― Потому что могу. ― Хан улыбнулся, а у Авроры мороз прошёл по коже. ― А матери моей там не было. Режь волосы и не болтай. ― Чётки с цветными лентами и костяными бусинами в его пальцах пощёлкивали, а Аврора прикидывала, успеет ли метнуться и вонзить нож в горло Хану. Она бы бросилась, кровь бы окрасила чёрную рубашку ублюдка, но нити тянулись от тяжело вздымавшейся груди Артёма к руке Хана, сплетая фантом гулко бьющегося сердца.
Ярость, боль и бессилие захлестнули её. Точно так же, как когда она была подростком, и отец сказал, что маму нельзя найти и вернуть. Ножом по сердцу, пощёчиной и совершенно не вовремя. Аврора замерла и на миг прикрыла глаза, а когда открыла, Хан был уже возле Мейера. Пальцы Хана сомкнулись на шее старика, а затем послышался хруст. Мейер безвольно осел на пол, а Злата надрывно замычала. Аврора стояла оглушённая. Мейер погиб. Из-за неё.
― Заканчивай, или они все умрут на твоих глазах. ― Улыбка Хана исчезла, а взгляд стал стальным. Никакого жёсткого веселья в нём не осталось. Бусины щёлкали, доводя до исступления.
Оставшиеся пряди Аврора дорезала как в тумане. Покорно протянула руку и отдала волосы Хану. Тот лишь улыбнулся и резко мотнул головой. Ордынцы тотчас оставили заложников и направились к выходу из палатки.
― Тела наших товарищей похороним по традиции: насыплем курган, ― произнёс Хан.
― Сжечь тут всё, босс? ― поинтересовалась пиромантка.
― Не в этот раз, ― покачал головой Хан и развернулся. Аврора выдохнула и шагнула к Артёму. А в следующий миг между ними оказался Хан. Бесконечное мгновение он смотрел на Аврору, а затем резко сжал в пальцах фантом сердца Артёма. С протяжным хриплым стоном её муж упал, а Хан наклонил ладонь и высыпал на лежавшего у его ног Артёма золотой песок. Усмехнулся напоследок и вышел. Аврора втянула носом воздух, почувствовала вкус соплей и крови, и плюнула вслед Хану.
― Боги мне свидетели, я до тебя доберусь, ублюдок! ― взвыла она, кинувшись к Артёму, упала на колени и обняла его. ― Будь ты проклят, сукин сын, будьте вы все прокляты! ― Сила ушла глубоко внутрь, Аврора чувствовала, как магия еле теплилась в остатках крови. И как неровно билось сердце Артёма, а его сила шла разрывами. ― Тёмочка, милый, ― прошептала она, прижимая мужа к себе. ― Что он сказал тебе?! Чем пригрозил?
― Что обрежет тебе крылья, и ты умрёшь прежде, чем поймёшь, что происходит, ― глухо ответил Артём и поморщился. Его лицо блестело от пота. ― В моей аптечке… Лекарства… ― Он прикрыл глаза, а Аврору захлестнула волна отчаяния и ужаса.
― Сейчас… Тёма… сейчас, ― пролепетала она, открывая трясущимися руками аптечку. Спину драло, кровь подсыхала, и кожа зудилась. Аврора вдруг поняла, что сидит полуголая, слепой Греков наощупь ищет рацию и проверяет образцы, а Вениаминыч развязывает Злату, и со страхом косится на бездыханного Мейера.
― Если бы я не выделывалась, Хан не покалечил бы тебя и не убил Мейера! ― всхлипнула Аврора. ― Я так виновата!..
— Если бы ты молчала, он бы убил нас всех, ― тихо возразил Артём. ― И немедленно прекрати винить себя. Не ты виновата, что Хан ― конченая мразь. ― Он положил таблетки под язык и привалился к столу. ― Я знаю, что со мной, Амон-Ра. Второй инфаркт.
Аврора едва не закричала, закусила руку и в отчаянии огляделась. Теперь она видела и других заложников, освобождённых Вениаминычем и начавших суетиться вокруг. Кто-то матерился, кто-то старался починить рацию, помогал Злате разводить бесполезный костёр и стаскивал тела в одно место. Пара полевиков дёрнулась в сторону Артёма, и Авроре показалось, что они хотят положить его туда же ― к мертвецам, но они только отнесли его на кровать. Вениаминыч всунул ей в руки кружку спирта и тихо произнёс:
― У тебя спина точно плёткой исхлёстана. Будто ты любишь пожёстче. ― Он сам явно не оценил свою шутку. ― Надо обработать раны, может начаться заражение…
― К чёрту спину! ― Аврора залпом выпила обжигающий спирт и едва не задохнулась. ― Надо вывозить отсюда Артёма.
― Вездеходы сломаны, а ждать самолёт… Неизвестно, где сейчас весь наш транспорт…
― А Николай? ― Аврора вцепилась в плечи Вениаминыча. Голоса звучали гулко и громко, мир стал удивительно чётким. ― Вызовите его по рации, он должен, должен быть здесь… ― Она лихорадочно соображала, ей вдруг стало нестерпимо душно. Держась за Вениаминыча, Аврора вышла из палатки и постаралась вдохнуть: грудь отзывалась болью на любое движение. В воздухе кружились первые снежинки, а рядом с костром стояла грузовая нарта, запряжённая тройкой оленей. Рядом сидел, скинув капюшон кухлянки, Николай.
― Откуда вы? ― Аврора задыхалась от пьянящей радости. Тело плохо слушалось, но она медленно подошла к Николаю. ― Не иначе боги послали вас!
― Я перегонял стадо, ― ответил Николай. ― И услышал чужую силу из-за холмов времени. А потом меня позвала Злата. Что здесь происходит? ― Он обвёл взглядом лагерь, остановившись на лежавших под брезентом трупах. У Авроры защепило сердце: он смотрел прямо на Мейера. ― Мне надо посмотреть, ошибаюсь я или нет, ― глухо произнёс Николай, склоняясь над телом.
За Аврору ответила подошедшая Злата, облачившаяся в шаманские одежды:
― Не ошибаешься.
Николай закрыл глаза и явным усилием воли взял себя в руки.
― Не хорони его пока, Гарпанча, ― попросил он. ― Вдруг его дух решит вернуться.
― Я буду камлать до твоего возвращения, ― пообещала Злата, стиснув его руку.
― Я сам дам тебе шкуру оленя, ― не оборачиваясь, произнёс Николай. ― Потом.
В партии зиму не ждали, но снег упал на тундру в одну ночь. В ту страшную ночь, которую Аврора не смогла бы забыть. Было почти светло, Злата камлала, провожая умерших к истокам родовой реки, а Аврора собиралась в дорогу. Вениаминыч перевязал ей спину, всё ещё слепой Греков дал карту, но Николай сказал, что знает дорогу лучше своих оленей. Аврора думала, что из-за смерти Мейера Николай возненавидит её, а тот сказал, что теперь ещё больше презирает Хана.
― Злата, тебя правда зовут Гарпанча Хопкогир? ― Аврора в очередной раз проверила, крепко ли привязан к нарте кукуль с Артёмом. ― Что это значит?
— Имя ― солнечный луч, ― улыбнулась та. ― А фамилия ― тундровый человек. ― Аврора кивнула, крепко обнялась со Златой и запрыгнула на нарту рядом с Николаем. Тот пробормотал что-то в усы, и взявшие разгон с места олени устремились вперёд.
Нарта почти сразу попала на заструги³, и Авроре стоило больших усилий не выблевать перловку с олениной, которую силой впихнула в неё Злата. Артём лежал в кукуле и смотрел в небо, но, кажется, не видел его. Николай завывал волком, а олени неслись вперёд так быстро, словно их настигала Дикая Охота.
Аврору лихорадило, она едва не падала с нарты и держалась только на фляге со спиртом. Ветер бил в лицо, обмороженные грязные щёки горели, а от холода руки стыли даже в перчатках. То и дело из носа шла кровь, которую Аврора размазывала по подбородку, губы опухли и потрескались. Она не следила за дорогой, не считала заснеженные сопки: все они были для неё одинаковые. Только прислушивалась к дыханию Артёма и понимала, что даже вдвоём с Николаем, который, как она вдруг поняла, ужасно стар, они не дотащат нарту до Мыса быстро. Можно оставить Артёма в снежной берлоге и привести помощь, но Аврора с содроганием представляла, как найдёт потом окоченевший труп. Что же тогда она скажет детям?..
Первый олень пал, споткнувшись, а оставшиеся двое ненадолго его пережили. Ездовые олени умирали сразу, и Аврора, глядя в их мутные глаза, понимала, что это конец. Она даже не могла заплакать, словно жидкости в теле не осталось, а когда затих последний олень, отрешенно подумала, что снег заметёт их высохшие мумии. А Мира и Илья ждали их…
Над бескрайней тундрой занимался рассвет, кровавый, как бересклет в саду старого дома Дрелихов. Николай стоял над павшими оленями, и его седые волосы рассыпались замёрзшими прядями по плечам. Аврора сухо всхлипнула. У неё самой не осталось даже длинных волос.
― Впряжёмся в нарту, ― просипел Николай, хотя Аврора видела, что он еле стоит. Спирт во фляге закончился. ― Полсотни кило́метров ― пустяки. ― Он постарался улыбнуться.
