все это время?! Я пыталась все забыть, и мне это почти удалось. Я уже почти поверила в то, что я как будто нормальный обычный человек. И зачем я вам? Что, опять чей-то мир спасать по чьей-то бредовой идее? Я не хочу, слышишь? Не хочу!
Файдер на протяжении ее монолога пару раз опускал глаза на раскрасневшуюся Марту, а потом снова поднимал их к люстре, изучая взглядом завитки на плафоне. Потом прервал это важное занятие и спросил с совершенно искренним удивлением:
— Почему? Почему ты не хочешь? Что тебя здесь держит, в самом-то деле? К тому же ты вернешься обратно — при удачном завершении нашего мероприятия, — Файдер смотрел на Марту сонным взором. — Да, кстати, глупо открещиваться от своих способностей, если они есть. Хотя, в данном случае, я пришел к тебе не потому, что ты можешь видеть зеленых человечков в зеленой комнате…
Файдер поднялся и подошел к Марте.
— Слушай, у нас не было времени искать другого подходящего человека — с устойчивой психикой… А тебя мы уже знаем.
Марта задыхалась — злое отчаяние и обида душили спазмами и даже не давали слезам пролиться как следует.
— Да пошли вы все! — она махнула рукой в сторону Файдера, но не рассчитала и случайно задела его рукой по лицу. Свежезаточенный маникюр оставил розовую полоску на его щеке. Следующая секунда — и Марта, стукнувшись затылком о стену, охнула и оказалась прижатой в углу прихожей. Некоторое время они только молча шумно дышали в полумраке, как влюбленная парочка. Рука Файдера медленно двигалась вверх по бедру Марты, по животу, застывшей груди и остановилась на шее, зажав ее двумя пальцами. Он наклонился к ней близко-близко и задушевно прошептал:
— Нас учили, как держать колбу на опытах… двумя пальцами… за горлышко — очень-очень осторожно. Иначе дрогнет рука и весь эксперимент насмарку… а то и пораниться можно осколками.
Файдер, не убирая руки с шеи Марты, прикоснулся губами к ее лбу:
— Надо же, горячий какой. Может, ты заболела? Может, это какой-нибудь злой вирус, очумевший от жары?
Марта оцепенела от страха.
— Нет, Марта, я тебя обрадую — это не вирус. Просто так бывает, когда объект долго изучают по прямому контакту. Достаточно долго, чтобы простить этому объекту истеричные выходки.
Файдер отпустил Марту.
— А почему ты здесь? Эло ведь тоже в этом участвует?
— Конечно, участвует. Но он остался там и будет контролировать наше с тобой возвращение. А я здесь, потому что… ну, мы решили, что каждый будет делать то, что получается у него лучше. Я буду терпеть неудобства, жару и людей, а он будет сидеть в лаборатории, выедая глазами мониторы и датчики.
Марта подошла к раковине и умылась.
— Ты есть хочешь? — спросила она как-то по-домашнему.
Файдер отрицательно мотнул головой.
— Хочу. Но не буду.
— Так ты что, три дня уже ничего не ел?
— Мне без спецподготовки вашу еду есть нельзя. Вот тебе нашу — можно, потому что она у нас, как бы это сказать… безопасная для здоровья. За три дня ничего не случится, а вот если я отравлюсь тут у вас, откачивать меня долго придется.
— Ну, как хочешь. Слушай, а мне же в понедельник на работу…
Файдер засмеялся:
— Ты что? Мир в опасности, а ты про работу! Ладно, все будет хорошо… Что мы тебе больничный не организуем, что ли? Тоже мне проблема — земную бумажку соорудить! — Файдер зевнул и потер за ухом. — Короче, я спать пошел.
Марта налила себе чашку кофе, но задумалась и вылила ее в раковину. Потом заглянула в комнату — Файдер спал сном младенца, занимая всю её кровать.
— Замечательно, — прошептала Марта. — Сумасшедший дом какой-то…
Она тихонько взяла из шкафа домашние вещи и поплелась в ванную.
Глава 2
Раннее летнее солнышко уже раскидало желтые квадраты на полу и потолке, и по лучикам-дорожкам чинно плыли редкие, казавшиеся серебристыми пылинки. В сонной тишине слышны были только часы, стоявшие на журнальном столике, которые отмеряли время маленькими равными кусочками.
Неясное чувство беспокойства, протирающееся сквозь сон, набирало силу и становилось уже вполне ощутимой болью. Файдер приоткрыл глаза и увидел расплывающееся красное пятно на руке: солнечный зайчик, пригревшийся там, действовал как кислота. Он отдернул руку и быстро сел, еще не совсем соображая, что происходит. Закружилась голова. Прилив горячей волны оглушил на время: отдаваясь звоном в ушах, она потом откатилась куда-то в ноги и тут же вылилась через кожу уже какой-то ледяной испариной.
Чуть придя в себя, Файдер пошел в ванную и несколько минут сидел под холодным душем. Замерз, но полегчало. Он внимательно осмотрел руку — осталась только сосудистая сеточка, которая постепенно бледнела. Потом поднял с кафельного пола свои штаны, порылся в их множественных карманных недрах и достал небольшой тюбик, с каким-то синим гелем.
— Если мне не изменяет память, его хватит на сутки. Использовать его надо в крайнем случае, потому что хватит тут только на один раз, если с ног до головы мазать, как положено. Я думаю, сейчас этот самый случай. Сегодня отсидеться до ночи уже не получится, — Файдер поговорил сам с собой и принялся аккуратно втирать гель в кожу.
Бормотание соседского телевизора за стеной нарушило безмятежную тишину, повизгивая рекламными роликами. Где-то наверху заухала музыка, загудел пылесос. Утро большого дома сбежало по лестнице собачьим лаем во двор, пугая голубей.
Марта открыла глаза — на полу перед ней сидел Файдер и с любопытством смотрел на нее.
Марта, смутившись, натянула на голые плечи сползшую за ночь простыню, которой она укрывалась, и хрипловато, со сна спросила:
— Ты чего?
На лице Файдера, напротив, никаких признаков смущения не обнаружилось, он продолжал в упор ее рассматривать и честно ответил:
— Да ничего. Смотрю на тебя, — он вдруг провел пальцем по ее ноге и сделал научный вывод: — Бритые.
Файдер, видимо, в очередной раз убедился в несовершенстве человеческих существ.
Марта только сейчас заметила, что после лишенного удобств путешествия никакой трехдневной щетины на щеках Файдера не было.
— У нас в организме с рождения нет ничего такого, от чего бы мы из поколения в поколение избавлялись. Кому нужна потом, например, борода лопатой, тот делает себе определенную инъекцию…
Марта оторопело его перебила:
— Слушай, нельзя так девушек рассматривать. Да еще и за ноги трогать. Это неприлично.
Файдер удивленно на нее посмотрел, нахмурился слегка, что-то припоминая.
— А! Точно. Это у вас называется стыд, — он прищурился, но с места не сдвинулся. Появилась ехидная улыбочка, которая растягивалась всё шире. Потом поднялся
