³ Дьяман кёрмёс ― душа злого и порочного человека.
⁴ Обо ― груда камней возле курганов, знак уважения соотечественников к месту погребения.
⁵ Атлант ― первый шейный позвонок позвоночных животных, в том числе человека.
⁶ ― фраза из фильма Роберта Родригеса «От заката до рассвета».
Авторский коллаж: https://sun9-59.userapi.com/A_H_nfVUP1HUFnKwnaXPq7nPJBfwFLOkJao-Dw/JVMXRj9Bon8.jpg
Лето 2034 года
***
― Явление, названное учёными «мёртвые огни», охватило ещё два города края. Мобилизованы смешанные отряды войск и колдунов. Объявлен траур. Рассматривается введение режима чрезвычайной ситуации. Спасшиеся жители северных районов опустошённых городов наводнили столицу. Губернатор края Павел Константинович Дорохов подписал распоряжение о выделении социального жилья беженцам. О размещении пострадавших расскажет Лариса Малиновская… ― Трансляция переместилась на журналистку на фоне беженцев в очереди за едой, а матушка ― Ольга Петровна Султанова, ― переключила канал. Руслан поморщился и продолжил жевать рыбное филе с овощами: у матушки был пост.
― Всё это похоже на апокалипсис, ― произнесла она, перекрестившись и пробормотав короткую молитву, прежде чем грузно сесть за стол.
― Разве вы не чувствуете, когда именно ожидать Второго Пришествия? ― Руслан не хотел и не любил говорить на теологические темы, но сейчас не смог промолчать.
― Чувствуем. ― Раскосые карие глаза матушки, такие же, как у самого Руслана, смотрели в упор. Казалось, она видела нечто, недоступное человеку. Пусть и колдуну. Руслан не отвёл взгляда и улыбнулся, поймав слабое отражение своей улыбки. ― Всё, что творится сейчас: вереск этот, заполонивший всё, точно чума, детишки несчастные, одарённые, а на деле про́клятые магией. ― Матушка горько усмехнулась. ― Имеющий ухо да слышит. И знает, к чему это ведёт.
― Тогда останется только дождаться Антихриста, перетерпеть три с половиной года и мы свободны! ― едко отозвался Руслан.
― Руся, ― спокойно произнесла матушка. ― Ты пока не понимаешь.
― Уж я как раз понимаю всё очень хорошо! ― Сдерживаться больше не было сил. Магия ― серебристо-алая, будто смешанная с ртутью кровь, отзывавшаяся в жилах холодным огнём и постоянно мерещившимся запахом зверобоя, ― хлынула в сердце. ― Я тоже колдун!
― Не от Бога твоя целительская сила, сынок, ― отозвалась матушка. Седая прядь забранных в пучок волос очертила её широкоскулое, печально-одухотворённое лицо. ― Но я молюсь за тебя. Бог всем даёт время, любит и ждёт. У тебя, Руся, есть ещё время молиться. Господь стучится к тебе, только ты его не слышишь. Твоя магия не даёт тебе услышать.
― Ну нашего папашу Бог пока не дождался, ― резче, чем хотел, отозвался Руслан.
― Его время настанет, ― убеждённо ответила матушка. ― Антон ослеплён богатством, которое ему дают его ювелирные изделия. И девочкой этой, всё время забываю её имя…
― Девочку зовут Альбина, ― бросил Руслан. ― А ведь я только попросил её приглядывать за папашей лет пятнадцать назад, а не… ― Он вовремя прикусил язык. Рассказывать всё совершенно не хотелось. ― И потом, мам, ты сама ездила к медиуму, когда папаша лечить свой артрит не хотел, нос воротил, хотя я его записал за копейки к таким специалистам, что просто так он бы тысячу лет был им всем должен!
― Это другое! ― воскликнула матушка и тяжело поднялась. ― Альфред Александрович ― святой человек!
― Ну вот и хорошо. ― Руслан поднялся, быстро помыл тарелку и резко поставил её в сушилку. Стекло жалобно зазвенело. ― Вот только судя по твоим словам всем нам сейчас не молиться надо. А каяться! ― Он поджал губы и посмотрел на застывшую соляным столбом матушку. ― Я так больше не могу, ― коротко произнёс он. ― Я увольняюсь из больницы. Прости, но твой Бог мне чужой. ― И, быстро поцеловав матушку в полную, влажную от слёз щёку, вышел.
Ему было сорок пять лет, у него были го-дан¹ по айкидо, работа ведущим кардиохирургом столичного госпиталя, и ведь по нему не скажешь, что он, Руслан Антонович Султанов, умирает. Пациенты называли его врачом от Бога, а Руслан чувствовал себя чужим и этому богу, и этим людям. Горькая ирония ― дар целителя не мог вылечить его самого. Мог вытащить из-за грани Срединного и Верхнего мира любого, но Руслан рассыпался на куски. Медленно, но верно, неощутимо для тела, но он чувствовал ― всегда, когда просыпался и засыпал, ― как раскручивалась и с каждым разом всё трудней заворачивалась обратно спираль его жизни, разрывались державшие душу в Срединном мире чаломаа².
В последние время Руслан помогал всем, стискивая зубы, и ощущал, как истончались его связи с живым, но дар не ослабевал, клубился и срывался с пальцев серебристо-алыми нитями. Руслан видел тела пациентов, а когда залатал сердце геолога «Арктикстроя» Артёма Бутенко, наблюдавшегося у него давно, понял, что дошёл до рубежа. Природный колдун ― сильный и смелый, с гремящим и тяжёлым даром, ― хорошо потягался с Русланом, пока был без сознания, а его сила разрывалась и хлестала во все стороны.
Магнитная буря и падение метеоритов-Немезид десять лет назад сорвали ограничители, и магия захлестнула мир. Руслан чувствовал это, слабея с каждым годом. Он отдавал свой дар другим людям, а себя вылечить не мог. И что бы он ни делал, матушка всегда отводила взгляд и молилась, ведь его дар был от Дьявола.
И Руслан пробовал молиться, обратиться к Богу, но не выходило. Кровь матери-хакаски давала о себе знать, не пуская чужого бога в сердце и душу. У самой Ольги Петровны получилось отречься от корней и сбросить груз крови родичей. Руслан же этого не хотел. Он бы уехал прямо сейчас, но хотел попрощаться с человеком, ставшим как ни странно, ему почти другом. Строго отмеряя в стакан коньяк для сидевшего, откинувшись на спинку дивана, Бутенко, Руслан произнёс:
― Придётся тебе, Артём, искать другого кардиолога. Я уезжаю в Хакасию.
― Кого ты мне посоветуешь? ― По бронзовому лицу было непонятно, расстроился Артём или нет. Только то, что неугомонный геолог рвался в тундру. Руслан черкнул на обороте бланка контакты знакомого и подал Бутенко.
― Береги сердце, ― произнёс Руслан, пожав руку Артёма. ― И не принимай больше ваш геологический «допинг» ― чифир пополам со спиртом. Сгоришь ведь. И никто тебя не отмолит.
― Ты не очень деликатный врач, ― весело усмехнулся Бутенко, выпив коньяк и закусив.
― Какой есть, ― отозвался Руслан, глядя в окно. Там, за высотками на юго-востоке, где вставало солнце, ждали курганы потерянной родины предков, по которой он отчаянно скучал, томясь в тесном костюме и до стерильности синей форме. Бутенко ничего не сказал, только тихо вышел, оставив пакет с бутылкой портвейна.
Хакасия встретила Руслана пылевым маревом, размывавшим очертания холмов дрожащими потоками воздуха. К вечеру, когда Руслан добрался автостопом до деревни, стало легче, но от новостей про Золотую Орду, мёртвые огни и перспективы переселения в горы становилось тошно. Водитель «УАЗа» ругался и говорил, что пока что у них, слава Богу, ни одной веточки чёртового вереска не выросло. Духи берегли эту широкую выгоревшую степь.
В деревне в отрогах холмов Руслан за банкноты увольнительных быстро нашёл проводника-хакаса, который тут же жёстко обозначил, что на курганы с Русланом не пойдёт. Только покажет дорогу, и то днём. У него семья и родичи, да и кам не велел.
Матушка говорила, что на первом месте должен быть Бог, потом работа и семья. И сама же всегда ставила на первое место непутёвого папашу, который зарос бы грязью и артритом, если бы Руслан не попросил однокашницу Альбину приглядеть за Антоном Михайловичем одним глазком. О том, что связывало их потом, не хотелось даже думать.
Сам Руслан не представлял, как можно жить с кем-то, допускать в личное пространство чужого человека, чтобы кто-то ходил по квартире и отвлекал от работы. Поэтому отказывался знакомиться с молоденькими прихожанками матушкиного храма. Семья виделась ему обузой, в которой один из партнёров неизбежно уступает во всём другому, а отдачи не получает никакой. Поэтому Руслан совершенно не понимал папашу, обременившего себя ещё и любовницей.
