― Забирайтесь на нарты! Мои геологи погрузят ваши вещи. От них мало что осталось, но мы дадим вам ещё! Уберегла вас Бугады⁴, так уберегла!
Это была первая поездка Анны на оленьей упряжке. Она старалась не свалиться с нарты, подпрыгивавшей на кочках, а Московкина улыбалась с добротой. Сглатывая комок в горле, Анна крепче ухватилась за Вениаминыча и шесты. Она смутно помнила дорогу, только то, что в лагере полно людей, которые приняли на руки Анну и команду, похлопывали по спине, наливали в железные кружки спирт и улыбались. Артём, Вениаминыч и Аврора с Евой после второй кружки спирта стали похожи на людей, разговорились, и дочка даже потребовала себе баню и доктора.
После полевой бани, обустроенной в армейской палатке, Анна чувствовала себя отдохнувшей и посвежевшей. Влажные волосы липли к шее, лицо горело от солнца и воздуха, а ароматный грибной суп из большого котла согревал нутро. Она держала миску обеими руками и смотрела на то, как её команда расползалась по палаткам, выделенным им Московкиной, казавшейся неотделимой частью этих холмов. Бесстрастная и белозубая, она набивала трубку табаком, глядя, как товарищи обустраивались на базе партии, помогала советом и делом, а вечером пригласила на камлание.
Один за другим они пролезли, как полагалось, через коридор из молодых живых лиственниц и оказались внутри чума. Коренастая фигура Московкиной, сидевшей на кумалане⁵ вытянув ноги, темнела в полумраке. Время от времени Злата ловила кого-то ртом, глотала и снова сидела с отрешённым видом. Костёр тлел, а рассевшиеся вокруг Артём, Аврора, Ева, Серый и Вениаминыч тихо переговаривались. Аврора шутила, то и дело наклонялась к Артёму, и целовала его в висок. Она набросила на плечи рубашку, но Анна не могла не смотреть на её спину.
Между лиственниц коридора стояли причудливые, отдалённо похожие на людей изображения шаманских предков ― медведей, оленей, тайменей и щук, охранявших вход в Верхний мир. Анна с трудом вспоминала их странное название ― хомокоры. С другой же стороны чума, напротив лиственниц, стояли пеньки и валежник ― Нижний мир. Здесь стояли вырезанные из дерева птицы ― гагары, утки, гуси ― сторожа пути. Поперёк галереи пеньков лежал дух-налим, не дававший враждебным духам проникнуть в Срединный мир. И если раньше Анна могла рассеянно отнестись к обряду, то сейчас понимала, что магия вокруг реальна как никогда.
Под шёпот Авроры Анна погружалась в странный транс, а когда Московкина выпрямилась, развела руки в стороны и закричала гагарой, даже не удивилась. Тут же все сели, вытянув ноги вперёд, а неслышно выступивший из тени мужчина с нарты ― помощник шаманки ― достал из кожаного мешка шаманское облачение: плащ, расшитый нагрудник, унты и шапку с оленьими рогами. Протянул Московкиной и помог одеться. Затем молча расшевелил огонь и нагрел над ним бубен. Московкина взяла бубен в левую руку, встала на левое колено и ударила колотушкой.
Разговоры оборвались на полуслове. Густая томительная тишина заполнила чум, огонь сам собой почти потух, только угли едва заметно тлели, а дым вился медленными струями. Стало почти темно, и тут в полном сумраке зазвучал бубен. Московкина покачивалась и пела тихим мелодичным голосом, обращаясь ко всем, а сидящие вокруг Анны подхватили, явно зная слова.
Неожиданно Анна поняла, почему мужчина-помощник показался ей знакомым. Она узнала его разномастные глаза. Один синий до черноты, словно все духи Хэргу Буга ― Нижнего мира ― собрались в нём, а другой изумрудно-зелёный, словно хвоя тонкой лиственницы, пропущенной через дымовое отверстие и символизировавшей мировое дерево ― туру с развешанными на ней шкурами жертвенных оленей и цветными лентами.
Это был Николай. Тот самый, с чьего оленьего черепа всё и началось. Анна ещё днём постоянно ловила на себе пристальный взгляд, но решила поговорить позже. Сейчас желание стало нестерпимым. Ведь он был единственным, кого она знала в прошлом.
Пели и играли Злата и Николай, путешествуя по вселенным, Аврора, Ева и Вениаминыч подпевали, Артём смотрел на жену, Серый был темен лицом и глядел в огонь, Анна покачивалась в такт ударам в бубен. В голову лезло разное. И совсем не то, чему посвящено камлание. Она немного понимала слова: сегодня проводили шингкэлэвун ― обряд удачной охоты.
В чуме было душно. Горел костёр, пахло смолой и хвоей. Анна глубоко дышала, и тут под пение Московкиной и треск огня ей показалось, что у поставленной корнями вверх лиственницы ― Верхнего мира, Угу буга, истока родовой реки эвенков Тунгуски, ― стоял Альфред. Такой, каким она его впервые увидела, может, даже моложе. Соломенного цвета волосы рассыпались по плечам, тело скрывали длинная рубаха с узорами из птиц и зверей и штаны. Альфред смотрел на неё, его голубые глаза светились теплотой.
У Анны перехватило дыхание, сухие глаза жгло. Она видела Альфреда таким, каким он был до возвращения Гасящим. Как странно сейчас, на камлании, было думать, что есть на земле Срединного мира ― в Дулин буга ― кто-то, кроме духов и Златы-шаманки!
«У неё должно быть хедгэгу, ― рассеянно подумала Анна, не сводя глаз с Альфреда. ― Настоящее имя». Она хотела протянуть к мужу руку, но Альфред едва заметно покачал головой. Не сейчас, не время. Анна словно читала по его губам, хотя он не раскрывал рта.
Молчать, вспомнила она обряд очищения черепа. Не говорить ничего. И стала тихо подпевать Московкиной. Сердце радостно подпрыгнуло: Альфред никуда не исчезал. Анна знала, просто знала, что это он. Настоящий, только перешедший в другой мир. И если есть пещера Гасящего, то почему бы не быть реке Верхнего мира? Теперь Анна не сомневалась ни в чём. Страх и боль уходили, уступая светлой, щемящей душу грусти. Альфред смотрел на Анну, а она на него, и в этом молчаливом обмене взглядами не нужно было слов. Дрелихи и так понимали друг друга.
Когда вышли из чума, никто друг с другом не разговаривал. Анна бесцельно бродила по базе, вдыхая запах камней и холодной воды, оленей и сусликов-евражек. Она то и дело срывалась почти на бег, хотелось броситься вперёд, идти быстро, словно в надежде убежать от погони. Вот только никто за ней не гнался, а мысли растревоженным ульем роились в голове.
Она отошла довольно далеко от лагеря, как вдруг чуткое волчье ухо уловило шорохи и стоны. Тихой тенью, осторожно ступая по земле тундры, Анна прокралась между камней и увидела расположившихся на расстеленном кукуле Аврору и Артёма. Они занимались любовью. Их близость больше походила на ритуал, а влажные, пахнувшие травой тела смазывались перед глазами и отражали свет далёких костров. Анна поспешно отвернулась и прокралась обратно. Щёки горели, и ей было очень неловко. Она уже вернулась в лагерь, как вдруг наткнулась на Серого. Тот стоял и смотрел на светлое вечернее небо с бело-фиолетовой россыпью Млечного пути.
― В сегодняшней заварушке я был бесполезным куском говна, завёрнутым в говно, ― мрачно произнёс Серый. Анна не успела ничего ответить, как из палатки вышла Ева и воскликнула:
― Началось в партии утро! Серёж, ты чего это?
― Я снова нормально не поговорил с отцом. Каждый раз обещаю себе сказать ему… ― Серый запнулся, ― важное, а вместо этого опять спизданул хуйню! Так стыдно…
― Серый. ― Ева взяла его за плечо. ― Ты когда в последний раз спал?
― Не помню, ― коротко ответил он.
― Так, всё, выпей это и иди спать! ― Ева впихнула в руку Серого кружку с отваром, пахнувшим голубикой, зверобоем и почему-то грибами. ― Я тебя провожу. ― Они скрылись за палатками, а Анна отправилась дальше.
Посреди базы стоял большой чёрный камень, точно рос прямо из земли. Анна медленно приблизилась и коснулась тёплой шероховатой поверхности. Из-под камня бил родник, и журчание воды успокаивало. Анна прислонилась лбом к камню. Перед глазами всё ещё стоял Альфред. Анна зажмурилась и одними губами прошептала:
― Вернись ко мне. ― Растревоженное камланием сердце неистово хотело верить. «Быть может, ― мелькнула мысль, ― Ева как-то вернёт меня обратно…»
― Это Камень Шамана. ― Анна обернулась и увидела стоявшую рядом Московкину. Та сняла ритуальное облачение и теперь ничем не отличалась от других геологов. ― Он сродни упавшим Немезидам. И означает связь земли и неба. В сибирской тайге и восточнее много таких. Но только шаманы могут с ним говорить. ― Московкина на секунду замолчала. ― Все мои единоутробные братья могли. Забрал их Енисей вместе с другими.
