― Забудешь первый закат, за ним забудешь второй, ― безотчётно прошептала Аврора. Она сидела в снегу возле нарты, сжимая кукуль там, где была рука Артёма. Отчаяние захлестнуло, Аврора прислонилась к заиндевевшим полозьям, едва-едва чувствуя тепло. Рассвет прорезал прозрачный холод, изо рта шёл пар. И когда за спиной хрустнул снег, Аврора обернулась скорее интуитивно. Да так и застыла, не в силах шевельнуться.
В рассветных лучах к ним приближался Олень. Огромный, сильный, с лоснящейся красивой шкурой. Между семи его кровавых рогов сияло восходящее солнце. Семь… Аврора даже не смогла вдохнуть, глядя как зачарованная на неспешно приближавшегося к ним Оленя. Она ощущала его силу, отдававшую зверобоем и клевером, суровую, мягкую и старую, как сам мир. Словно этот Олень был первым, кого создал Ворон⁴.
Рядом с тихим вздохом опустился на колени Николай.
― Олень-С-Красными-Рогами! ― прошептал он. Солнце отражалось в его разномастных глазах, а лицо вдруг показалось удивительно молодым. ― Шаман!
Олень подошёл совсем близко. Бурые лохмотья бархата⁵ свисали с налитых кровью рогов. Аврора неловко поднялась, сняла перчатку и протянула обмороженную, но неожиданно твёрдую руку к морде Оленя. Тот обдал её горячим дыханием и ткнулся влажным носом в ладонь, позволяя себя погладить. Аврора чувствовала жёсткий мех и со слезами смотрела в тёмные глаза Оленя, в которых отчётливо читался разум.
― Дай Артёму кусочек бархата, ― хрипло произнёс Николай. ― А я пока распрягу оленей.
Артём послушно сжевал бархат, и Аврора постаралась стереть кровавые потёки с бороды мужа. А когда обернулась, Олень опустился перед ней на запястья, подогнув тонкие мощные ноги. Под тихие подсказки Николая, Аврора запрягла Оленя. Затем, не сводя взгляда с кровавых рогов, села в нарту рядом с Николаем, опустившим вожжи и хорей.
Дикий Олень несся в алый рассвет, бежал по тундре, почти не касаясь снега. А потом Аврора поняла, что они летели над руслом замёрзшей реки. И что впереди отчётливо виднелись огоньки Мыса. В ту же секунду Олень наклонил голову, его копыта утонули в снегу, а следом на наст приземлились полозья. Мягко и почти бережно, Олень довёз их до расчищенной дороги. Аврора тут же слезла с нарты и уверенно, почти не слыша слов Николая, распрягла Оленя.
― Спасибо, ― прошептала она. ― И прости за то, что дала Хану свои волосы.
Олень мотнул головой, слизнул лоскут бархата с рогов и вновь растворился в липком, как кровь, тумане оттепели, а Аврора увидела, что до больницы Мыса рукой подать.
В приемное отделение Аврора ворвалась с криком:
― В нарте во дворе Артём Бутенко! Он умирает! ― И едва она произнесла это, как последние силы покинули её. Аврора сползла по стене, расстёгивая одеревеневшими пальцами кухлянку. К ней подскочили медсёстры, врач что-то спрашивал, а она объясняла про Хана, Оленя и инфаркт у главного геолога. Резко пахнуло лесными травами, а в груди словно засияло солнце: ведьма-медсестра погрузила её в сон, куда Аврора тут же провалилась.
Она никогда не лежала в больнице, только когда рожала. Артём тогда был с ней, растирал поясницу, следил за показаниями приборов, а потом держал на руках и баюкал тихую Миру, пока акушерка занималась орущим Ильёй. После родов давление так и осталось высоким и скакавшим почём зря, поэтому, когда Аврора открыла глаза, голова раскалывалась, а глаза словно старались выдавить изнутри. Тошнило, тело ломило, и лежала она почему-то на боку. Попыталась перевернуться на спину и застонала: лопатки прошило болью, а катетер в вене потянуло.
― Лежи, Заря, я сейчас поправлю. ― Этот голос заставил Аврору приподняться, несмотря на слабость и боль. Шершавые, но нежные руки поправили мягкое тёплое одеяло и убрали со лба короткие прилипшие пряди. Аврора моргнула и сфокусировалась: перед ней сидел отец.
― Папа! ― выдохнула она. ― Папочка! ― И обняла отца так крепко, насколько позволяла капельница. ― Откуда ты здесь? Где мы? ― Она огляделась: чистая и светлая палата, голографические экраны и проекторы, робот-пылесос в углу. Явно не больница Мыса.
― Мы в госпитале горной столицы, ― ответил отец, аккуратно укладывая её на бок и беря за руку. На безымянном пальце блестело обручальное кольцо, которое он никогда не снимал. ― Тебя и Артёма доставили первым же рейсом. Врачи Мыса сделали для Артёма всё от них зависящее. Не волнуйся, ― он жестом остановил Аврору, испуганно на него смотревшую. ― Он жив. Очаг некроза обширный, но наши колдуны тоже не лыком шиты. ― Отец улыбнулся, но что-то в его тоне и словах не понравилось Авроре.
― Я знаю тебя лучше всех, ― усмехнулась она, подняв руку и коснувшись седых волос отца. ― Ты что-то недоговариваешь. Что ты от меня скрываешь, папа? Скажи мне, пожалуйста!
― Хан применил к Артёму мощную целительскую магию, ― негромко и чётко ответил отец. ― Но эта энергия может не только лечить. Считай, что Хан проклял Артёма ― очень серьёзно и сильно проклял. Теперь чем дальше Артём будет от тех гор, рядом с которыми его прокляли, тем хуже ему будет. И вспять этот процесс уже не повернуть. А про тебя доктор сказал, что тебе повезло, ― отец строго посмотрел на неё, но в его янтарных глазах светилась гордость, ― крылья не сломали позвоночник, защемлений нервов и междисковых грыж тоже нет. А вот с выростами на спине ничего не сделаешь. Ты поправишься. И Артём тоже.
― Я страшно отомщу! ― Аврора задыхалась от слёз бессилия и говорила, лишь бы сказать. Хоть как-то доказать, что она что-то может.
― Доченька, Заря моя, ― тепло и печально произнёс отец. ― Природу силы Хана не могу разгадать даже я. ― Он усмехнулся.
― Ты говорил, что он целитель, ― возразила Аврора. ― Таких способностей немало.
― Но в Хане есть нечто ещё. Ты чувствовала это, должна была почувствовать.
― Только курганную магию степняков. Больше ничего. Ничего. ― Аврора опустила голову, силясь вспомнить ту чужую густую силу, наполнявшую всё вокруг. И не могла. Нечто отводило глаза, обманывало чувства и дар Алконоста.
― Не спеши, ― ободряюще произнёс отец. ― Ты вспомнишь. И всё поймёшь. За своих детей не переживай: они здесь с Ксенией Максимовной. Всё хорошо.
― Кто вообще этот Хан такой? Из какого кургана вылез? ― воскликнула Аврора. Досада и зудящая жажда действий снедали её. Боги ей свидетели, она найдёт ублюдка! ― Я имя-то его не помнила, пока Артём его Русланом не назвал. И про мать в монастыре тоже не знаю, кто и когда ляпнул, наверное, в спутниковом интернете написали или в онлайне сказали.
Отец явно хотел ей ответить, но дверь палаты распахнулась, и к Авроре ринулись Мира и Илья: встревоженные, с сияющими глазами и такие родные. За их спинами маячила улыбавшаяся Ксения Максимовна в спортивном костюме. Аврора обнимала детей, с замиранием сердца слушала Миру и возносила хвалу богам, что дочка-банши не кричит. Значит, всё хорошо. Пока. Аврора запретила себе думать, что будет потом.
― Мамочка, что с твоими волосами? ― спросила Мира, гладя Аврору по голове и перебирая пальчиками её короткие до плеч волосы.
― Подстриглась, доченька, подстриглась, ― проглотив комок в горле, улыбнулась Аврора. ― Так ведь удобнее, правда?
Она старалась не показывать детям слёзы, прижимала к себе и слушала рассказы сына о том, чему он научился у дедушки Алека за лето. Смотрела на них и понимала, что готова на всё, чтобы чёртова магия Хана их никогда не коснулась. А про то, кто этот ублюдок на самом деле, она выяснит. Кем был, как дошёл до жизни такой. Всё.
***
========== Вересковый мир: Приходящие из курганов ==========
Комментарий к Вересковый мир: Приходящие из курганов
Глава во многом вдохновлена одноимённой частью книги А. А. Бушкова «Сибирская жуть».
Антон Михайлович и Альбина ― герои зарисовки “31. Дороже денег” сборника зарисовок “Мгновения любви”: https://ficbook.net/readfic/6473021
¹ Го-дан или 5 дан ― степень, для получения которой не требуется проходить тесты и экзамены на татами.
² Чаломаа ― цветные ленты, которые у хакасов принято повязывать на священную берёзу. Чаломаа – принято завязывать определенных цветов. Белые могли повязывать только мужчины, красные — только женщины, синие — и мужчины, и женщины, достигшие преклонного возраста. У хакасов жёлтый и чёрный цвет чётко ассоциируется с болезнью и смертью.
