256
из хрона одновременно, Тальвег весь бледный, ползком, а Ороси на четвереньках.
— Получилось, я взяла немного себе! — в конце концов, немного успокоившись, проговорила Ороси.
— Немного ее вихря?
— Да! Я последовала за огоньком, прислушалась, откуда идет тепло. Вихрь не такой сильный, как был у Свезьеста, в выдре, помнишь?
— Да.
— Но это она, это Каллироя! Крохотный клубочек огня, если бы ты только видел, едва ли размером с кулачок а все-таки живой, горящий… Не знаю, как я это сделала инстинкт… Она сама пришла, она меня узнала…
Ороси была на седьмом небе от счастья. Эмоции переполняли ее, ей казалось, она совершила невиданный подвиг. И, откровенно говоря, так оно и было.
— Понимаешь, Сов? Я ее спасла! Со мной она будет в безопасности! Она будет мне помогать, а я буду ее защищать. Мы вместе будем сильнее! Как Голгот с братом! Даже лучше, гармоничнее!
— А как же Тальвег? — не мог не спросить я.
Она посмотрела на меня озадаченно, почти смущенно:
— Ну… у него осталась частичка… Я не все взяла… Это, конечно, может показаться самонадеянным… Но, мне кажется, я лучше смогу ее защитить… У меня больше опыта в аэрологии… Ты так не думаешь?
Я посмотрел на нее растроганный, изумленный. Да, несомненно, Каллироя будет с ней в тепле и уюте. Они всегда были так близки, все трое, вместе с Аои, еще с детства, еще с Аберлааса, уже тогда Ороси была сильнее и умнее, она еще с тех пор взяла их под опеку, поддерживала и оберегала.
— Ты сделала, что должна была. Знаешь, я очень тебе завидую. Если я умру раньше тебя, ты тоже приютишь
255
мой вихрь? Он совсем маленький, он не займет много места!
— Ошибаешься. Я наблюдаю за тобой еще с Аэробашни, ты набираешь сил с каждым месяцем, Сов, ты разворачиваешься! Однажды ты станешь таким же мощным, как Эрг, по-своему, конечно, благодаря твоему уму, твоей силе связи. Жаль, что ты не видел себя в хроне, ты обладаешь уникальной способностью переплетать связи между нами, вплетаться в других. Ну и потом, ты слышал Караколя: ты единственный останешься в живых! А значит, мне пора научить тебя чувствовать вихри, ха-ха, я серьезно!
Она засмеялась от радости, дотронулась пальцем до кончика моего носа, а потом бросилась мне на шею и заодно, как бы невзначай, поцеловала в губы.
— Ка-ра-коль! Ка-ра-коль! Ка-ра-коль!
— Эй, смотрите, Караколь пошел! Сейчас зайдет в хрон!
Ω ![]()
Заставил себя поупрашивать, трубадуришка, святые чертовы Ветра! Пришлось локтем его выталкивать, чтоб он пошел, свой скелет окунул в шаровину эту. Это был последний из нас, самый что ни на есть последний, что еще пытался увильнуть, думал, может, у него скелетов внутри побольше нашего, что лучше закопать их все поглубже. За восемь лет он нам, конечно, выдал всю серию маскарадов целиком! Это еще поискать надо типа полицемернее, большего притворщика, чем эта всюду шарящая башка, да с выкрутасами поизощреннее, ищите-ищите, как найдете — скажете. Чтоб был такой же прирожденный шут, мастак в дудки дудеть, из разряда «я тебя за нос до предела доведу», разведет свою тарабарщину — в жизни не отгадаешь, что он на самом деле думает! Арлекин всецветный! Всем шутам шут! Так что тут странного, что перед этим хроном, так он сразу в кусты. Только тут вся Орда в унисон
254
горланить взялась, на этот раз не удерет. Жеманщину разыграл, но все равно идет! А я его тут как раз у турникета жду, и не я один, это уж стопудняк…
) ![]()
Был ли среди ордийцев тот, чьего превращения ждали больше, чем превращения Караколя? Судя по силе увещеваний, обращенных к нему, по любопытству, дошедшему до крайней точки и перешедшему в выжидательную тишину, ответ был очевиден — нет. Еще секунду назад пребывавшая в эйфории Ороси вдруг обрела всю силу сосредоточения и стала повторять мне шепотом: «Смотри внимательно, смотри внимательно…», как будто я мог зазеваться и вместо этого зрелища в небо уставиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Караколь вошел в хрон и тут же испарился. Его тело не изменилось, а просто исчезло без малейшего следа. Секунд через пять по всему хрону пошла реакция: хрон издал глухой рев, и мы, ошарашенные, попятились на несколько метров назад. На панцире хрона проступили цветные лужицы, в них еще чернее и четче выступили глифы. Кокон засветился всеми цветами, словно янтарный самородок, пронзенный солнечным лучом. Внутри при этом по-прежнему не прорисовывалось никакой формы, никакого образа, не было даже и близко формы Караколя, одни только скорые вихрики и воронки, что буравили то там, то тут оболочку хрона и закручивали с собой сверхскоростные нити света и ветра. Перейдя от глухого к звонкому, хрон принялся шипеть, издавая звуки, похожие на проткнутый воздушный шар, и тут началось что-то вовсе ненормальное: напротив нас в оболочке хрона образовался поток воздуха и из отверстия засвистел выхлопной газ. Вскоре феномен распространился по всему кокону, тот раскачивался и гудел, словно неисправный аэроглиссер, так что нам в панике пришлось отойти еще дальше.
253
— Творится что-то неладное!
— Нужно пойти за Караколем!
Но никто не двинулся с места. Хрон стал уменьшаться и размерах прямо на глазах по мере того, как потоки воздуха вырывались наружу из все новых и новых зияющих и панцире дыр. Это был бы прекрасный педагогический маневр, чтобы объяснить ребенку, что хрон состоит исключительно из воздуха. Поскольку из него не выходило ничего другого, ни одного лоскута материи, никакой иной субстанции, хрон разрывался и рассеивался, сливаясь с воздухом, чьей структурированной и сверхживой концентрацией и являлся, строго говоря. Мы лишь заметили мимолетные огоньки, но они тотчас растворились. Я никогда не видел, как умирает хрон, а теперь присутствовал при его имплозии — или эксплозии, как знать? Хрон уменьшался, а Караколь все не появлялся, и нас начинал охватывать страх, что он рассеялся вместе с воздухом…
— Он же вернется, вернется же? — вопрошала дрожащим голосом Аои в пустоту.
Хрон от размера аэроглиссера сдулся до размера двух лежащих тел, не более, и не похоже было, чтобы процесс редукции остановился. Напротив, он только усилился: янтарный овал вдруг сделался ярко-желтым, стал размером с голову, потом с яйцо. И исчез совсем!
Перед нами было голое пространство. Равнина открывалась вплоть до горизонта. От хрона остались только странное журчанье и улюлюкающие вибрации, что, нарастая, наполняли воздух вокруг, создавая явное ощущение присутствия — но присутствия рассеянного, разбросанного, как если бы глифы хрона обрели легкость и свободу и занялись автокаллиграфией в движении под взором наших невидящих глаз.
252
Кто мог бы сказать, сколько прошло времени? Только вдруг, как будто проступив из воздуха, на месте хрона появился Караколь. Я бы поклялся, что появился он мазками, отдельными фрагментами, но все произошло так быстро, так неописуемо быстро, что я не мог сказать наверняка, как именно, но вот он снова был перед нами цел, невредим, с улыбкой на лице.
— Ну как, что было? — осведомился он с обезоруживающей простотой. — Каким ваш вераморф меня показал?
Мы были настолько оглушены случившимся, что, если бы с нами не было Ороси, молчание затянулось бы еще на четверть часа. Но она подошла к Караколю и, светясь от счастья, сказала:
Заставил себя поупрашивать, трубадуришка, святые чертовы Ветра! Пришлось локтем его выталкивать, чтоб он пошел, свой скелет окунул в шаровину эту. Это был последний из нас, самый что ни на есть последний, что еще пытался увильнуть, думал, может, у него скелетов внутри побольше нашего, что лучше закопать их все поглубже. За восемь лет он нам, конечно, выдал всю серию маскарадов целиком! Это еще поискать надо типа полицемернее, большего притворщика, чем эта всюду шарящая башка, да с выкрутасами поизощреннее, ищите-ищите, как найдете — скажете. Чтоб был такой же прирожденный шут, мастак в дудки дудеть, из разряда «я тебя за нос до предела доведу», разведет свою тарабарщину — в жизни не отгадаешь, что он на самом деле думает! Арлекин всецветный! Всем шутам шут! Так что тут странного, что перед этим хроном, так он сразу в кусты. Только тут вся Орда в унисон
Был ли среди ордийцев тот, чьего превращения ждали больше, чем превращения Караколя? Судя по силе увещеваний, обращенных к нему, по любопытству, дошедшему до крайней точки и перешедшему в выжидательную тишину, ответ был очевиден — нет. Еще секунду назад пребывавшая в эйфории Ороси вдруг обрела всю силу сосредоточения и стала повторять мне шепотом: «Смотри внимательно, смотри внимательно…», как будто я мог зазеваться и вместо этого зрелища в небо уставиться.