Фонтан брызнул последней россыпью, и все муравьи разом сгорели.
Каждое насекомое превратилось в огненный всполох, а вся поляна стала пышущей жаром сковородой. Земля, деревья, костёр, тиунские мечи… Всё это истлело под огоньками, успевшими мелькнуть сначала густым кармином, затем киноварью, алым, рыжим, а потом нестерпимо белым огненным светом. На месте погребального костра осталось лишь пятно коричнево-красной трухи.
Огоньки муравьев истаивали тонкими струйками вонючего серного дыма.
Как красные листочки.
Как брошенная в огонь деревянная стружка.
Как волосы, шипящие, сворачивающиеся и дурно пахнущие. Пахнущие…
Как жжёные перья… запах которых окутывал и становился всё сильнее…
Жжёные перья.
Глава 90 Ускользающий Запах
Глава 90
Ускользающий Запах
Ингвар застонал.
Боль взломала затылок.
— Бежим. Быстро!
Грязнулька кашлянула и скривилась. Принялась выпутываться из ремешка, к которому таки успела себя привязать, пока Нинсон с открытым ртом смотрел за колдовством. Но теперь на месте колдовства были гигантские клубы пара над осевшей, будто хорошо перекопанной землёй. Пахло пашней, баней и жжёными перьями.
Звуков не было никаких, хотя Нинсон и готовился к тому, что по ушам ударит хлопок, для которого он и держал рот приоткрытым. Ингвар пихнул девочку в спину и загородился защитной руной.
Кукла сделала несколько шагов, но потом опять остановилась, поправляя сползший лапоть. Она так усердно пристраивала ногу к сапогу великана, что тесёмки не выдержали. Грязнулька скривилась и закашлялась:
— Фу-у! Фирболг, ты чувствуешь этот запах?
Руна Дэи не помогала, тогда Ингвар метнул руну Шахор. Без толку. Сейд не крутился, и оргон был тяжёл и безжизнен, как пустой парус.
— Фу… Это муравьи так пахнут?
Девочка пошатнулась, Уголёк выскользнул из её пальцев и тягучей смоляной каплей сполз на ногу, просочился сквозь ткань, провалился в лыко, впитался в кожу.
— Фирболг, я больше не… могу…
Клять!
Великан сквозь куртку подхватил девчонку за лямку рюкзака, забросил на плечо и побежал прочь. Подальше от жжёных перьев, отшибая от себя всё возможное колдовство не рунами, а старым деревенским наговором:
— Дахусим!
«Давай! Дахусим! Давай! Двадцать-двадцать-двадцать! Давай!»
Великан даже не помнил, как они убежали от запаха жжёных перьев и едкой пыльцы.
Позади — погребальный костёр и злое колдовство.
Впереди — дорога, ведущая в Бэгшот.
Ингвар поставил девочку на ноги:
— Давай, Грязнулька, дальше сама.
— Можно?
Кукла показывала босую ногу. Лапоть потерялся.
Нинсон помнил, что у неё была запасная пара.
— Да, только переобувайся скорее!
Пробежка допила последние силы. Действие коварного тоника заканчивалось. До Бэгшота им сегодня не дойти.
Но надо попытаться. Рука. Бранд.
— Фирболг, ты тут ждёшь? Ты поспишь? Ты лёг? Ты тут? Всё?
Девочка видела, что ему плохо, волновалась за него. И эта озабоченность, пусть и совершенно бестолковая, была приятна Тайрэну, отвыкшему от целительных взглядов встревоженных женщин.
Девочка быстро распотрошила рюкзак и сменила обувь.
У неё с собой оказались не только новые лапти на прекрасной кожаной подошве, но и чистое платье нежного кораллового цвета. Дэйдра повернулась спиной, чтобы Таро не видел её пупок, и стянула сарафанчик. Тайрэн подумал было отвернуться, но решил не выпускать девочку из поля зрения.
На неё было приятно смотреть. И он смотрел.
Выпустил лук, воткнул стрелы в землю. Устроился удобнее, облокотившись на рюкзак. Дэйдра всё это время сидела на корточках и не одевалась, а только делала вид, что копошится в вещах. Так, чтобы он точно видел её тонкий склонённый затылок и покрытую мурашками спину. Капли холодного дождя ровными крупными жемчужинками скользили вдоль изогнутого позвоночника, обтекая и оглаживая каждую косточку.
Впрочем, может быть, и не делала вид, а действительно перерывала свои запасы, потому что вещей у неё оказалось множество.
Она всё ещё держала в руках коралловое платье, а на земле перед рюкзаком появлялись гребни, ксоны, связка платёжных карточек, наручные свотчи, украшения из цветных смол и стекляшек, доска для игры в Башню Фирболга и такое множество мелких вещиц, словно бы Дэйдра заделалась коробейником и раскладывалась на целый день торговли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но Таро Тайрэн не мешал и не торопил.
Любовался склонённым тонким затылком и жемчужной дугой позвонков. Понял, что на гладкой и загоревшей коже уже было и не найти следов от шрамов. Два или три последних дня смыли с неё прошлое, как корку походной грязи. У неё округлились плечи, стала заметнее грудь и определённо раздались бёдра.
Тайрэн подумал, что скоро уже ей нужно будет замуж. Как раз в городах начнётся весенний тиндер. Они не смогут себе позволить билет на серебряную или золотую сцену. А что ей, такой красавице, делать на медной? В толпе сисястых крестьянских простушек?
«Ну, может быть, ещё выгорит с распиской Бэра, — подсказал Ингвар Нинсон. — Будет нам и серебряная сцена, и женихи поприличнее».
Вторя мыслям Тайрэна, Дэйдра повернулась другим боком. Она была проворна и гибка, как хлыст. Ползала вокруг рюкзака, тянулась за всё новыми и новыми вещами во всё новых и новых клапанах и кармашках, не забывая искоса поглядывать, смотрит ли Таро за тем, какой она теперь стала. А когда удостоверилась, что он оценил все происшедшие с ней перемены, скользнула в коралловое платье.
Девочка с победным видом извлекла из рюкзака моток красной Макошиной нити. Тайрэн механически посмотрел на оружие. Понял, что у него в руках лук Фэйлан. А Уроборос в сайдаке и должен висеть где-то за плечом. Видимо, со снятой тетивой.
Оказалось, Дэйдра хочет использовать Макошину нить в качестве пояса. Несмотря на появившиеся округлости, Дэйдра оставалась худенькой куклой и таким поясом могла бы опоясаться трижды. Но на концах Макошиной нити сидели похожие на Мортидо серебряные паучки. Дэйдра соединила их, и паучки втянули в себя пояс, ремешок затянулся с сильным и хрустким щелчком.
Из вороха украшений Дэйдра выбрала лишь костяной амулет, который не подходил к этому наряду. Он и украшением-то не был. Скорее уж вибросвисток, шаманский талисман, череп диковинной птицы, всё это одновременно.
Увидев это украшение, Таро схватился за голову.
Затылок разламывался так, что перестала ощущаться боль ото всех остальных ран. Словно под череп вогнали отогнутый край фомки и теперь налегали, стараясь сковырнуть голову с позвоночника.
Это тоник. Клятский тоник. Бэр предупреждал…
Таро попытался встать. Против ожиданий, это легко получилось. Ему помогала Дэйдра. Он положил руку ей на плечо, и кукла с нежностью коснулась локтя, обвивала руками, потёрлась щекой.
— Мне плохо, мне нужно прилечь.
«В стороне от дороги, уйди с дороги!» — Голос Ингвара Нинсона был почти неразличим, словно он пытался докричаться сквозь вьюгу.
Она всё ластилась и ластилась, беззвучно втираясь в кожу, с силой прикасаясь щекой к инсигниям, нежно вплетаясь пальчиками в ладонь Великана.
— Давай-ка, девочка, постараемся выбрать место в стороне от дороги, да…
Она вжалась ещё плотнее, так настырно, словно пыталась пролезть к нему под кожу. Просочиться в кровь. Впилась ногтями в руку, прильнула всем телом, сбоку, страстно обняла сразу и руками, и ногами, и длинным хвостом.
— Девочка?
Но рядом с ним шёл Уголёк. Призрак фамильяра стал огромным, размером с Дэйдру. При этом он был девочкой. Вроде бы Грязнулькой. Но не с её пропорциями сотканного из веточек недокормыша, а вполне себе взрослой женщиной, с округлыми бёдрами и колышущейся в такт ходьбе грудью. Только это был лишь силуэт, общий абрис, сотканный из жирного дыма, какой бывает, когда горит земляное масло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Тайрэн сильнее сжал её плечо:
— Девочка?
И угольно-чёрный силуэт с янтарными глазами перетёк в мягкую форму женщины, слитой из горячих густых тёмно-бордовых чернил, таких тёмных, что они казались дырой в алчущую чёрную потустороннюю тьму, и таких бордовых, словно бы истекающих из жаркой инь самой Дэи.
