нее взглядом, как радостный клещ. Ей стало жутко. Как будто и не было никого, кроме них двоих, в этом пыльном автобусе со стонущими амортизаторами.
В чехарде мыслей Марта успела понять, что она не может рассмотреть его лицо. Как говорят, «что-то неуловимое было в его лице». В этом лице неуловимо было все. Тут Марту слегка толкнули в бок, и она обернулась.
«Прсстите…» — пьяненькое джинсовое нечто попыталось присоседиться рядом на сиденье. Соседствовать Марте не хотелось, и она встала, продвигаясь к выходу. Скоро ее остановка, можно и постоять немного. Она осторожно посмотрела в сторону, где только что стоял странный бестеневой тип. Никого. Исчез.
Пора выходить. А сердце колотится пульсом в ушах.
И в голове ни одной мысли. Страшно.
Почему?
Непонятно.
Непонятно, потому и страшно.
Ну, вот и приехали. Родные потемки приняли ее из чрева автобуса. Редкие магазины, проливающие свет на жизнь района, доверия не внушали. Стены, заборы, дворы, тьма, тихий свет из окон, снова тьма…
Дрожащими руками Марта достала ключи, — бесконечное пиликанье домофона и… о Господи, наконец-то… Дверь открылась, и Марта, успев обернуться назад: «никого…», облегченно вздохнула и поспешила к лифту. Не работает. Замечательно. Пешком на восьмой этаж. Не беда — даже полезно.
Пролет, еще один.
Краем глаза Марта заметила, как кто-то промелькнул на этаже ниже от нее. В ушах грохнул пульс, и перед глазами вспыхнули разноцветные круги. Марта поняла, что паникует, но почему-то быстрее подниматься не стала. За ней идут. Это точно. Секунды застыли в ожидании. Время натянулось струной и зазвенело в самой верхней октаве.
Кто-то коснулся ее руки. Почему она не закричала в этот момент, не известно. Она медленно и с жутким для этой ситуации спокойствием обернулась и уставилась на стоящего напротив нее человека. Но привычный тесный полутемный подъезд стал вдруг широким и ярко освещенным. Лестница, где с трудом могли разминуться двое, стены, потолок, все ушло от своих обычных размеров и имело неясные очертания, как будто видишь все через воду. На Марту смотрел тот самый загадочный мальчик из автобуса. И странное дело — расстояние до него определить было невозможно — то ли близко он, то ли далеко.
Внезапно все искажения прекратились. Марта за эти секунды успела испугаться, удивиться и, когда подъезд снова принял привычные очертания, испугалась снова. Перед Мартой стоял некто уже совершенно обычного человеческого вида, со всеми полагающимися тенями. Незнакомец коснулся плеча Марты и сказал:
— Тихо, не кричи только. Я думал это как-то поаккуратней сделать, ну, встречу нашу. Но как в автобусе тебя увидел — потерял всякую осторожность. Марта…
Он вдруг замолчал. Видимо, пытаясь убедиться, что в широко открытых глазах Марты еще теплится разум.
— Ты кто? — спросила она каким-то придушенным голосом. Почему-то очень захотелось пить.
На серьезном лице незнакомца растянулась улыбка. Точнее, даже не улыбка, а неровная ухмылка на одну сторону.
И прорезал кожу штрих морщинки у глаз, такой знакомый, такой…
— Файдер, — выдохнула Марта и в один миг вспотела.
Файдер спустил ухмылку с лица:
— Мы что, так и будем тут стоять? Я надеюсь, ты меня пустишь к себе, а то я не в силах уже через стены проходить.
Марта молча пошла к своей двери, слушая абсолютную тишину в голове.
Уже дома она сделала два бессмысленных круга по гостиной, на третьем круге Файдер поймал ее за руку.
— Сядь!
Марта подумала, что если время в их мире идет так же как и в земном, тогда ему, этому существу в мятой пыльной футболке и со ссадинами на руках, должно быть лет… двадцать восемь… или около, но почему-то было ощущение, как будто рядом с тобой древний артефакт, которому миллионы лет и который, наверное, видел ещё рождение Вселенной…
Она села на стул, зарывшись в длинные каштановые волосы руками, и, наконец, произнесла:
— Зачем.
В ее голосе даже не слышался вопрос.
— Зачем. Ко мне.
Файдер внимательно на нее посмотрел, ничего не сказал и сел в углу гостиной, откинувшись к стене. И только сейчас почувствовал, как он устал. Хотел что-то сказать, но закашлялся и закрыл глаза руками, растирая лоб. Потом, не отрывая рук от лица, произнес:
— Я трое суток к тебе добирался. Дверь далековато открылась. Ночью, конечно, шел. Ты же помнишь — нам на солнце нельзя.
— А днем? Где был?
— Да где придется. Эту ночь ехал в поезде, вообще… — тут Файдер постарался подобрать синоним к крутившемуся в голове ругательству, — неудачно. Меня не видит никто — это хорошо, но лежать в пустом купе долго не пришлось, через две станции заняли. И всё. Согласно купленным билетам места для меня ни в одном вагоне не оказалось. Ехал в тамбуре. Сидел, лежал. Спать невозможно — пол холодный… трясет… все время кто-то толчется, курит…
Слова Файдера снова перехватил кашель. Говорить совсем не хотелось, но он понимал, что еще многое придется объяснить.
— Пришлось в параллельный мир идти, Двери с прямым выходом к вам не было. Мир-то параллельный, но близкий к вашему. Я физически всё ощущаю — предметы, температуру, давление, боль. Если сосредоточиться, можно ненадолго из этого измерения выпадать, ну, выходить, и проходить сквозь стены. Но эти маневры на крайний случай.
В этот момент Марта начала понимать важную деталь в речах Файдера. Понимание это наползало, как грозовая туча.
— Подожди-ка. Так ты где сейчас?! В нашем мире?
— Нет. Я же говорю: в параллельном!
— А почему я тебя вижу? Ведь я же вижу тебя!
— Видишь, — согласился Файдер. Он смотрел на нее, подперев подбородок рукой, и его длинные девчачьи ресницы совсем не гармонировали с тяжелым рентгеновским взглядом. — Видишь и слышишь. Я вот не пойму только, почему это тебя до сих пор удивляет. Ты же всегда видела больше, чем среднестатистический гражданин. Ну, может быть, после того Перехода эта способность усилилась.
Тут Файдер потянулся, поморщившись, помотал головой и деловито произнес, смотря куда-то в район люстры на потолке:
— Короче, Марта, мне нужно забрать тебя ненадолго. Я думаю, это не доставит тебе большого беспокойства…
Марта резко поднялась и вышла, не говоря ни слова. Потом тут же вернулась с блестящими от слез глазами. Она встала в дверном проеме и медленно заговорила, ударяя ладонью по дверному косяку, словно вбивая в него каждое слово.
— Да ты… Ты хоть знаешь, что это такое — видеть больше, чем обычные люди?! Уже пять лет прошло, и вот ты появляешься и заявляешь, что я должна куда-то идти, потому что кому-то это нужно. А ты знаешь, как я жила
