– Властелин…
– Приветствую тебя. В чем твоя просьба? Говори, не бойся.
– Я хочу стать твоим воином. Прими мою службу и мой меч.
Молчание, полное ожидания, надежды и страха. И мягкий голос:
– Зачем тебе это нужно, девочка?
– Властелин, – дрожащие губы, совсем детская мольба в глазах, – ничего от тебя не утаить…
– Для этого и не нужно особых чудес, поверь мне.
– Не прогоняй меня, пожалуйста!
– Я и не гоню тебя. Только зачем тебе быть воином?
– Мой брат погиб. Должен кто-то заменить его.
– Но почему ты? Неужели не нашлось мужчины?
– Властелин, но разве только мужчины могут сражаться? Разве только им дано совершать великие дела?
– Вот ты о чем… Думаешь, у нас утром подвиги и битвы, а вечером – пиры? Ты хоть что-нибудь знаешь о воинах Аст Ахэ, о Служении?
– Они… Они сражаются… Убивают врагов… Твоих врагов…
– Так значит, главное – убивать? Так?
– Не знаю, – почти шепотом.
– Я тебе расскажу, чтобы ты хоть немного поняла. Чтобы знала, о чем просишь. Чтобы поняла, что это не для тебя. Пойми, быть воином – не значит служить только мечом. Здесь все воины: и те, кто лечит раны, и те, кто изучает книжную мудрость; ибо все посвятили себя Служению. А те, у кого меч в руках – лишь защитники Твердыни. Сюда приходят многие, но воинами становятся отнюдь не все. Хорошо, если один из десяти. А оружие я доверяю лишь одному из ста. Многие вообще долго здесь не задерживаются, ибо не так просто понять и принять Служение, и еще труднее изучить все, что для Служения необходимо. Ученичество – не год, не два, иногда – десятки лет. Сюда приходят юными как ты… Сколько тебе лет?
– Девятнадцать. Почти.
– Даже мне тяжелы годы Арды, а людям и подавно. Тем более, женщине.
– Властелин, ну почему ты думаешь, что я не смогу понять?
– Сможешь, не сомневаюсь. Но это не значит, что ты возьмешь в руки меч.
– Почему? Потому что я женщина, да?
– Да, поэтому. Я не хочу сказать, что ты чем-то хуже мужчины, вовсе нет. Но сейчас мужское время. Подумай – ведь ты слабее любого из них.
– Зато гибче и ловчее!
– Пусть так. Но, девочка, ты еще не знаешь своей силы. Из-за тебя начнутся раздоры, соперничество. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Да и ты сама будешь страдать. Ты молода, сердце у тебя горячее, вдруг ты кого-нибудь полюбишь? И что тогда? Останешься верна Клятве и погубишь свою жизнь? Знаю, сейчас ты скажешь, что готова всем пожертвовать; но это сейчас. Пройдут годы, уйдет молодость, и что останется? Пустота. Женщина должна оставаться женщиной, иначе мир потеряет одну из своих опор. Станет хромым.
– Ты не примешь мой меч?
– Ну почему именно меч! Разве мудрецы, лекари и сказители нужны меньше? Разве проповедники – не те же воины? Разве, наконец, не нужны те, кто печет воинам хлеб, лечит их раны, шьет им одежду? Ну вот, только что хотела стать воином, а плачешь.
– Не смейся надо мной, Властелин…
– Как только тебя из дому отпустили…
– У меня нет дома. Сначала был неурожай и голод, за ними – поветрие. Потом пришли золотоволосые. Сказали – подчиниться им и идти воевать против тебя. Дальше говорить нечего. Кто остался в живых – как пыль на ветру. И нет мстителей…
– И ты ради мести пришла сюда…
– Властелин, наш народ истребили из-за того, что мы чтили тебя. Властелин, позволь стать твоим воином!
– Нет. Теперь – тем более. Послушай, девочка, я дам тебе провожатых. Тебя отведут в безопасное место, к хорошим людям. Там ты сможешь многому научиться и выбрать свой путь…
– Я уже выбрала. Позволь!
– Нет. Нет, девочка.
Он встал и, подойдя к ней, положил руки ей на плечи.
– Не надо тебе этого.
Она подавленно молчала, опустив голову. Казалось, она готова была согласиться. Внезапно взгляд ее упал на тяжелый железный браслет на руке, что так ласково сжимала ее плечо.
– Нет! Я хочу быть твоим воином!
Она вырвалась, зло и упрямо глядя в его лицо.
– Я все поняла. Все твои слова значат одно: «Ты баба, твое дело угождать мужчине душой и телом, а когда умрет – оплакивать его». Зачем тогда человек создан мужчиной и женщиной? Чтобы один властвовал над другим? Не хочу! Не хочу я этого! Нет мне места нигде, нигде!
Она разрыдалась и бросилась к дверям зала.
– Подожди! Ты не поняла меня! Нельзя уходить с таким сердцем! Стой, я приказываю тебе!
– Я не твой воин! Я не послушаюсь твоего приказа! Прощай!
За дверью послышались звуки ее быстрых шагов, и вновь – холодноватая тишина покоя…
Ее никто не остановил. Всхлипывая распухшим носом и вытирая на ходу слезы, она шла куда глаза глядят. В последний раз обернулась, чтобы увидеть замок, словно вырастающий из скал, вонзающийся в холодное бездонное небо. Из тяжелых ворот выезжал отряд всадников. Взглядом, полным обиды и жгучей зависти, она проводила гордую кавалькаду и побрела дальше. Вскоре она свернула с главной дороги, и тут были потеряны ее следы, и те, кто были посланы догнать ее, вернулись ни с чем.
Оставляя по левую руку горы, она уже четвертые сутки шла на юго-восток по лесным дорогам. Поостыв, она пожалела, что не послушалась Властелина и не пошла с его провожатыми. После разгрома Дориата уже много лет здесь были случайные людские поселения. Эльфы давно бежали на юг и на запад. Гондолин пал, и лишь шайки Орков и изгоев бродили по лесам и дорогам. Еда, что положили ей в котомку, уже подошла к концу, а ни жилья, ни человека она еще ни разу не встретила. Это тревожило. Где дороги, там и люди. А здесь – мертво.
На шестой день она почуяла запах дыма. Не дыма печи, в которой румянится хлеб. Скорее, запах гари. Как бы то ни было, там должны быть люди. Хоть что-то можно выяснить. Она сошла с дороги и пошла на запах, пробираясь зарослями.
Из кустов все было прекрасно видно. Тысячу раз она пожалела, что не слепа. Страх провел по спине мягкой лапой, и волосы зашевелились на голове. Она зажала рот руками, загоняя в горло рвущийся наружу крик.
Орки крысами бегали по развалинам, сволакивая в кучу награбленное добро. Живых здесь не осталось, только грудной ребенок заходился голодным плачем возле убитой матери. Похоже, ее настигли, когда она пыталась спрятаться в лесу. Одежда на ней была разорвана, и что с ней сделали, прежде чем убить, было ясно с первого взгляда. Вместо лица – кровавое месиво, золотые волосы намокли в крови. А ребенок все кричал. Наконец, его заметил один из Орков. Ощерившись, он поднял дротик с зазубренным наконечником, очевидно, собираясь прикончить человеческое отродье. Вот этого она уже не могла вынести. Совершенно забыв о мече, она схватила острый камень и запустила Орку прямо в узкий кровянистый глаз. Тот взвизгнул и бросился бежать, но, увидев, что его противник один, что это совсем мальчишка, яростно метнул свое оружие. Ей показалось, что она слышит хруст разрываемой плоти. Острие вошло прямо под левую грудь. Со вздохом, похожим на судорожный всхлип, она упала навзничь, вцепившись обеими руками в древко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
