Бес меченый
Исторический роман
Вера Гривина
© Вера Гривина, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Главные события романа происходит в начале тридцатых годов XVII века. Воспитанный в большой строгости сын богатого казанского купца, Савва, отправившись в первую свою деловую поездку, заводит дружбу с необычным человеком по прозвищу Полкан, что меняет в корне жизнь купеческого отпрыска. Друзья вместе пускаются в опасный путь по еще не оправившейся от Смутного времени России…
Пролог
В один из осенних вечеров 1610 года вблизи Казани появились трое изможденных странников: двое мужчин и одна женщина. Опираясь на толстые суковатые палки, они медленно брели по дороге под моросящим дождем. Этим людям явно пришлось преодолеть далеко не одну версту по охваченной Смутой1 России: их одежда давно превратилась в лохмотья, а босые ноги покрылись язвами и струпьями. Прозрачную от худобы женщину, казалось, качало ветром, и, глядя на ее мертвецки бледное лицо можно было только подивиться, почему она еще жива. Мужчины выглядели немногим лучше женщины: оба они с трудом передвигали ноги.
Едва вдалеке показались избы и дворы казанских предместий, один из странников – коренастый, обросший густыми космами мужчина – остановился и, осенив себя крестным знамением, воскликнул:
– Слава Иисусе, дошли!
Его спутники тоже перекрестились.
– Прямо-таки не верится, – проскрипел лысый, костлявый старик.
Косматый мужчина тяжело вздохнул и предложил:
– Давайте малость передохнем.
Путники сели на пропитанную влагой придорожную землю, вынули из тощей сумки три маленькие корочки черного как деготь хлеба и принялись молча жевать. Первым нарушил молчание старик:
– Добрались мы, Фома, до города Казани, а что с нами дальше случится одному Богу ведомо. Будем молить Господа о милости к нам…
Не дав ему договорить, Фома изрек:
– На Бога уповай, но и сам не оплошай, Гордей!
– Трудно не оплошать, когда у тебя ничего нет, – резонно возразил Гордей.
Фома старательно огляделся по сторонам и только тогда, когда убедился, что поблизости никого постороннего нет тихо сообщил старику:
– Я кое-что сумел взять с собой из Великого Устюга. Не будь я Фомой Грудицыным, коли мое злато-серебро не храниться здесь, – он хлопнул рукой по своему посоху, – и его не довольно, чтобы начать новую жизнь.
Гордей бросился на колени и, ткнувшись лбом в землю, забормотал:
– Благодетель ты мой! Спаситель! Буду век тебе служить верой и правдой!
Фома кивнул.
– Служи, Гордей! Ты хоть и старик, но покрепче иного молодого будешь. Лет десять еще сумеешь мне прослужить.
– Больше, Фомушка! Больше, благодетель! Матушка моя, царствие ей небесное, сказывала, что я на свет народился при благословенном государе Иване Васильевиче Грозном, в то лето, когда поганый крымский хан2 пожег Москву.
– Так ты и не старый вовсе? – удивился Фома. – А на вид почитай древний.
– Не лета меня состарили, а беды и невзгоды, – промолвил Гордей с горечью. – Я таким стал опосля того, как лихие люди всех моих родичей изничтожили и самого меня едва не сгубили.
– На все воля Господня, – изрек Фома, крестясь.
Гордей тоже осенил себя знамением.
– Я с Божьей волей давно смирился. Могло ведь и хуже быть.
– А на меня ты зла не держишь? – неожиданно спросил Фома.
Фома опешил:
– За что же мне держать зло на спасителя своего?
– За то что я тебя в пути голодом морил и заставлял подаяние собирать, а сам деньги хранил у себя в посохе.
– Но ведь и ты питался подаянием, равно как и жена твоя. Кабы кто-либо прознал о твоих деньгах, нас всех непременно порешили бы, а нынче мы хотя и голодные, зато живые. Так что вовсе не зря ты, мой благодетель, хранил свое состояние в тайне – от твоей секретности одна токмо польза.
Пока мужчины беседовали, женщина сидела неподвижно, словно замороженная. Внезапно она встрепенулась и в ужасе вскрикнула:
– Свят, свят, свят! Спаси Христе и Пресвятая Богородица! Изыди нечистый!
Фома и Гордей растерянно глянули туда, куда был устремлен взор женщины, и увидели на ветке осины огромного ворона. Птица пронзительно закричала, отчего путникам стало не по себе.
Фома перекрестился и обрушился на жену с бранью:
– Вот курица заполошенная! Чай, на дереве сидит ворона, а не черт, прости Господи! Чего же ты дура обомлела? Уймись, Матрена!
Глаза женщины были по-прежнему наполнены ужасом.
– Не по-вороньи сия птица кричит, а ржет по-лошадинному, – прошептала она.
Фома еще пуще рассердился:
– Окстись, блаженная! Тебе невесть что мерещится!..
Но тут ворон вновь подал голос, и Фома, к своему ужасу, вынужден был признать, что жена права: крик птицы больше походил на конское ржание, чем на воронье карканье.
Мужчины вскочили и принялись швырять в ворона камнями. Первый камень не долетел, зато второй едва не задел птицу, отчего она нехотя сорвалась с ветки и, громко хлопая крыльями, улетела в сумерки.
Фома торопливо перекрестился.
– Убралось чертово отродье!
– Убралось! – поддакнул ему Гордей.
– Хватит дурью мучиться! – прикрикнул Фома на своих спутников. – Нам надобно ночлег найти, покуда совсем не стемнело.
Внезапно Матрена упала на колени, и ее вырвало.
– Чего тебя опять выворачивает? – проворчал ее муж.
– Кажись, в тягости я! – выдавила из себя Матрена.
Фома озабоченно наморщил лоб.
– Дите-то хоть мое? Вроде бы на тебя в пути никто не польстился, но чем черт не шутит, покуда Бог спит. Может быть, ты все же с кем-то согрешила? А, Матрена?
Стоя по-прежнему на коленях, Матрена истово перекрестилась.
– Христом Богом клянусь, что окромя тебя, Фома, меня никто не познал! Твое дите во мне!
– Добро! Значит, коли Господу угодно, будет у меня наследник. Ладно, давайте искать себе приют.
Путники взвалили на спины свои сумы и торопливо заковыляли к казанским предместьям.
Глава 1
Благочестивое семейство
Дело, начатое в разгар Смуты на спрятанные в дорожном посохе деньги быстро принесло свои результаты. Десять лет спустя купец Фома Грудицын возил товары на своих судах по Волге и Каме, а потом ему уже не стало хватать размаха на российских просторах, и он развернулся аж до Персии, куда совершал ежегодные поездки. Понятно, что денег у Фомы было много, но он к ним относился рачительно: берег даже полушку3, держа домашних в черном теле.
В Казани Грудицын был уважаемым человеком, причем его почитали не только за немалое богатство, а еще и за благочестие. Он редко пропускал церковные службы, строго постился, подавал по праздникам нищим милостыню и жертвовал иногда на храмы.
Семейство Фомы состояло из трех человек – он, его жена Матрена и их единственный сын Савва, появившийся на свет через семь месяцев после того, как его родители осели в Казани. Ребенок родился очень слабым, чему причиной были, те невзгоды, которые претерпела его мать в первые месяцы своей беременности. Мало кто верил, что Саввушка выживет, однако он, в конце концов, окреп и благополучно достиг девятнадцатилетнего возраста. Родители растили его в большой строгости. Юноше возбранялись не только молодецкие забавы, но даже смех или улыбка некстати, а если отец замечал, что взгляд сына задержался на женщине, немедленно следовала кара. В результате такого воспитания Савва был, хотя и довольно робким, зато очень послушным молодым человеком. Оставалось Фоме сделать из сына настоящего купца, продолжателя семейного дела.
Однажды утром семейство Грудицыных задержалось за трапезой. Обычно хозяин, покончив с едой, сразу же отдавал домашним повеления, и каждый спешил к своему занятию, но на сей раз Фома почему-то медлил. Матрена и Савва давно положили ложки, девка Ольгунька убрала со стола посуду, а глава семейства все еще не сказал ни слова. Наконец, Фома прокашлялся и обратился к сыну:
– Лед на Волге тронулся, и мне вскорости надобно плыть в Персию. Пора и тебе, сынок, за дело браться. Отправляйся-ка ты, Саввушка, опосля Благовещения в Соль-Камскую с товарами. Нам нынче деньги особливо надобны – на свадьбу твою. Нашел я тебе невесту с добрым приданым: девицу благочестивую, из семейства почтенного.
Савва так обрадовался предстоящему путешествию, что пропустил мимо ушей сообщение о скорой свадьбе. Он упал на колени и отвесил отцу земной поклон.
– Спасибо тебе, батюшка, за твою обо мне заботу!
– О ком же мне заботиться, как не о наследнике единственном, продолжателе дела и рода?
– Благослови тебя Господь! – воскликнул Савва и еще раз поклонился.
Фома поднялся из-за стола.
– Пойдем, Саввушка, в лавки. Нехристь Ибрагимка, будь он неладен, обещался привезти нынче товар, а Гордей малость занемог. Ступай одеваться!
