– Вот посмотрите-ка, по этому пути от Газни до Дера-Измаил-Хана Махмуд побывал в Индии в период с 1000 до 1021 года ровно семнадцать раз с армиями в сто и сто пятьдесят тысяч человек и ни разу не нуждался в провианте. В свой шестой поход, в 1018 году, он дошел до Канауджа на Ганге, что находится в ста милях к юго-западу от Дели, и вернулся в свою столицу через Мутру. На эту громадную экспедицию он употребил всего три месяца! В 1020 году он направился на Гуззерат, чтобы разрушить там храм Сомно, и сделал в направлении Бомбея такую же легкую прогулку, как и до Калькутты. По этому же пути до Дера-Измаил-Хана прошел, отправившись из Хорассана, и Магомет Гури, когда хотел в 1184 году завоевать Индию. Он наводнил область Дели армией в сто двадцать тысяч человек и заменил династию Махмуда Газневи своей собственной. Почти этим же самым путем ходил в 1396 году и Тимур Хромой. Он выступил из Самарканда, оставил Балк вправо, спустился через долину Андезаб по направлению к Кабулу, оттуда – на Атток и в Пенджаб. В 1525 году Бабур перешел через Инд, несколько ниже Аттока, в том месте, где переправился бы через него и я, и всего с пятнадцатью тысячами человек завладел Лахором и Дели. Этим же самым путем воспользовался и сын его, Гумаюн, когда его лишили отцовского наследства, а он отвоевал его с помощью афганцев. Наконец, здесь же прошел и шах Надир, когда в бытность свою в Кабуле узнал там, что посол его городов, Джеллалабад, был растерзан туземцами. То, что он сделал в отмщение за смерть одного человека, я хотел бы сделать, чтобы отомстить за угнетение целого мира. Он с оружием в руках прошел мимо всех горных племен, перебил все население провинившегося города, направился по пути, сослужившему службу уже стольким армиям, спустился на Кибер, Пешевар и Лахор и овладел Дели, который и отдал на трехдневное разграбление.
– Да, я прошел бы именно так! – продолжал он, проводя рукою по лбу. – Я перешел Альпы после Ганнибала и пройду через Гималаи после Тамерлана…
– Со временем вы сами узнаете, ваше высочество, какую ясность, доходящую почти до осязательности, приобретает постепенно план, который человек долго вынашивает в своем воображении. После вашего рождения ваш отец достиг апогея своего счастья. У него оставалась тогда только цель: заставить царя силой сделать то, на что он не мог подвигнуть его словами. 24 июня 1812 года император объявил России войну, но решение о ее начале он принял гораздо раньше – ровно за год до объявления. В мае император призвал к себе в Тюильри генерала Лебастарда де Премона, на преданность которого мог вполне положиться.
Для всех причина русского похода составляла тайну, и называли его не иначе, как второй польской войной. Секрет свой император открыл только генералу Лебастарду де Премону.
– Генерал, – сказал он ему, – вы должны ехать в Индию.
Генерал подумал, что впал в немилость, и побледнел, но император протянул ему руку и сказал:
– Если бы у меня был брат, такой же умный и храбрый, как вы, генерал, то поручение, которое я теперь возлагаю на вас, я передал бы ему. Но выслушайте меня до конца, а затем – имеете право даже и отказаться.
Генерал поклонился.
– Для вашего величества я с радостью отправлюсь на край света, – сказал он.
– Вы поедете в Индию и поступите на службу к одному из магараджей Синда или Пенджаба. Вашу храбрость и организаторский талант я знаю, значит, через год вы будете генерал-аншефом тамошней армии.
– И что же я должен сделать, государь?
– Вы станете ожидать меня.
Генерал пошатнулся от удивления. Император так много думал о своем плане, что считал его уже осуществленным.
– Ах, да! – заметил он, улыбаясь. – Вы не знаете моего плана, а необходимо, чтобы вы знали его, генерал.
На столе перед ним лежала его любимая карта Азии.
– Подойдите, – сказал он. – Так вам будет понятнее. Я объявляю войну России, перехожу Неман с пятисоттысячной армией и двумястами пушек и вступаю в Вильну, не сделав ни единого выстрела. После этого я возьму Смоленск и двинусь по направлению к Москве. Под стенами старой столицы я дам большое сражение вроде Аустерлица, Эйлау или Ваграма, уничтожу русскую армию и вступлю в город и там-то и продиктую условия мира. Этот мир будет началом войны с Англией, но войны, которая будет вестись в Индии. Настанет день, когда вы услышите, что человек, владычествующий над стомиллионным населением на востоке, который увлекает за собою почти половину христианского мира и владения которого занимают девятнадцать градусов широты и тридцать градусов долготы, подступает к Хорассану, чтобы завоевать Индию. Тогда скажите вашему радже: «Этот человек – мой повелитель и ваш друг. Он идет сюда, чтобы поддержать прочность тронов индустанских властителей и уничтожить англичан от Персидского залива до устьев Инда. Зовите всех князей, ваших братьев, к восстанию и через три месяца Индия будет свободна!»
Генерал Лебастард де Премон смотрел на вашего отца с восторгом, доходившим почти до ужаса.
– Теперь, когда вы знаете мой план русской кампании, – продолжал император, – я раскрою вам план похода на Индию. Англия, разумеется, или выступит против меня, или же станет ожидать меня с пятьюдесятьютысячной армией, из которой тысяч восемнадцать или двадцать будет англичан, а остальные – туземцы. Повсюду, где я ни встречу эту англо-индийскую армию, я стану вступать с нею в бой, а повсюду, где встречу европейскую пехоту, стану оставлять за собою линию резерва, чтобы поддерживать линию передовую, если она дрогнет под натиском английских штыков. Но там, где будут попадаться сипаи, можно будет идти на эту дрянь, не обращая на нее внимания. Их можно заставить разбежаться просто кнутом или бамбуковой палкой. А раз они разбегаются, собрать их и построить нет уже никакой возможности. Англичане станут защищаться отчаянно. Я их знаю, – у них такой же девиз, как у 57-го полка: «Стою до смерти!» Мне предстоит дать второе большое сражение или в Лудианахе на Сетледже, или под Пассипутом, где уже белеет столько костей. Но при этом мне придется иметь дело всего с восемью или десятью тысячами европейцев, так как остальные будут перебиты в первом бою. Это будет делом нескольких часов и затем – все кончено! Для того, чтобы выставить против меня свежие силы, Англии потребуется целых два года: один на формирование армии, второй – на ее обучение. Эти два года я проведу в Дели, восстановлю престол Великого Могола и подниму его знамя. Эта мера привлечет на мою сторону восемнадцать миллионов мусульман. Затем я подниму священное знамя Бенареса, объявлю его раджу свободным, и за меня, как один человек, станут тридцать миллионов индусов по всей длине течения Ганга, Джумны и Брамапутры. Я наводню Индостан прокламациями самого поджигательного свойства. Моими апостолами будут факиры, дервиши, йоги, календеры, и все они станут от моего имени возвещать восстановление независимости Индии. Над своими орлами я выставлю надпись: «Мы пришли не завоевать, а освободить. Мы хотим восстановить справедливость между всеми. Индусы, мусульмане, раджпуты, гауты, маратхи, полигары, райи, набобы, изгоняйте притеснителей, берите обратно то, что вам принадлежало! Воспряньте, как было при Тимуре и Надире, и почерпните в долинах Индии и богатство, и жажду мести!» Из Дели, вместо того, чтобы идти на Калькутту, которая обратилась лишь в торговый центр с жалким трусливым населением, я двинусь через Агру, Гвалиори и Гандейх в Бомбей, вооружая население, устраивая раджиутские конфедерации, возвращая им их прежних вождей или ставя новых из их же семей. После взятия Бомбея я протяну руку к Низаму, превращу в вулкан Мейсур, пошлю одного из своих генералов взять Мадрас, а сам пойду в Калькутту и сброшу это гнездо со всем его населением, крепостями и камнями на дно Бенгальского залива!.. Хотите вы ехать в Индию, старый друг?
Генерал поклонился императору до земли и уехал.
Остальная его история очень проста. Он уехал из Франции под предлогом, что впал в немилость, высадился в Бомбее, пробрался в Пенджаб и встретился там с гениальным человеком – Рунжет Сингхом. Он происходил из незнатного рода, но уже за двенадцать лет до своей встречи с генералом был единодушно избран главой своих соотечественников, возвысил народ сикхов, сумел уберечь его от английского ига и постепенно окончательно воцарился в своем государстве, в состав которого входят Пенджаб, Мультан, Кашмир, Пешевар и часть Афганистана. Генерал поступил к нему на службу и стал работать, чутко прислушиваясь к вестям со стороны Персии… Однажды он услышал великий шум. То был грохот от падения Наполеона. Он подумал, что все окончено, оплакал своего императора и стал заниматься собственными делами. Но в 1820 году я покинул Францию, поехал к нему и сказал:
– У того, кого вы оплакиваете, остался сын.
– Странное дело, – прошептал принц. – Я даже не знал их имен, а они, живя за три тысячи лье от меня, думали о моей будущности.
