— Все, вперед. Держитесь меня и Гордона.
И Калхун сорвался с места. Фриман, не медля, побежал за ним. Они выбежали под открытое небо и побежали в обход большой воронки, вокруг которой валялись обломки бетона и асфальта, да пара покореженных автомобиля. Поначалу Гордон даже не понял, отчего так тихо — не было видно ни души…
… - Эй, смотри! — Еврей вдруг подскочил, указывая вниз.
Немец присмотрелся — из противоположного здания выбежали маленькие фигурки. Одна из них была одета в оранжевый костюм.
— Это он, точно! — быстро проговорил Еврей, начав загружать мортиру.
— Время для шоу, — криво улыбнулся Немец, нажимая на красную кнопку…
…Но вдруг он услышал шумный свист, идущий словно отовсюду сразу. Ученый успел заметить, как откуда-то с крыши Нексуса в небо взмыл белый луч, словно след от выпущенной ракеты. Секундная задержка — и белый луч массивным столбом спустился с неба, ударив прямо в автомобиль, мимо которого пробегал Гордон. Ученый даже не успел ничего понять. Мельком оглянувшись, он увидел, как машина, потонув в ослепительном желто-бирюзовом свечении, подлетела на метр и упала, обгоревшая и оплавленная.
— Началось! — крикнул Барни, — Никому не останавливаться!
Гордон после такого даже и не думал останавливаться. Устремившись вперед изо всех сил, он едва поспевал за Барни — его другу было легче бежать, не обремененным тяжестью скафандра. Гордон первым увидел впереди двух солдат и на бегу открыл огонь. Выстрелов он не слышал — все уже потонуло в криках повстанцев и свисте подавляющего устройства. Барни, заметив солдат, тоже открыл огонь.
— Быстрее, в ту дверь! — крикнул Калхун, проворно перекувыркнувшись и продолжая бежать.
Сзади опять что-то шваркнуло, Гордон на миг увидел свою тень на ближайшей стене, словно сверкнула молния. И он вбежал вслед за Барни в дверь какой-то пристройки, в которой они заметили солдат секундой раньше. Ворвавшись, он успел лишь добить синтета, двое уже лежали без движения, а Калхун быстро шел через комнату, тяжело дыша.
— Черт, даже зарядника нет, сквозь зубы сказал он, поднимая автомат одного из солдат и бросая свой.
За Фриманом в комнату ввалились остальные.
— Все? — коротко спросил Гордон, последовав примеру Калхуна.
— Голландца немного зацепило, — сказал кто-то.
— Ну так перевяжите его, или что там…
— Я же сказал, его зацепило, — и повстанец невольно оглянулся на улицу.
Фриман проследил его взгляд. И вздрогнул — невдалеке лежал обугленный, сочащийся кровью труп, скрюченный в предсмертной агонии.
— Зацепило, — шепотом повторил Гордон, отступая назад.
— Жаль голландца, хороший парень был, — быстро сказал Барни, — После боя обязательно помянем, а сейчас — обратно! Быстро, без задержек, пока сюда отряд солдат не подогнали.
И он тут же выскочил снова на улицу. Гордон побежал за ним, хотя смутно что-то отказывался понимать. Потеряли одного товарища — так просто? Так быстро и так глупо? И все, больше не задерживаемся?
Первые пять секунд бега все было тихо, но затем все началось по новой. В какой-то момент у Гордона заложило уши от дикого шума, и он даже не слышал, как один из повстанцев кричал ему "Фриман! Помоги, патроны кончились!". Калхун вел их в какой-то подвальчик, находящийся посреди площади перед Нексусом. Двоих солдат, охранявших это подвал (бывшее бомбоубежище, как догадался потом Фриман), убрали быстро. Но когда Калхун уже добежал до укрытия, грохнуло совсем рядом, Гордону показалось, что он даже спиной ощутил нестерпимый жар и свет — и его швырнуло далеко вперед, прямо под ноги Барни. Калхун, ни на миг не растерявшись, помог ему подняться. Гордон потряс звенящей головой — кажется, пронесло. Ведь если даже зацепит, то…
— Жить будешь, — одними губами сказал Калхун.
— Что? — крикнул Фриман, не разобрав ни слова в общем звоне и гуле.
— Жить будешь! — громко крикнул Барни, на миг нахмурившись.
В этот момент к ним ввалился повстанец, второй, третий…
— Быстрее, Мишель! — крикнул кто-то отставшему парню, который, с неописуемым выражением страха на лице, метался влево-вправо, и даже на миг остановился.
— Что делаешь?! — заорал Калхун, — Не останавливаться! Беги!
Но было уже поздно. Того, что Гордон увидел в следующий миг, он не забудет никогда. Сверкнул белый луч, желто-бирюзовая вспышка — и черный, пустой силуэт повстанца медленно поднялся над землей, и тут же рассыпался белыми искрами.
Все молча замерли, смотря туда, где только что был их товарищ.
— Проклятье, — выругался Барни, пнув труп солдата Альянса в голову и испачкав ботинок в крови, — Подонки… Ладно, идемте, его уже не вернуть, а нам еще многое надо…
— Это и есть твое "подавление"?! — взорвался Фриман и резко толкнул Калхуна, придавив его к стенке, — Да это же полная аннигиляция, мать твою! Почему ты не сказал?!
— Но-но, доктор, — тихо, но угрожающе сказал Эдди, подступая на шаг.
Калхун взглядом остановил его.
— А что, ты бы от этого меньше боялся?! — рявкнул Барни и оттолкнул Фримана, — Не психуй, ты знал, на что шел! И они знали.
Эдди молча кивнул, кто-то тихо выматерился.
— Ничего я не знал! Ты должен был сказать!
— Я сразу сказал, что если в тебя попадут, то собирать потом будет уже нечего, — жестко, но уже спокойнее сказал бывший охранник, — Откуда я знал, что это «аннигиляция»? Я этих ваших ученых слов не знаю, я сказал, как умел.
Фриман молча смотрел перед собой, тяжело дыша. Кто-то из повстанцев похлопал его по плечу, как бы говоря: "Успокойся, на войне все бывает".
— Ладно, извини меня, Барни, — наконец сказал ученый, — Я погорячился, прости. Башка трещит…
— Замяли, — улыбнулся Калхун, — Неудивительно, что ты так… Контузило, да?
— Есть немного.
— Бывает. Я за все эти годы вообще на всю голову контуженый, раз тридцать, — и Барни весело подмигнул другу.
Гордон улыбнулся. Но вдруг в общем гуле снаружи послышались четкие, раскатистые слова:
— Я хотел бы воспользоваться моментом и обратиться к вам лично, доктор Фриман.
— Да это же Консул, — воскликнул кто-то, — Наверное, через мегафоны…
— Опять наш Администратор за своё, — покачал головой Калхун, — Не слушай его, Гордон, что поделать, любит человек бред нести.
— Я когда это слышу, мне почему-то сразу хочется придушить его, — признался Фриман, — И в то же время, он как-то гипнотизирует. Как телевизор…
— Вы не ослышались, я к вам обращаюсь, — раздалось наверху, — К так называемому Свободному Человеку. У меня к вам вопрос.
— Ладно, пошли дальше, что-то мы задержались. Могут и бомбануть, — Калхун опасливо огляделся, — Всем за мной, в противоположную пристройку. И помните ошибку Мишеля! Никому не останавливаться, не теряться. Пошли…
Фриман побежал за другом почти на автомате, совершенно не обращая внимания на солдат перед собой, на шум подавляющего устройства. В звенящих ушах он слышал раскатистый, спокойный голос своего бывшего Администратора, который словно требовал внимания, не отпускал от себя.
— Как вы могли от всего отказаться? Это непостижимо.
— Фриман, лови патроны, — крикнул Эдди, расстреливая одного из показавшихся солдат.
Гордон на бегу поймал обойму и несколькими выстрелами прикончил солдата, который уже было прицелился в Калхуна.
— Человек науки, который мог бы направить сомневающихся и боящихся к истине, — мягкий и одновременно жесткий голос доктора Брина тянул к себе, звуча во всем этом хаосе, как нечто более высшее.
— Заткнись, урод! — крикнул один из повстанцев и на бегу пальнул в один из мегафонов, но промахнулся.
Фриман даже не заметил, как первый парень из их отряда уже проник в пристройку. Вслед за ним туда влетел Барни. Заметив, что повстанец, бегущий рядом с ним, споткнулся и упал, Гордон на миг задержался, подхватил парня под руки и подтолкнул вперед. Тут же совсем рядом шваркнула ослепительная вспышка, обдав щеку ученого раскаленным воздухом.
— …Предпочел для себя путь невежества и разрушения, — продолжал Консул, голос которого словно вещал с самой Цитадели, — Не заблуждайтесь, доктор Фриман. Вы начали не научную революцию, а путь к неизбежной гибели.
Гордон от ярости сжал зубы и выпустил по солдату вдвое больше пуль, чем следовало бы. Как же его злило, когда Брин касался науки! И ученый вслед за повстанцем вбежал в пристройку. Эдди прибежал последним. Остальные уже начали собирать разложенное по полкам оружие, переступая через свежие трупы солдат. Фриман даже не запомнил, сколько они тут пробыли — минуту, или секунду. Запомнились только три мертвых, давно уже мертвых повстанца, лежащие в углу бесформенной кучей. И — снова на улицу.
