что еще за хлопушка? Мне надоело слушать щелчки, я кивнул капитану, чтобы подошел поближе, и он подошел. Говорю же, убивать его мне не было никакого резона. К пустой избе замка не надо. А он был именно что пуст, утомлен и разочарован. Я уже понял, что мы оба надеялись на один и тот же фантом, химеру, видимость добычи.
— Где ты выкопал это старье?
— Не поверишь, нашел в кармане пальто! — Улыбка у него была мальчишеская, я сразу вспомнил, каким он был задиристым, вечно на неприятности нарывался, хоть и господский сынок.
— У тебя же была приличная пушка, да еще с глушителем, ты ее со страху, что ли, утопил?
— С глушителем? — Он усмехнулся и покачал головой. — Видел бы ты этот глушитель, mi osito. А вот за идею спасибо.
Потом он отошел на пару шагов, забрался на камень, посмотрел по сторонам, размахнулся и выбросил пистолет в море.
— Это правильно, — сказал я, когда он вернулся. — Ехал бы ты домой, Лука. Ты слишком беден, чтобы сажать тебя под замок.
— А где, по-твоему, этот дом?
— Поезжай, я препятствовать не стану.
— Еще бы ты стал!
Потом мы еще минут десять поговорили, прямо как в старые времена. Я всю его подноготную изложил, и про парнишку, которого он в корыте засолил, и про старуху, и про конюха — доказательств у меня нет, но мотивы-то железные! — и про неапольских, что недавно про него спрашивали. У капитана глаза стали словно пенка на горячем молоке, у всех Диакопи глаза бледные, порода такая, а тут и вовсе цвет пропал.
Ты, говорю, за дурака меня держишь, думаешь, я «Пигмалиона» не читал? Да я всю рощу обегал, чтобы шаги твои просчитать, по секундомеру все проверил и диалоги в пьесе наизусть знаю. Что до алиби твоего, так рано или поздно прислуга заговорит, они ведь не тебя покрывают, а друг друга. К тому же репутацию богадельни соблюдают. Не уедешь — пеняй на себя. Материальную базу доказательств я тебе обеспечу.
Глядя на его подмазанное землистым гримом лицо, я почувствовал что-то вроде жалости, так, чуть-чуть, будто птица крылом мазнула. Может, марка была его последней надеждой отбиться от долгов. Сколько он тут проторчал в этом гриме, прикидываясь жалким, хромым стариком, — примерно с начала января? Перестал быть мужчиной, не заслуживает уважения. Даже пули не заслуживает.
Мы — то, чем мы притворяемся. Надо быть осторожнее.
flautista_libico
Может, это последняя запись в моем блоге. Не знаю, зачем вообще нужно было его заводить. Сеть — такая штука, в ней можешь криком кричать, что ты убийца, и никто даже бровью не поведет. А повесишь видео с говорящим котом, соберется народ со всех концов света, будут вздыхать и причмокивать. Зачем-то мне нужно было выплескивать сюда свою ярость, будто грязную воду из корыта. Может, мне хотелось, чтобы меня поймали?
Сегодня за завтраком малорослый мужичок в твидовом пиджаке (в такую-то жару) сообщил персоналу, что владелец земли не намерен продлевать арендный договор. И что всех погонят в шею не позднее первого сентября. Жаль, что его речь записывалась на плеер, а не на видео, лица у гостиничных были как у детей в цирке (красотку распилили пополам, и ясно, что обманули, но в чем секрет?).
Теперь, когда история подходит к концу, становится ясно, что мне придется уехать из «Бриатико» несолоно хлебавши. Понятия не имею, что делать дальше. Смыслы стираются, точно позолота с деревянного идола. Их и раньше было не так уж много. Зато было три цели, вставленные одна в другую, будто фигурки учеников в игрушечном мудреце Фукурокудзю. Наказать двух старых надутых козлов, лишивших меня бабки Стефании, поместья и обещанной еще в детстве сицилийской ошибки. Получить марку назад, в свое полное распоряжение. Продохнуть.
В отеле царит хаос, сказал на собрании администратор-тосканец, если управляющий не знает, что один из хозяев выдает себя за пациента. Эта новость оскорбительна, и я немедленно заявляю о своем уходе. Из этого следует, что вторая новость — о всеобщем увольнении — меня совершенно не волнует. Прошу прощения, синьоры.
Ай да тосканец. А я вот не прошу прощения. Однако попрощаться мне придется. Мое время в «Бриатико» закончилось. Мне не удалось задуманное мною в прошлом году (зима была полна несбыточных прожектов), но мне удалось погасить свою злость. Она подернулась сизой дымкой и еле слышно потрескивает. Ясное дело, чтобы залить эти угли, одного Аверичи не хватило бы, хотя крови в этом борове было немало. Однако второй мертвец (хотя его тень будет долго еще колготиться по сцене) оказался той самой лягушкой из Ригведы, про которую рассказывал в интернате учитель по прозвищу Сердце Мышонка.
За год он рассказал нам штук сто благородных сказок, а потом его уволили за курение гашиша. Все, кто хоть что-то умел, вылетали из интерната со скандалом, такая у него была карма. Так вот, про ту самую лягушку. Она так громко кричала, что вызвала дождь, заливший погребальное пламя.
Самое время завести себе новый блог. Придумать новый пароль. И вписать туда мое настоящее имя.
Садовник
Ничего не чувствую, кроме того, что время никуда не идет. Нужно писать слова. Думаю, Лютер именно это имел в виду, когда сказал, что борется с дьяволом с помощью чернильницы. Слова двигают время. Плохо, со скрипом, но двигают, как слабая вода замшелое мельничное колесо. Туповатые потомки решили, что Лютер швырялся чернильницей в нечистую силу, и до сих пор плещут чернила на стенку в его музейном кабинете.
Разумеется, я напишу эту книгу, грех ее не написать, я целый год провел в богадельне, чтобы написать ее. Я написал о смоле и пламени, о том, как косточки Паолы смешались с овечьими костями, и об ослепшей статуе святого Андрея. С тех пор как я узнал правду об этом пожаре, я только о
