у вас есть, - Эстер приняла от Тедди бокал с вином.
-Я собрал любителей, - Тедди развел руками. «Две скрипки, виолончель, я на фортепьяно играю.
Сами понимаете, тетя Эстер, зимы тут длинные. Мы развлекаемся, как можем. Балы,
благотворительные спектакли...»
-Я афишу видел, у миссис Фримен в гостинице, - Натан покраснел, - в Первой Баптистской Церкви
даже Шекспира ставят.
-Нам туда нельзя, - вздохнул Тедди, - это вечер для цветных. То есть можно, - поправил он себя, -
но так не принято. Даже аболиционистские собрания - разделены на две секции.
-Косность, - внезапно, звонко сказала Эстер. Она достала из бархатного мешочка свой серебряный
портсигар и подождала, пока Тедди чиркнет кресалом.
-Косность, - повторила она, выдыхая дым. «Отличные акушерки не могут сдать экзамены, потому
что они цветные. О врачах я вообще молчу, - женщина пожала плечами, - мистер Дерхем, в
Филадельфии, учился у самого доктора Раша, и что? Он не мог получить степень, не мог
практиковать среди белых...»
-Тетя Эстер, - заметила Мораг, - разве вы пойдете к цветному врачу?
Женщина только усмехнулась: «Перед лицом смерти, дорогая племянница, нет белых и цветных -
есть только знания врача и его умелые руки. Или ее, - добавила Эстер и вздохнула: «Впрочем,
женщин в университетах мы никогда не увидим».
Лакеи внесли кофе. Мораг, разливая его, заметила: «Значит, договорились - на следующей неделе
опять ждем вас в гости».
-А я ему нравлюсь, - смешливо поняла Мораг, передавая Натану серебряную чашку. «Краснеет. Он,
конечно, еще совсем юноша, но красивый. Он на отца похож. Жалко, что ему нельзя танцевать. На
балу все это происходит само собой. Можно даже поцеловаться. Все равно Тедди ничего не
узнает».
Она сидела у зеркала, расчесывая свои длинные, падающие на спину волосы. Муж лежал в
постели, просматривая какие-то записи. Мораг оглянулась на него и полюбовалась собой: «Пусть
остается. В конце концов, у меня теперь есть и новый гребень, и шкатулка, - она смазала губы
бальзамом. Девушка застыла, склонив голову, представляя себе топазы, блистающие на ее шее.
-Действительно, - Тедди удобней устроился в постели, и потянулся за чернильницей, - что за
косность? Тетя Эстер права, надо устраивать смешанные собрания. Клиентура моя от этого не
пострадает. Я и так не скрываю, что защищаю цветных pro bono.
Он быстро написал: «Дорогой мистер Хеджвик, я услышал о благотворительном вечере, что вы
организуете в Первой Баптистской Церкви. Мне бы хотелось на нем выступить. Пожалуйста,
сообщите мне, возможно ли это. Примите уверения, и так далее, ваш Теодор Бенджамин-Вулф.
-Сколько раз ему говорить, чтобы не писал в постели, - вздохнула Мораг, - потом пятна не
отстираешь. Хоть в спальне не курит, отучила я его.
Тедди подул на чернила и отложил бумаги: «Пусть займется этим вечером, ей скучно. Сидит с
ребенком, я работаю, с утра до ночи, по выходным еще и к клиентам езжу, или на деловые обеды
хожу...»
Мораг присела на постель. Он, потянув ее за руку, ласково шепнул: «Ты молодец, что придумала
этот концерт. Иди сюда, - Тедди вдохнул запах цветов и поцеловал ее: «Как закончу эту сделку для
тети Эстер, освобожу одно воскресенье, и съездим с тобой и Тедом на пикник, хочешь?»
-Я хочу ожерелье, - чуть не ответила Мораг. Потом, чувствуя его нежные руки, снимая рубашку,
девушка успокоила себя: «Его мне Натан подарит».
-Конечно, хочу, любимый, - проворковала она. Приподнявшись, Мораг задула свечи.
В изящно обставленной спальне пахло лавандой, вещи были разбросаны по широкой, под
шелковым балдахином, кровати.
Девушка, - высокая, стройная, с бронзовой кожей, закрутила черные волосы узлом на затылке.
Наклонившись, окунув перо в чернильницу, она написала на титульном листе книги: «Милой
мамочке от любящей дочери, Марты».
Салли благоговейно приняла томик: «Ты прямо как миссис Уитли, милая. Она ведь была первая из
черных, кто стихи писал».
-У меня не стихи, - Марта присела на край стола. Чиркнув кресалом, девушка ласково посмотрела
на мать. «У меня роман, мама, настоящий. О том, как…- Марта внезапно осеклась: «Вот об этом ей
знать совсем не стоит, она и так волнуется за меня. Я ей не говорила, что с Констанцей на юг
ездила, и о других вещах тоже не говорю. И не буду».
-О жизни на юге, - беззаботно Марта качала ногой.
-Ты и на юге никогда не жила, ты свободной родилась, - хмыкнула мать, рассматривая книгу.
«Пепельная роза Луизианы, - прочла она. «Очень красиво».
Марта затянулась сигаркой: «Мне рассказывали. Ты сама и рассказывала, мамочка. Это о
светлокожей девушке, квартеронке. Ее отец не успел подписать бумаги об освобождении. После
его смерти Розу, - так девушку зовут, - продают на аукционе. Ее ждут разные приключения, она
даже на территориях побывает…»
-Только не говори мне, что ты на территории ездила, - ахнула мать, - там опасно.
-Мне Констанца все описала, - улыбнулась Марта – не беспокойся, мамочка. Она мне помогла
книгу издать. Тысяча экземпляров, и уже все раскуплены, ее даже из Нью-Йорка не успели
вывезти. Сейчас второй тираж будет, - она потушила сигарку и соскочила со стола:
-Констанца напечатала отличную рецензию в своей газете, это очень помогло продажам.
Марта расстегнула пуговицы платья. Скинув его, оставшись в одной рубашке, девушка сладко
потянулась.
-Я читала ее книгу, - Салли все смотрела на дочь, - о путешествии на юг. Очень хорошая. Она одна
ездила?
-Конечно, одна, - Марта невинно распахнула глаза. Она вспомнила смешливый голос Констанцы:
«Вот и наши документы. Миссис Бербедж и ее рабыня. Мы с тобой весь юг изнутри увидим,
дорогая моя».
-Как мой отчим? - Марта прошла в умывальную. Салли кисло сказала: «Не называла бы ты его
так».
-Я же не в лицо, - Марта высунула голову наружу и пожала плечами. «Пусть он тебя с Натом в
Париж возьмет, следующей зимой. Он ведь едет договариваться с Наполеоном о покупке
Луизианы, Франции отчаянно нужны деньги».
-Возьмет, - радостно отозвалась Салли, прибирая вещи дочери. «После Рождества отплываем,
полгода там пробудем, а то и больше. Нат сможет в коллеж ходить, в Париже никто не узнает, что
он цветной».
-Устриц поешь, - Марта вышла в спальню, в одной рубашке, и поцеловала мать в нос, - они были
одного роста.
Салли помялась: «Ты к Мораг не зайдешь? У нее сынишка, славный, тоже Тедом зовут, годик ему».
