— Таким, какой ты есть.
— Это как? — не унимался он.
— Ах, ну не знаю. Скажем, воздушным и…
— И?
— Полиморфным, или даже…
— Полислойным?
— А тебе непременно нужно придумать собственное самоопределение… Красиво ты все провернул, трубадур, только на этот раз я наконец увидела твое лицо.
XV
ПОРОДИВШИЕ НАС НА СВЕТ
— Папа-мама впереди! Папа-мама впереди!
π ![]()
Бежал нам навстречу сирота Арваль с вытаращенными от увиденного глазами. Он стрелой примчался назад с линии хребта. Казалось, будто он не бежит, а скользит по облаку мелкого песка. Значит, я надеялся не напрасно — родители действительно вышли нас встречать. Я тридцать три года не видел ни отца, ни мать. До меня доходили только редкие, однако регулярные вести по оси Беллини, раз в три-четыре года. Затем, по мере того как мы все дальше продвигались по линии Контра, чем ближе подходили к ним, новости приходили все чаще. Последнее сообщение мы получили четыре месяца назад: «Мы придем вас встречать». Порою письма все же были длиннее.
Не могу вам объяснить, что я почувствовал, услышав Арваля. Слишком много эмоций за раз. Проливной град. Это было словно снова обрести самого себя. Как если бы мне наконец удалось заделать в себе огромную брешь, зияющую дыру сплошной контровой жизни. То, что мы до них добрались, уже значило, что наша миссия выполнена, путь Орды пройден. Все, что последует за этим, можно считать дополнением. Почти что люксом.
250
Я думал о родителях, о том, сколь многим им обязан. О том, чем они вынуждены были пожертвовать, чтобы я сегодня оказался здесь. На меня вдруг обрушился весь помост ожиданий последних двух лет контра. Я столько раз пытался представить себе этот момент. Я столько раз мысленно пережил его, что реальности было трудно пробиться сквозь толщу тысячу раз проигранных сцен. Родители шли нам навстречу, как я и предполагал — пешком. С линии горизонта, медленно, цепочкой. Пыль сламино затуманивала их контуры, но шаг их был размерен, согласно возрасту. Слова здесь были излишни: я, Сов, Ороси, Степп, Альма, Фирост и ястребник… Нас было семеро, мы вышли из Пака и бросились бежать, как обезумевшие от радости дети, в объятия к единственным на свете людям, которые могли понять ценность того, через что мы прошли, единственным, кто ждал нас все это время. Я не мог себе представить, что в этот момент чувствовали они. Мне было шесть, и я бежал навстречу своему прошлому.
x ![]()
Напрасно я готовилась к этой встрече. Меня повергло в шок лицо моей семидесятилетней мамы. Я узнала ее по черным глазам и тому, как ровно она держала голову, несмотря на возраст, старость не отняла у нее этого. Мама. Вокруг ее носа пролегли стигматы вихря: начало спирали, безусловно несравнимой с той, что скрутила лица Тэ и Нэ Джеркка. Чему я была только рада. Я почувствовала ее в своих объятиях, настоящую, такую живую, из плоти и крови, и такую счастливую от встречи со мной, и все мои шлюзы рванули один за другим. Впервые в жизни я поняла, что могу позволить себе утонуть, и все поднялось наверх, и переполнилась вся чаша. Мама! Как же сильно мне ее не хватало, как сильно, и это я поняла только сейчас. Все, что я так хотела ей сказать, все, что заточила в самой себе, все эти
249
бесконечные диалоги, которые я мысленно вела с ней все тридцать лет, почти что каждый день… Я выросла, созрела, состарилась, храня ее образ с ее щедрыми ответами, которые сама себе выдумывала, чтобы преодолеть, утешиться. Легенда о ней всегда была со мной, она читалась во взглядах азрудитов, что оказывали мне прием и для кого я в первую очередь была ее дочерью, дочерью первого аэромастера среди женщин — Мацукадзе Меликерт. Я и сама стала аэромастером в первую очередь ради нее, чтобы ей никогда не было за меня стыдно. Я жила так, словно вынашивала в себе сокровенные истины, которые не могла породить на свет, а потому хранила в себе, высиживала, берегла. Берегла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мама!
— Восьмой Голгот не пришел с вами? — словно между прочим спросил Пьетро.
— Он остался в Бобане. Он ответственный за лагерь, он не может просто так надолго отлучиться, — тактично попытался оправдать Голгота-старшего отец Пьетро.
— Сколько дней пути отсюда до лагеря?
— Четыре-пять месяцев.
— Так долго?!
— Да, но мы так хотели поскорее вас увидеть… Год назад один Диагональщик сообщил нам, что вы прошли Вой-Врата. Мы провели подсчеты и решили выйти вам навстречу. Нам так не терпелось с вами встретиться… К тому же удовольствие пройти вместе с вами пару месяцев, подняться контром в строю Пака…
— Вы можете пойти с нами и на Норску. Вы же пойдете?
Арриго делла Рокка улыбнулся Мацукадзе Меликерт.
Сифаэ Форехис, мать Степпа, указала на его сестру, Фускию Форехис:
— Может быть, она проведет вас в начало дефиле. Но с нашей стороны это было бы неразумно…
248
— Это настолько трудно?
— Нам сказали, что вы потеряли там половину Орды, это правда?
— Половину? Кто вам это сказал?
— Фреольцы.
— Кто именно? Легкая эскадра?
— Да.
— Не знаю, зачем они решили вас пожалеть. Мы потеряли три четверти Орды менее чем за три недели. И это не считая ампутированных.
— Сколько вам было лет на момент вашего захода?
— В среднем, около сорока пяти. А вам?
— Голготу сорок три. Кориолис, самой младшей из наших, — двадцать семь. В целом в районе сорока.
— У вас должно быть побольше хватки, раз так. Последние двадцать лет мы перекручиваем историю снова и снова, прибавляя к ней все новые «если бы». Перемалываем в памяти случившееся, пересматриваем карты дефиле, пытаясь отыскать самый лучший путь. Это вам поможет, хотя не стоит питать иллюзий на этот счет. При самой тонкой науке мира, когда на вас идет лобовой кривец в 11 баллов на ледяном подъеме в 45°, тут либо заледенеешь на ходу, либо молись. Это место не создано для людей.
— Слишком рано обо всем этом говорить, Арриго. У них еще будет время узнать, что их ждет. Мы вам все расскажем с максимальной объективностью. Но знайте, что нет стыда в том, чтобы предпочесть жизнь. Умение вовремя отказаться — порой достойнее, нежели упорно двигаться в абсурд.
< > ![]()
«Фенелас и Лемтер Дейкун, мы родители Каллирои». Два еще молодых на вид старика пытались отыскать свою дочь в этом потоке излияний. Их потерянный,
247
тревожный взгляд скользнул по Кориолис, остановился на Альме, переметнулся на меня. Они подошли, представились. «Каллироя не с вами?» — осторожно спросил отец. Он с достоинством держал жену за руку, а та вся тряслась, глаза ее порхали с одного лица к другому, словно испуганные воробушки, не узнавая лиц, не желая ничего понимать. Степп был в объятиях сестры. Я была совершенно одна. «Каллироя покинула нас в дефиле у Вой-Врат. Она так хотела вас увидеть, она очень много о вас рассказывала». Я сама не знала, что говорила. Лапсанская лужа всплыла в моей памяти, как наяву, я думала о предсказании Калли, о ее видении на краю сифона, как отец обнимал ее, просил прощения. Только ничего этого не случилось. Это было лишь (как там говорит Сов?) «преобладающее будущее». Но зачем тогда все это? К чему было это видение? Мать Каллирои упала на колени. Она больше не могла удержать собственное тело, голова ее соскальзывала с плеч. «Она… она что-то оставила… для нас?» — спросила она. «Да», — ответила я на последнем дыхании. Слезы сдавливали мне горло, я едва дышала. Я вытащила из кармана заскорузлый сложенный вдвое конверт, бумага заскрипела, конверт раскрылся, и на нем показалась почти стершаяся надпись «Моим маме и папе». Женщина протянула руки к письму. «Она была особенной девочкой, знаете». «Превосходная огница… как ее отец». Я больше не могла на них смотреть. Я больше не могла.
Бежал нам навстречу сирота Арваль с вытаращенными от увиденного глазами. Он стрелой примчался назад с линии хребта. Казалось, будто он не бежит, а скользит по облаку мелкого песка. Значит, я надеялся не напрасно — родители действительно вышли нас встречать. Я тридцать три года не видел ни отца, ни мать. До меня доходили только редкие, однако регулярные вести по оси Беллини, раз в три-четыре года. Затем, по мере того как мы все дальше продвигались по линии Контра, чем ближе подходили к ним, новости приходили все чаще. Последнее сообщение мы получили четыре месяца назад: «Мы придем вас встречать». Порою письма все же были длиннее.
Напрасно я готовилась к этой встрече. Меня повергло в шок лицо моей семидесятилетней мамы. Я узнала ее по черным глазам и тому, как ровно она держала голову, несмотря на возраст, старость не отняла у нее этого. Мама. Вокруг ее носа пролегли стигматы вихря: начало спирали, безусловно несравнимой с той, что скрутила лица Тэ и Нэ Джеркка. Чему я была только рада. Я почувствовала ее в своих объятиях, настоящую, такую живую, из плоти и крови, и такую счастливую от встречи со мной, и все мои шлюзы рванули один за другим. Впервые в жизни я поняла, что могу позволить себе утонуть, и все поднялось наверх, и переполнилась вся чаша. Мама! Как же сильно мне ее не хватало, как сильно, и это я поняла только сейчас. Все, что я так хотела ей сказать, все, что заточила в самой себе, все эти
«Фенелас и Лемтер Дейкун, мы родители Каллирои». Два еще молодых на вид старика пытались отыскать свою дочь в этом потоке излияний. Их потерянный,