было сказано и решено, потому что, когда они некоторое время стояли вместе в полной тишине – темноволосая голова, покровительственно склонившаяся над светлой, – Эми почувствовала, что никто не может утешить и поддержать её лучше, чем Лори, а он решил, что Эми была единственной женщиной в мире, которая могла бы занять место Джо в его сердце и осчастливить. Он не сказал ей этого, но она не была разочарована, потому что оба почувствовали правду, были довольны и с радостью оставили остальное невысказанным.
Через мгновение Эми вернулась на своё прежнее место, и пока она вытирала слёзы, Лори собирал разбросанные бумаги, обнаружив во множестве потрёпанных писем и многозначительных набросков предвестников доброго будущего. Когда он сел рядом с ней, Эми снова смутилась и покраснела при воспоминании о своём порывистом приветствии.
– Я не могла себя сдержать, мне было так одиноко и грустно, и я так тебе обрадовалась. Это было так неожиданно – поднять глаза и увидеть тебя, как раз когда я начала бояться, что ты не приедешь, – сказала она, тщетно пытаясь говорить совершенно естественно.
– Я приехал, как только узнал. Я хотел бы сказать что-нибудь, чтобы утешить тебя в связи с потерей дорогой малышки Бет, но я могу только посочувствовать, и… – Он не смог продолжить, потому что тоже внезапно смутился и не совсем понимал, что нужно говорить. Ему очень хотелось положить голову Эми себе на плечо и сказать ей, чтобы она хорошенько выплакалась, но он не осмелился, потому вместо этого взял её за руку и сочувственно пожал, что было красноречивее слов.
– Тебе не нужно ничего говорить, ты и так меня успокаиваешь, – тихо сказала она. – Бет теперь хорошо, и она счастлива, я не должна желать её вернуть, но я боюсь возвращаться домой, как бы мне ни хотелось всех увидеть. Не будем говорить об этом, потому что я сейчас заплачу, и я хочу насладиться твоим присутствием, пока ты рядом. Тебе не нужно сразу возвращаться обратно, не так ли?
– Нет, если ты хочешь, чтобы я остался, дорогая.
– Я хочу, очень хочу. Тётя и Фло очень добры, но я считаю тебя членом нашей семьи, и я бы успокоилась, побыв с тобой некоторое время.
Эми говорила и была так похожа на тоскующего по дому ребёнка, чьё сердце переполняла скорбь, что Лори сразу забыл о своей застенчивости и дал ей именно то, что она хотела, – ласку, к которой она привыкла, и ободряющую беседу, в которой она нуждалась.
– Бедняжка, у тебя такой вид, словно ты сейчас заболеешь от горя! Я хочу позаботиться о тебе, так что не плачь больше, лучше пойдём прогуляемся, ветер слишком холодный, чтобы сидеть здесь на скамейке, – сказал он наполовину ласковым, наполовину командным тоном, который понравился Эми. Лори завязал ленты её шляпы, взял под руку и начал водить взад-вперёд по солнечной дорожке под молодыми листьями каштанов. Он чувствовал себя более непринуждённо на ногах, а Эми было приятно опереться на сильную руку, видеть улыбку на знакомом лице и слышать голос, ласково говорящий с ней одной.
Причудливый старый сад стал убежищем для многих пар влюблённых и, казалось, был создан специально для них, таким освещённым солнцем и уединённым он был, и в нём не было ничего, кроме башни, возвышавшейся над ними, и широкого, покрытого рябью озера внизу, уносившего эхо их слов. Целый час эта новая пара гуляла и разговаривала или отдыхала у стены, наслаждаясь милыми впечатлениями, которые придавали очарование времени и месту, и когда далёкий от романтики звонок к обеду предупредил их о том, что нужно уходить, Эми почувствовала, будто в том саду замка она оставила всё бремя одиночества и печали.
В тот момент, когда миссис Кэррол увидела изменившееся лицо девушки, её озарила новая догадка, и она воскликнула про себя: «Теперь я всё поняла – детка тосковала по молодому Лоуренсу. Господи, подумать только!»
С похвальным благоразумием добрая леди промолчала и не проявила никаких признаков своего озарения, но сердечно попросила Лори остаться, а Эми она предложила насладиться его обществом, так как это принесет ей больше пользы, чем столь долгое уединение. Эми была образцом послушания, и так как её тётя много занималась Фло, ей пришлось развлекать своего друга самой, что она и делала с гораздо большим, чем обычно, успехом.
В Ницце Лори бездельничал, а Эми его распекала. В Веве Лори никогда не сидел сложа руки, но постоянно гулял, ездил верхом, плавал на лодке или чрезвычайно энергично учился, в то время как Эми восхищалась всем, что он делал, и следовала его примеру с такой готовностью и неукоснительностью, как только могла. Он сказал, что перемена произошла из-за климата, и она не стала с ним спорить, радуясь подобному оправданию для восстановления своего собственного самочувствия и настроения.
Бодрящий воздух пошёл им обоим на пользу, и физические нагрузки привели к благотворным изменениям как в сознании, так и в теле. Казалось, они получили более ясное представление о жизни и долге там, среди вечных гор. Свежий ветер развеял сомнения, обманчивые фантазии и мрачные туманы.
Тёплое весеннее солнце пробудило всевозможные возвышенные идеи, нежные надежды и счастливые мысли. Озеро, казалось, смыло все беды прошлого, а величественные старые горы благосклонно взирали на них сверху вниз, говоря: «Детки, любите друг друга».
Несмотря на недавнее горе, это было очень счастливое время, такое счастливое, что Лори не мог решиться нарушить его ни единым словом. Ему потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от удивления, вызванного исцелением от своей первой и, как он твёрдо верил, последней и единственной любви. Он оправдывал себя за кажущееся предательство мыслью о том, что сестра Джо была почти такой же, что и сама Джо, и убеждением, что было бы невозможно полюбить любую другую женщину, кроме Эми, так скоро и так сильно. Его первое сватовство было бурным, и он оглядывался назад, как будто через долгие годы, с чувством жалости, смешанной с раскаянием. Он не стыдился этого опыта, но стал думать об этом как об одном из горько-сладких переживаний своей жизни, за которое он мог быть благодарен, когда боль пройдёт. Он решил, что его второе предложение должно быть как можно более спокойным и простым. Не было никакой необходимости устраивать бурных сцен, едва ли нужно было прямо говорить Эми, что он любит её, она поняла это без слов и уже давным-давно дала ему ответ. Всё произошло само собой, никто не стал бы протестовать, и он знал, что все будут довольны, даже Джо. Но если нашу первую маленькую страсть жестоко погасили, мы склонны быть осторожными и медлительными, совершая вторую попытку, поэтому Лори медлил, наслаждаясь каждым часом и оставляя на волю случая произнесение слова, которое положило бы конец первой и самой приятной части его нового романа.
Он предполагал, что, скорее всего, сделает предложение в саду замка при лунном свете, в самой изящной и благопристойной манере, но получилось с точностью до наоборот, поскольку всё разрешилось на озере в полдень с помощью нескольких незатейливых слов. Они катались на лодке всё утро, проплывая от мрачного Сен-Женгольфа к солнечному Монтрё, с Савойскими Альпами по одну сторону, Монт-Сен-Бернаром и Дан-дю-Миди – по другую, прелестным Веве в долине и Лозанной на холме за ним, безоблачным голубым небом над головой и ещё более голубым озером внизу, усеянным живописными лодками, похожими на белокрылых чаек.
Они говорили о Бонниваре[146], скользя на лодке мимо Шильона, и о Руссо, когда смотрели вверх на Кларан, где он писал свою «Элоизу»[147]. Ни он, ни она не читали эту книгу, но оба знали, что это история любви, и каждый про себя задавался вопросом, была ли она хотя бы наполовину так интересна, как их собственная. Эми опустила руку в воду во время небольшой паузы, возникшей в их разговоре, и когда она подняла глаза, Лори опирался на вёсла и смотрел на неё с выражением, которое заставило её поспешно сказать, просто чтобы не молчать:
– Ты, должно быть, устал. Отдохни немного и позволь грести мне. Это пойдёт мне на пользу, потому что с тех пор, как ты приехал, я совершенно обленилась и стала изнеженной.
– Я не устал, но ты можешь взять одно весло, если
