– Да что ж это… – Павел беспомощно оглянулся – Да что ж ты делаешь! Кто поможет? Да как это так?
В голове – стыдно ехать в метро, уколы, полиция – убить, наказать, ярость. Но полиции не было. Из прохожих бабка одна, остановилась на другой стороне неширокой улицы:
– Ну распустили! Да где ее хозяин?
– Нет у нее хозяина, и что делать? – Паша обрадовался, что появился свидетель.
Хотя какая помощь от бабки. Разругав собаку, бабка поковыляла дальше. Собака встала и потрусила прочь. Паша постоял, пока она не скрылась, поймал машину.
– Что это с тобой? – спросил водитель. – Ты мне тут все закапаешь!
– Давайте перевяжем чем-нибудь, бинт есть?
– А… садись! Только назад. И вон газету подстели, видишь, пачка газет.
Паша поехал домой, ворвался в комнату, как быть? Что делать?
– И где это тебя угораздило? – Люда осмотрела рану, – Где шлялся-то?
– Да вот сдуру решил прогуляться.
– Сдуру и решил. Поезжай теперь в травмопункт. А так как у тебя даже машины нет, пройдись лучше пешком. Да только подальше от собак. Они любят свежую кровь.
В травмопункте на линолеумном полу стояли продавленные откидные стулья, на стульях сидела травмированная молодежь, кто-то пьяный, кто-то перевязанный, парень с девушкой, парень бритый, смотрит волком, девушка его периодически била ладонью по лысому черепу:
– Ты придурок, да?
Тот склабился. От старика воняло. Была почти полночь. Паша зашел неуверенно в кабинет, в углу продолжала одеваться толстая тетка, медбрат грубо толкнул Пашу ладонью в живот:
– Куда, не видишь, что ли?
Паша застил глаза рукой. Ему перевязали рану, вкололи препарат, дали график уколов – Паша график сохранил, хотя делать их он будет, конечно, в своей поликлинике, на работе. И кинул эс-эм-эску, что на планерку не придет. Вот такая ночь. Надо отоспаться.
И он не пришел на планерку, на которой Дима лишился своего поста. Паша так и не узнал в деталях, как это случилось. Он мог бы догадаться – и догадался – что Арон Ашотович взял замечание Паши о диминых словах на карандаш. Он вряд ли мог представить, как дальше распорядился старый аппаратчик полученным знанием. Ведь так просто к Мстиславскому не подойдешь, не скажешь. Но у Димы есть враги. По совпадению, это друзья Арона Ашотовича.
Аккуратно – Арон Ашотович тоже не спал в ту ночь – он встретился с кем надо, сказал, что надо. Ну а дальше дело техники. Мстиславский бурил в своем любимом ресторане «Корни». Ресторан стоял у самого Кремля, но такое впечатление – что на окраине где-нибудь. Он бы там лучше смотрелся. Аляпистый декор, гигантские самовары с развеселыми надписями вроде «Эх-ух водка, черный хлеб, селедка». Густые желтого цвета портьеры, прикрывающие вип-комнаты. Толстые плюшевые скатерти на столах. Пластмассовые цветы. Сегодня для вас поет Машка-Разгуляйка, за синтезатором – Глеб Жегульский. Командированные нефтяники. Мстиславский. Доложили.
– Ну и пусть уматывает нах. Завтра объявим, приказ после планерки изготовим.
Позже, много позже, и отчасти случайно, Паша узнал еще более глубокие детали. Те самые друзья Арона Ашотовича, которые – враги Димы Большеславского, были тесно связаны с Петром Либкнехтом, куратором Паши, замом Мстиславского. Дима не верил словам Мстиславского о «рвении», но, если что-то повторять изо дня в день, поневоле поверишь. Дима вышел на этих самых друзей. Конечно, он не знал, что это друзья Либкнехта. Знать, как выяснилось, стоило.
Началось все с того, что одна мелкая компания сунулась участвовать в тендере Российских Стальных Путей, где с нее затребовали 30% отката. Компания нажаловалась в Группу. Дело попало Диме. Он долго мучился. Он знал, что есть люди, который трогать нельзя. Но Мстиславский как раз в очередной раз громыхнул на планерке что-то о «чистых руках», и Дима попытался дать делу официальный ход. То есть состряпал бумагу и пустил ее по инстанциям. От бумаги шарахались, как будто ее писал чумной. О Диме заговорили – даже странно, что Паша не слышал этих разговоров тогда, но такое случается в очень больших компаниях.
Диме говорили. К Диме сначала подкатывал Арон Ашотович, намекал. Не внял. Сам Либкнехт имел с Димой беседу, страшное унижение, после которого Диме все равно в Группе не жить. Тут Дима задергался. Попытался связаться с Мстиславским. Слова «вы можете прийти ко мне в любой час любого дня» звучали ведь часто. И Дима им отчасти верил. О просьбе Большеславского доложили Мстиславскому. Тянулись недели, Мстиславский не принимал, потому что Либкнехт успел изложить боссу свою версию событий. Это у него, у Большеславского, темный бизнес с неустановленными лицами. Вот с этой вот фирмочкой, которая хотела продавать Стальным Путям костыли для шпал. Спасая свою задницу, Великанов якобы придумал, что тему крышует Либкнехт. С больной головы на здоровую. Старый прием. Для Мстиславского так даже вопрос не стоял, кто тут прав, поскольку Стальные Пути – это Стальные Пути, рельсы, трубы, провода, не руби сук, а то руки отрубят. К тому же Мстиславский был склонен скорее поверить в подлость, чем в честность и подвижничество. Но соблюдать внешний политес, если львиная доля твоей работы – имитация, это святое. Мстиславский дал команду искать на Большеславского «что-нибудь нейтральное». Разговор Паши с Ароном Ашотовичем пришелся очень кстати.
Паша, как узнал об увольнении, бросился было к Диме, но что-то его остановило. Паша впервые понял, что такое выбирать между долгом и дружбой.
– А чем я могу ему помочь? Дело сделано. Так, утешить.
Решил, что утешит уже после работы.
– Там Дима вещи собирает, – сказал коллега.
– А ты заходил проститься?
– Не, мимо проходил, у него дверь открыта.
Ближе к вечеру Паша написал Диме эс-эм-эс, дескать, держись! Дима долго не отвечал. Наконец в ночь, пьяный, позвонил.
– Блин, мне пить нельзя вообще-то. Я в «Сладкой палочке», подъедешь? Я в хлам.
– Поздно уже, – Паша не спал, но в «Палочку» ехать не захотел.
– Узнаю, кто сдал, сука, расстреляю. Вот своими руками расстреляю суку!
Паша послушал немного пьяный бред, и положил трубку. Он думал, что больше, наверное, не увидит Диму никогда.
Глава 10. Оттенки синего
Подходил Новый год, стремительно. Люда поставила вопрос о хорошем отдыхе. Стали лазить по интернету. Но тут дорого, там уже все расхватали. Наконец сошлись на том, что поедут в санаторий минэкономразвития. Правда, он для сотрудников этого министерства. Формально могут заехать все, но прайс для чужаков такой, что никто не едет. Это обеспечивает соблюдение рыночных правил с одной стороны, и избавляет от чужаков – с другой. Всем сестрам по серьгам, и все сестры целы.
Паша и узнал-то о существовании санатория потому, что попросили проверить, не выпадает ли санаторий из рынка. Паша встретился с сотрудником министерства, который курировал Объект, в ресторане «Луч добра».
– Привет! – молодой парнишка расправил улыбкой прыщики на лице, не знавшем бритвы.
– Цветов не надо, – Паша решил, что это торговец букетами, из тех, что шляются по ресторанам.
– Павел? Я Михаил вообще-то.
Там ведь все молодые. Молодые да ранние. Не намного моложе Паши, но уже другое поколение. Кеды с какими-то острыми шипами. Зеленый шарф. Клетчатый свитер. Говорит быстро, активно жестикулирует, сам шутит, сам смеется. Паше было не по себе.
– С этим санаторием, конечно, история, – Михаил хихикнул, – Ну кто туда поедет? Подмосковье – это не Бали. За такие деньги в Таиланд десять раз съездить можно. Прайс нереальный.
– В ваших все руках.
– Ну как в наших? Невидимая рука рынка диктует свои правила, она сильнее нашей руки. Объект построен в 1970-е, недавно проведена полная реконструкция. Плитка была хуже, чем у меня на съемной квартире. Прикиньте? Ну кто поедет в сарай? В сарай можно один раз обманом завлечь.
– Ремонт, и? Нет, мне воды, пожалуйста.
– А я пожалуй красненького. Ничего, что вы не пьете? У нас же деловая встреча. А то умотали Сивку крутые горки. Так вот да, ремонт. Ну и потом содержание объекта. Объект висит на собственной котельной. Топится от сжиженного газа, который завозят такими круглыми машинками. Это дорого.
– Круглыми машинками?
– Ну да, такими… фурами. Но вы поймите. Было бы нехорошо, чтобы туда не могли поехать люди с рынка. Они платят всего по 8 тысяч в день, и едут. Теоретически. На самом деле, не едут, но такая возможность есть. А мы гасим затраты наших сотрудников из наших внутренних резервов, для них всего 100 рублей в день, но тоже желающих немного. Объект стоит в планах приватизации. Кстати, не хотите изучить?
– То есть?
– У нас на Новый год тариф «для улицы» 12 тысяч в день. А вы поедете с ревизией за счет министерства.
– Ну я не знаю…
– Конечно, можно сделать так, что вы будете платить. 150 рублей в день. Это потому что Новый год. Так бы сто, я уже говорил.