Когда я снова услышала его голос (он обращался к Алине), было уже без четверти три, а я все писала. Он зашел посмотреть, что я делаю. Я остановилась и сказала, что готова. Я не хотела, чтобы он подумал, что я не справляюсь.
Каждый раз, когда он выходил за новой пациенткой, я стояла у входа в кабинет и улыбалась. Он представлял меня женщине и спрашивал у нее, разрешает ли она мне присутствовать на консультации, добавляя, что я буду делать записи, но что ее частной жизни ничто не угрожает. И что, само собой, она может в любой момент попросить меня выйти.
Но ни одна из женщин этого не сделала.
Когда консультации закончились, он спросил, не хочу ли я сходить домой и прийти сюда позже, чтобы подвести итог дня. Я посмотрела на часы. Было шесть вечера. У последней пациентки встреча была назначена на половину пятого. Она вошла в кабинет в четверть шестого, и он продержал ее сорок пять минут. Я отпросилась у него на минутку, вышла и включила мобильный. Ни одного эсэмэс, но три голосовых сообщения. Раздраженная и уставшая, я их выслушала. Первое – от подруги, Доминик: Как дела на новой службе, дорогая? Второе – от моего преподавателя, который приглашал в гости. Третье сообщение оставила Матильда Матис, местный представитель фармацевтической компании «WOPharma»: предлагала мне опробовать эндоскоп, который она представила несколько месяцев назад акушерам-гинекологам частных клиник Турмана, и спросила, как продвигается мой анализ клинического исследования. Как же она меня бесит. Анализ никак не продвигался. В папке была сотня дел, и я их еще не открывала, я подумала, что времени достаточно, первое собрание презентации состоится… не знаю когда, но я узнаю об этом за несколько дней.
К счастью, меня расстроило вовсе не сообщение Матильды. Меня вывело из себя то, что он ни разу не позвонил. Что-то подсказывало мне, что и в электронном ящике я его писем не найду.
Стиснув зубы, я вернулась в кабинет Кармы. Он как раз снимал халат и надевал жилет. Неужели он думал, что я позволю ему вот так уйти?
– Хорошо. Давайте сейчас же все обсудим.
Он посмотрел на меня:
– Ладно. Но скоро придет уборщица, она убирает все отделение. Давайте поищем для нашей беседы другое место.
Он протянул мне мой плащ, надел свой, достал из шкафа кожаный портфель, из которого выглядывал поясок из белой ткани, и вышел, не сказав ни слова.
Он открыл стеклянную дверь, спустился по внешней лестнице, пошел по аллее к новому зданию кубической формы в сотнях метров от акушерской клиники, рядом с больницей. Он шел очень быстро, я едва за ним поспевала.
Войдя в холл, он достал связку ключей, открыл дверь на первом этаже и впустил меня в свою квартиру.
В гостиной я увидела небольшой диван, кресло, телевизионный экран формата 16:9 и низкий столик. Стены от пола до потолка были заставлены книгами и DVD. На полу валялись груды книг, журналов, видеокассет. На диване лежала гитара с порванной струной.
– Я сделаю чай. Вы будете?
Я посмотрела в сторону кухни. Я ожидала, что она окажется такой же заваленной, как и гостиная, но она выглядела так, как будто ее отмывали несколько часов и теперь она сверкала.
Он налил воду в электрический чайник. Я сняла плащ и заметила, что забыла снять халат, а сумку оставила в шкафу. Но я подумала: Черт, это ведь совсем неважно.
– Да, спасибо. Я хотела бы… помыть руки.
– Вторая дверь налево.
Выходя из ванной комнаты, я невольно заглянула в спальню. Она была убрана, кровать заправлена. Может быть, его мать живет этажом выше?
Нет, это невозможно. Это здание относится к интернату, в нем живут интерны на службе УГЦ, реже – практиканты, которые часто приезжают, когда у них еще нет жилья. Я уже несколько раз жила здесь в одной из комнат, но и не догадывалась о существовании этой квартиры на первом этаже. В принципе, Карма не должен был здесь жить.
Когда я вернулась в гостиную, он ставил на низкий столик поднос.
– Устраивайтесь, – сказал он, указав на кресло.
На кресле лежали две стопки DVD-дисков, «Анатомия страсти», «Urgences» [15] , «Клиника», «Primary Саге» [16] …
– Вы смотрите медицинские сериалы? – удивленно спросила я.
– Да. Я узнал из них много интересного. А вы?
Я отодвинула DVD в сторону, чтобы сесть, и указала на красную обложку, на которой было написано «Доктор Хаус».
– Я как-то начала смотреть этот сериал, но он меня бесил и… Потому что это он заставлял меня его смотреть, повторяя, что во многих эпизодах речь идет о половой неоднозначности, мозаицизме [17] и обо всем, что касается операций, но я не хочу об этом говорить, так что, пожалуйста, не настаивайте..
С большого подноса он перенес на стол чайник, две большие чашки в цветочек и тарелку с восточными сладостями.
А, поняла! Он гей…
– Чай, чашки в цветочек, восточные сладости… Если я при этом не гей…
Он что, читает мои мысли?
Я покраснела до ушей, и он рассмеялся.
– Садитесь, прошу вас, – сказал он, указывая на кресло, затем осторожно взял гитару, поставил ее на металлический штатив в углу комнаты, уселся на диван и разлил чай по чашкам. – Сахар? Молоко? Лимон?
– Нет, спасибо. Я… мне очень жаль, я не хотела.
– Чего именно?
– Быть невежливой.
– Подумав, что я – гей? Это не невежливость. Это просто ошибка. И это не имеет никакого значения.
– Но как вы…
– Узнал, что вы об этом подумали? Я этого не знал. Я каждый раз так шучу, когда подаю чай на этот столик. Но по вашей реакции я понял, что такая мысль приходила вам в голову…
Что он за человек?
Он протянул мне одну из чашек в цветочек, удобно устроился на диване, поставил свою чашку себе на колени и игривым тоном спросил:
– Ну, и каким показался вам первый день?
У него наверняка было что-то на уме, но мне меньше всего хотелось разгадывать его загадки, так что я просто ответила:
– Длинным.
– Да. Лечить – занятие очень утомительное, угнетающее и неблагодар… – Он поднес чай к губам, тот показался ему слишком горячим, он опустил чашку и задумчиво добавил: – Вы уверены, что хотите этим заниматься?
Я пожала плечами. Какой глупый вопрос!
– Мне надоедает постоянно выслушивать жалобы людей.
– Совершенно с вами согласен. Жизнь врача была бы гораздо проще, если бы больные ограничивали свои жалобы перечислением симптомов.
Он надо мной смеется…
– Вовсе нет, – сказал он.
– Что?
– Я не смеюсь над вами, это самоирония. Но мне нравится, что вы чувствуете, что это относится и к вам.
Я снова покраснела, еще больше, чем в предыдущий раз. Теперь я почувствовала, что покраснело не только мое лицо, но и шея и плечи, как будто…
– Ну же, вы не ответили на мой вопрос. Каким показался вам первый день?
Нужно собраться, нельзя, чтобы он полностью завладел инициативой. Я достала из халата блокнот и перелистнула несколько страниц в поисках первой консультации.
– Мне… нужно очень многое сказать.
– Не сомневаюсь, – сказал он, глотнув чая. – Я вас слушаю.
Я посмотрела на свои записи. Я исписала двадцать страниц, и каждая новая запись начиналась примерно так:
...
МЖ 19 д., о.с. хор., нсу, кс обычн., прос. выпис. ОК, опрос:
3 мин., клин. обед. = 0, доп. обед. = 0, продл. ОК 12 мес!
Я поколебалась, не решаясь перейти к полному отчету о первой пациентке, той, что больше не переносила таблетки, но наконец начала читать. Он внимательно меня слушал. А затем, когда я остановилась, сказал:
– Очень хорошо, очень точно. Вы действительно хорошая ученица.
От этого замечания у меня в горле вспыхнул огонь, как от глотка горячего кофе.
– Но, по вашему мнению, Джинн, что она хотела сказать, эта женщина, говоря: «Я больше не переношу свои таблетки»?
Я посмотрела на него и сказала:
– Не знаю. Не знаю, я… нервничала, когда все это писала, поэтому не смогла вспомнить, о чем она… рассказывала.
– Именно так. Или же вы невнимательно слушали ее рассказ… – Он сделал понимающую мину. – Но это в прошлом, не будем больше к этому возвращаться. Читайте дальше.
Я прочла:
«Молодая женщина девятнадцати лет, общее состояние хорошее… Обычная консультация, просит выписать оральные контрацептивы. Опрос: три минуты. Клиническое обследование: никакого. Дополнительное обследование: никакого. Продление контрацептивов на двенадцать месяцев».
Он поднял бровь:
– Что значит «нсу»?
– Простите?
– Когда вы вышли, чтобы проверить свои сообщения, вы оставили тетрадь на столе. Вы написали: МЖ 19 л., о.с. хор., нсу, кс обычн., но сейчас, читая мне свои записи, вы упустили это «нсу».
– Это… неважно.
– Это наверняка важно, ведь вы это отметили. Поскольку это написано до того, как мы узнали суть жалобы пациентки, думаю, это относится к ее описанию.
Мне хотелось соврать, но что-то в его взгляде подсказало мне, что он это заметит. К тому же мне было нечего терять, и он сказал, что я могу делать какие угодно замечания.
