Стоя на террасе гулявшего здесь тысячи лет назад Енисея, Руслан смотрел на уходящие за горизонт холмы, расцвеченные в синий и лиловый, с тенями облаков. Он чувствовал величественную отрешённость, словно ему принадлежал целый мир, а за спиной стояли невидимые сонмы предков и полки ушедшей в небытие настоящей Золотой Орды. Неслучайно хакасы ставили курганы на террасах, чтобы именно с них уходили души шаманов.
Почти все сопки окружали широкие и ровные возвышения, поднимавшиеся над дном долины. Руслан припомнил, что Бутенко называл их диванами и говорил, что такие террасы получаются из-за разрушения сопок. Всё рушилось, и Руслан не исключение. Он такая же часть Хакасии, как эти долины, холмы и куривший у подножия террасы проводник. На обратном пути проводник молчал, но когда под вечер Руслан засобирался к курганам, спросил:
― А тебе обязательно туды идти перед закатом?
― А что происходит перед закатом? ― Руслан взвалил на плечи походный рюкзак.
― Говорят, хозяин долины не любит, когда по ней ходют в такое время.
― А я пойду, ― отрезал Руслан. Выгоревшее серо-рыжее разнотравье манило, а курганы стояли перед глазами. Ещё в поезде он чётко осознал, что обязан провести ночь на кургане.
Ветер свистел в высокой сухой траве, ярко-синее небо с ярко-белыми облаками нависало над головой, казалось вечным. Века назад под этим же небом насыпали те курганы, к которым сейчас шагал по долине и страдал от тянущего плечи и шею рюкзака Руслан. Прямо перед ним был склон, покрытый пожухлой высокой травой. Руслан глубоко дышал, чувствуя, как капли пота скатывались по выбритым вискам. Стрекотали кузнечики, а до курганов было рукой подать.
И тут по склону пошло… это. Оно не имело ни формы, ни цвета, ничего из того, за что можно зацепиться. Просто беззвучно двигалось широкой полосой, а под ним пригибалась трава. Оно не было ветром: ковыль гнулся несколько метров, а потом поднимался. Это быстро катилось вниз по склону, замедлилось перед курганами, вышло, сделав крюк, на дорогу и, не поднимая пыли, направилось в сторону Руслана.
«Дух», ― понял он и побежал. Ему надо к курганам. И никакой дьяман кёрмёс³ его не остановит. А дух гнался за ним, пригибая траву и обдавая спину жаром. Кричал жаворонок, дышала степь, а Руслан бежал, обгоняемый ветром. Сила заволновалась, потянулась к духу и тут же отпрянула, а в сознании вспыхнуло: к берёзам. Словно сама степь подсказывала, что делать.
На краю колка Руслан остановился перевести дыхание. Стиснул зубы и обернулся: никого. Магия текла порожистой рекой, телу как будто стало легче. Но что-то подсказывало: Руслана запомнили. Он вздохнул и зашагал дальше: впереди отчётливо виднелись камни входа в курганную оградку.
В Хакасии много разного помещалось в одном месте, и сразу за курганами находился пойменный луг, а за ним ― берёзовые колки. Пыльная дорога шла стрелой на столицу, а к речке вела тропинка, утопавшая в угольно-чёрной тени прибрежных ив.
Днём проводник морщился и утверждал, что место «плохое», да и сам Руслан, едва оказавшись на лугу, ощутил странное напряжение. Ничего определённого, просто идти старался быстрее и тише, словно не хотел привлекать внимание… чего? Или кого? Встреча с хозяином долины поумерила пыл, но он упрямо шёл вперёд, обливаясь по́том и озираясь. И каждый раз, оборачиваясь, готовился уловить краем глаза движение. Небо стало тёмно-бирюзовым и зелёным с розовыми разводами, а в стороне от огромного гаснущего заката засияла первая звезда.
Темнота скапливалась в низинах, и Руслан остановился перед могучими камнями курганной оградки. Ещё днём он долго выбирал, в каком кургане ночевать, и отчего-то очень не хотел оказаться под свисающими ветвями берёзы соседнего погребения.
Прозрачный вечер был тих, а старая дорога внизу, бывшая в незапамятные времена караванной тропой, казалась почти домашней. В отличие от луга, за которым в распадке журчала речка. Даже за всё золото мира, Руслан не пересёк бы сейчас луг и не спустился вниз. Одна мысль о том, чтобы ступить под сень ив отзывалась дрожью, а магия шипела, точно масло на сковородке, обжигая кожу и кровь. Будто что-то внутри, сама магия восставала против похода… туда. И Руслан от души и нервно радовался, что захватил пятилитровку воды. Подаренный Бутенко портвейн жёг рюкзак, и Руслан приложился к бутылке, глотая свекольно-красную жидкость.
На склонах сопок лежали жёлтые и зелёные полосы, серебрился выжженный солнцем ковыль, а поднятая днём пыль оседала на дорогу. Проводник жаловался, что дождя давно нет, и Руслан, слушая неумолкаемую песню кузнечиков, надеялся, что дождя не будет и сегодня. И ощущал присутствие. Чувствовал, что не один в двух шагах от камней оградки и обо⁴. Точно кто-то разумный следил за ним, притаившись то ли на лугу, то ли в ветвях берёзы второго кургана. Это дерево вообще не нравилось Руслану, и он ловил себя на мысли, что вслушивался в переходящий в ночь вечер, словно ожидал вот-вот услышать шуршание разнотравья под чьими-то ногами.
Войти в курганную оградку можно было далеко не везде, Руслан даже не думал перелезь внутрь, а уж ставить там палатку тем более. Он ощущал: камни отделяли мир живых от мира покойников, и кто знает, какие ритуалы совершались в этой оградке. Руслан разбил лагерь, посидел, глядя на последние лучи упавшего за сопки солнца, и залез в спальный мешок. Портвейна осталось меньше половины бутылки, и от выпитого клонило в сон. Руслан закрыл глаза, привычно ощущая, как натягиваются чёрные чаломаа жизни. Твёрдая земля распрямила позвоночник, и на миг показалось, что за стенкой палатки кто-то стоял, но тут пришёл сон…
…он лежал, плохо понимая, что происходит. Звучала музыка. Трескучая и заунывная с переплетением гитары и флейты, принёсшая образы барханов и минаретов. Сначала далеко, на границе колков и луга, но музыка поднималась всё выше, пока не взобралась на террасу. И курган ответил ей. Едва заметной дрожью, горячей смолой по венам и удушливой горечью полыни.
Между трёх огромных камней очага горел костёр, хотя Руслан точно помнил, что затушил огонь. Не дыша, он перевернулся и лёг головой к выходу из палатки. Сосредоточено расстегнул, стараясь не шуметь, замок и выглянул наружу.
Возле костра сидела девушка. Её иссиня-чёрные волосы были собраны в высокую причёску на костяных спицах, а умное красивое лицо с раскосыми глазами казалось отрешённым. До талии она была обнажена, и Руслан, чувствуя нарастающее возбуждение, усилием воли заставил себя не смотреть на её смуглые груди. Большие серьги ловили отсветы костра, а широкие золотые браслеты охватывали жилистые руки. Ниже талии она была одета в тёмную и длинную юбку, спадавшую до земли тяжёлыми складками. На поясе висел кинжал в золотых ножнах. Девушка поводила ладонями над пламенем и смотрела поверх палатки, не замечая Руслана.
Магия мягко толкнула изнутри, а пальцы засеребрились. Алые нити сорвались с кончиков, словно рядом был кто-то, нуждавшийся в исцелении. Музыка отдавалась в теле рваными ритмами, и Руслан, повинуясь силе, рванулся наружу, опрокинув на себя остатки портвейна.
Языки пламени взметнулись в чёрное небо, ослепляя. Руслан отпрянул, принимая боевую стойку, а когда багровые и золотые круги перед глазами прошли, увидел, что внутри курганной оградки стояла девушка, миг назад сидевшая у костра, который Руслан не разводил.
Короткая серебристо-фиолетовая вспышка прочертила горизонт, выхватив на секунду зловещие сопки и долину. Следом пришёл раскат грома, и Руслан понял, что кузнечики смолкли. Ощущая ночной ветер через пропитавшуюся портвейном рубашку, Руслан увидел, как одна за другой гасли звёзды. Решил, что сошёл с ума, но потом понял, что всего лишь собиралась гроза.
― Дождь собирается. ― Низкий голос с хрипотцой заставил Руслана вздрогнуть. Надвигающееся ненастье заставило его забыть о девушке. Ветер шумел в кронах колков, но до курганов не долетало ни звука. ― Промокнешь, замёрзнешь. А исцелить себя не сможешь. ― Она внимательно смотрела на него, и отблески пламени тонули в её глазах. ― Иди сюда, здесь сухо.
