– Таков уж Лют, – промолвил Мстиша, разводя руками.
Фома подошел к Выскирю и с похлопал его по плечу.
– Не повезло тебе нынче – не удалась охота.
– Мать леса не пожелала дать мне добычу, – задумчиво произнес Выскирь. – Видать, мало я ее почтил.
– Кто? – не понял Фома.
– Хозяйка леса, – уточнил его собеседник.
Догадавшись, что Выскирь имеет в виду какую-то языческую богиню своего племени, Фома назидательно сказал:
– Не ведаю, кто там для тебя хозяйка, а я чту токмо нашего Спасителя Христа.
Он принялся горячо убеждать молодого раба в преимуществе христианской веры перед любым язычеством. Выскирь слушал со вниманием, но при этом на его лице не выражалось никаких эмоций.
«Вряд ли Фома сумеет обратить его в христианство», – засомневался Блуд.
Выскиря подозвал к себе Лют, дабы в очередной раз выбранить и наградить тумаками. Издевательства над рабом продолжались, пока Гомол не сообщил о том, что баня готова.
– Может, теперь Лют хоть малость подобреет, – буркнул себе под нос Блуд.
После того, как гости помылись и попарились, тиун позвал их в большую горницу ужинать. На столе лежали на блюдах поросята, дичь, рыба и пироги да стояли кувшины с хмельными напитками и квасом.
«Здесь десятка два голодных смогли бы насытиться», – отметил Блуд.
– Откушайте, гости дорогие! – предложил Гомол.
Изголодавшиеся охотники вначале ели молча. Первым заговорил Лют:
– Стыдно в Киев ворочаться без добычи. Давайте завтра еще поохотимся.
– Мы и завтра можем ничего не добыть, – отозвался Мстиша.
В очередной раз Блуд подивился тому, какие братья Свенельдовичи разные: Лют не отличался умом, но всегда был готов к действию, зато Мстиша был больше склонен рассуждать о деле, чем делать.
– Охота будет удачной, коли Перун получит от нас требу, – решительно заявил Лют.
Тиун засуетился:
– Я велю требище подготовить и за волхвом пошлю. А скотину али птицу выбирайте для требы любую – мне для доброго дела ничего не жаль.
– Скотину я себе выберу, – пообещал Лют, как-то странно усмехнувшись.
– Ты что затеял? – спросил Мстиша, глядя на брата с подозрением.
Лют опять ухмыльнулся:
– Моей требой станет Выскирь. Авось, тогда Перун явит ко мне милость.
Хотя язычество восточных славян не отличалось особой жестокостью, тем не менее в древние времена у них приносились человеческие жертвы, которыми обычно становились пленные чужеземцы. Княгиня Ольга запретила проливать на требище человеческую кровь. Князь Святослав возобновил жертвоприношение пленников, но это происходило только во время походов, а в Киеве остался в силе введенный его матерью запрет на заклание людей. При Ярополке закон княгини Ольги не нарушался, к чему волхвы относились неоднозначно: одни ничего не имели против домашних животных и птиц, другие, покоряясь княжьей воле, тихо роптали. Но желающих ослушаться запрета почти не находилось, потому что наказанием за ритуальное убийство было для волхвов изгнание, а для прочих людей – уплата виры43.
На Мстишу идея брата произвела самое неприятное впечатление. Обычно сдержанный и спокойный юноша вскочил и закричал так, что зазвенело в ушах:
– Ты в своем уме? Не губи Выскиря!
Лют принялся убеждать брата в необходимости принесения человеческой жертвы для завтрашней удачной охоты.
– А из кого же еще делать требу, коли не из Выскиря? Других рабов-полонян здесь нет.
Блуд вмешался в спор двух братьев:
– Нашему князю не по нраву людская кровь на требище.
– Не станет же Ярополк долго сердиться из-за раба. Ну, потребует он виру, так я заплачу.
– Батюшка наш заплатит, – уточнил Мстиша, намекая на то, что прижимистый Свенельд не любит лишних трат.
Однако Лют, будучи любимцем отца, не очень боялся его гнева и упрямо стоял на своем.
Не дождавшись завершения спора, Блуд поднялся из-за стола.
– Пойду я спать.
– Спать? – удивился Лют. – А как же треба?
– Моя вера запрещает класть требы, – отрезал Блуд.
– А поглядеть не желаешь?
– Не желаю.
– А твои слуги?
– Фома тоже христианин, прочие как хотят – я их не буду неволить.
Лют недовольно проворчал:
– Перун на тебя осерчает.
– Пущай серчает, – отозвался Блуд. – Мой Бог меня защитит.
– Токмо удачи на охоте тебе завтра не будет.
– Я поутру ворочаюсь в Киев, – заявил Блуд.
Он решил больше не участвовать в охоте, потому что был крайне недоволен затеянным Лютом жертвоприношением.
– Я тоже ворочаюсь, – неожиданно сообщил Мстиша.
Лют окинул брата неприязненным взглядом.
– Как ворочаешься? Я тебе не дозволяю!
– А я тебя не послушаюсь, хоть режь меня!
Мстиша редко проявлял упрямство, но уж если это случалось, то переубедить его не мог никто. Знавший об этой черте брата Лют побелел от злости и процедил сквозь зубы:
– Леший с тобой! Поступай как знаешь!
Блуд отправился спать. Тиун самолично проводил его в одну из малых горниц, где была приготовлена мягкая постель. Поблагодарив Гомола за заботу, Блуд разделся, лег и почти мгновенно уснул.
На рассвете Фома разбудил своего господина. Едва Блуд успел подняться с постели, как в сенях послышался громкий топот, затем дверь распахнулась, и в горницу ворвался разъяренный Лют.
– Убью! – взревел он, бросаясь на Фому.
Блуд преградил путь разошедшемуся Свенельдовичу.
– Уймись, Лют! Коли тебе моя челядь не угодила, жалуйся мне, а не кидайся на чужих слуг! Сказывай, чем тебя разозлил Фома?
– Он помешал мне совершить требу! – проскрежетал Лют.
– Как помешал? – удивился Блуд.
– Помог утечь Выскирю!
Эта новость так понравилась Блуду, что он не сумел скрыть своего удовлетворения, отчего Лют еще больше рассвирепел:
– Значит, он не дал совершиться моей требе по твоему наущению?
– Я сам… – начал Фома.
Блуд оборвал его:
– Молчи, Фома, покуда я не дозволю тебе уста разомкнуть!
Он решил взять на себя вину за бегство Выскиря.
«Иначе Лют убьет Фому».
Однако не успел Блуд что-то сказать, как в горницу вошел Мстиша и с порога обратился к брату:
– Я помог утечь нашему рабу! Меня брани!
– Да, пропадите вы все пропадом! – воскликнул Лют и вышел, громко хлопнув дверью.
– Кто же все-таки помог рабу утечь? – осведомился Блуд.
– Я! – признался Фома.
– Я тоже хотел спасти Выскиря, но меня опередили, – добавил Мстиша.
Блуд махнул рукой.
– А я доволен тем, что случилось. Выходит, Лют не зря на нас троих обиделся.
– Ничего, позлится мой братец и успокоится, – сказал Мстиша. – Он отходчивый, и мы, может быть, уже нынче сумеем с ним помириться.
Однако Лют ускакал на охоту так и не помирившись ни с собственным братом, ни с Блудом. А спустя час после отбытия старшего Свенельдовича появился Выскирь. Блуд, Мстиша и их слуги собирались сесть на коней, когда перед ними предстал раб, убежавший минувшей ночью от расправы.
– Ты зачем воротился? – недоуменно спросил Фома.
Его удивление было понятным. Вряд ли Выскиря ждал теплый прием у Свенельда, и ему выгоднее было бы найти себе других хозяев где-нибудь подальше от Киева.
– Неужто ты боишься в лесу заблудиться? – продолжал выспрашивать Фома.
– Да, Выскирь лес знает, как мы свой двор, – подал голос Мстиша, которого совсем не удивило появление раба. – Он там и пропитание всегда сыщет и из всего сделает оружие.
Раб молча переминался с ноги на ногу.
Поскольку лошадь, на которой Выскирь прибыл в становище, забрал с собой Лют, то пришлось искать ей замену. Вскоре тиун привел старую клячу неопределенной масти и с торчащими ребрами. Пока Выскирь осторожно взбирался на эту заморенную кобылу, Мстиша с усмешкой сказал Блуду:
– Знаешь почто он не утек? У него в Киеве на Подоле есть присуха – младая вдова по имени Добронька.
– Неужто Вескирь из-за женки согласен принять смерть?
– И я за Раду не пожалел бы жизни, – признался юноша.
– А я за свою матушку, земля ей пухом, – проговорил Блуд после недолгой паузы.
– Неужто тебе ни одна девица не была люба?
– Покуда не была.
Мстиша посмотрел на друга с жалостью.
– Тяжко тебе, должно быть, без любви?
– А тебе с любовью легко? Вон ты как страдал недавно.
– Да, страдал. А нынче, когда Рада согласилась стать моей женой, мне мои прежние страдания даже милы.
– Скоро твоя свадьба? – поинтересовался Блуд.
– Отец обещал, что осенью – радостно сообщил Мстиша.
– Свенельд же не хотел, чтобы ты женился раньше Люта.
– Брат тоже сыскал себе невесту. У нас в один день будут свадьбы.
Выскирь, наконец, залез на едва живую клячу.
– Авось, кобыла не сдохнет в пути, – проворчал Блуд.
– А Лют охотится во владениях древлянского князя, – неожиданно сообщил Выскирь.
