пытаюсь довольствоваться всевозможными естественными привязанностями, тем больше любви мне, кажется, хочется. Я и понятия не имела, что так много чувства может поместиться в сердце. А моё так растянулось, что теперь, кажется, оно никогда не наполнится любовью, а раньше мне было вполне достаточно только своей семьи. Я этого не понимаю.
– А я понимаю. – И миссис Марч улыбнулась своей мудрой улыбкой, когда Джо перевернула страницы, чтобы прочитать, что ещё Эми пишет о Лори.
«Это прекрасно – когда тебя любят так, как Лори любит меня. Он не сентиментален, мало говорит об этом, но я вижу и чувствую любовь во всех его словах и делах, и это делает меня такой счастливой и такой смиренной, что я уже, кажется, не та девушка, какой была прежде. Я никогда не догадывалась до сих пор, каким добрым, щедрым и нежным он всегда был, ведь он открыл мне, что у него на сердце, и я нахожу его полным благородных порывов, надежд и стремлений, и я так горжусь от мысли, что это сердце принадлежит мне. Он говорит, что чувствует, будто «готов совершить роскошное путешествие по морю жизни, взяв меня с собой помощником капитана, а большая любовь будет грузом, чтобы уравновесить наш корабль». Я молюсь, чтобы у него всё получилось, и стараюсь быть именно такой, какой он меня считает, потому что я люблю своего доблестного капитана всем сердцем и душой и никогда не оставлю его, пока Бог дозволяет нам быть вместе. О, мама, я никогда не знала, насколько близок к раю может быть этот мир, когда два человека любят и живут друг для друга!»
– И это пишет наша холодная, сдержанная и светская Эми! Воистину любовь творит чудеса. Они, должно быть, очень-очень счастливы! – И Джо заботливо сложила шуршащие листки, как мы закрываем прекрасный роман, который крепко удерживает внимание читателя, пока он не закроет книгу и вновь не окажется наедине с будничным миром.
Потом Джо поднялась наверх, потому что шёл дождь и она не могла пойти прогуляться. Беспокойство овладело ею, и старое чувство вернулось снова, не горькое сожаление, как уже было когда-то, а мучительно терпеливое удивление, почему одной сестре достаётся всё, что она хочет, а другой – ничего. Это было неправдой, она знала это и гнала прочь такие мысли, но естественная тяга Джо к любви была сильна, и счастье Эми пробудило в ней алчущее желание кого-то «любить всем сердцем и душой и прильнуть друг к другу, пока Бог дозволяет быть вместе». Наверху, на чердаке, где закончились беспокойные скитания Джо, стояли в ряд четыре маленьких деревянных сундучка, каждый из которых был помечен именем владелицы, и каждый был наполнен реликвиями детства и девичества, закончившимися теперь для всех них. Джо заглянула в сундучки, а когда дошла до своего, оперлась подбородком о его край и рассеянно уставилась на хаотичное собрание предметов, пока её взгляд не привлекла пачка старых тетрадей. Она достала их, стала перелистывать и возродила в памяти ту приятную зиму у доброй миссис Кирк. Сначала она улыбнулась, потом задумалась, затем погрустнела, и когда она дошла до небольшой записки, написанной рукой профессора, её губы задрожали, книги соскользнули с её колен, и она застыла, глядя на дружеские слова так, будто они приобрели новый смысл и затронули чувствительное место в её сердце.
«Дождитесь меня, друг мой. Возможно, я немного опоздаю, но я обязательно приеду к вам».
«О, только бы он смог приехать! Такой добрый, такой любезный, всегда такой терпеливый со мной, мой дорогой старый Фриц. Я и вполовину недостаточно ценила его, когда он был рядом, но теперь я бы очень хотела его видеть, потому что все, кажется, скоро оставят меня, и я совсем одна».
И, крепко сжав маленькую бумажку в руках, как будто это было обещание, которое ещё предстояло выполнить, Джо положила голову на мягкий мешок с лоскутами и заплакала, словно отвечая дождю, барабанящему по крыше.
Было ли это жалостью к себе, одиночеством или плохим настроением? Или это было пробуждением чувства, которое ждало своего часа так же терпеливо, как тот, кто его внушил? Кто скажет?
Глава 20
Сюрпризы
Джо в одиночестве лежала в сумерках на старом диване, смотрела на огонь и думала. Это был её любимый способ проводить время после заката. Никто не беспокоил её, и она обычно лежала, подложив под голову красную подушечку Бет, придумывая сюжеты рассказов, мечтая или нежно думая о сестре, которая никогда не казалась ей далёкой. Её лицо было усталым, серьёзным и довольно грустным, потому что завтра у неё день рождения, и она думала о том, как быстро пролетают годы, какой старой она становится и как мало, как ей казалось, она успела сделать. Ей почти двадцать пять, и ничего особенного она не добилась. Но Джо ошибалась. Чего-то она всё же достигла, и постепенно она стала это осознавать и была благодарна за это.
«Старая дева, вот кем я точно стану. Старая дева-литераторша, с пером в качестве супруга, семьёй из рассказов вместо детей и, возможно, получившая кусочек славы – лет через двадцать, когда, как бедный Джонсон, я совсем состарюсь и не смогу ни насладиться ею, ни с кем-то её разделить, да она уже и не пригодится мне, такой одинокой и независимой. Что ж, зачем мне становиться святошей с кислой миной или эгоистичной грешницей, к тому же я смею думать, что жизнь старой девы очень удобна, если к этому привыкнуть, но…» – И тут Джо вздохнула, как будто такая перспектива её не так уж привлекала.
Поначалу эта перспектива редко бывает привлекательной, и для двадцатипятилетних тридцатилетие кажется концом всего. Но всё не так плохо, как кажется, и человек может жить вполне счастливо, если он может найти какую-то опору в самом себе. В двадцать пять лет девушки начинают говорить о том, что останутся старыми девами, но втайне решают, что никогда ими не будут. В тридцать лет они об этом молчат, но принимают этот факт спокойно, и если они благоразумны, то утешают себя, вспоминая, что у них впереди есть ещё двадцать полезных, счастливых лет, в течение которых они, возможно, научатся стареть красиво. Не смейтесь над старыми девами, дорогие девочки, ибо сердца, которые так тихо бьются под строгими платьями, часто скрывают очень нежные, трагические истории любви и многие молчаливые жертвы молодости, здоровья, стремлений, самой любви делают их увядшие лица прекрасными в глазах Бога. Даже с грустными, угрюмыми сёстрами следует обращаться по-доброму хотя бы потому, что они пропустили самую сладостную часть жизни. И, глядя на них с состраданием, а не с презрением, девушки в расцвете сил должны помнить, что они тоже могут пропустить время цветения. Что румянец на щеках не вечен, что серебряные нити появятся в красивых каштановых волосах и что со временем доброта и уважение станут такими же приятными, как любовь и восхищение сейчас.
Джентльмены, то есть мальчики, будьте вежливы со старыми девами, какими бы бедными, простыми и чопорными они ни были, ибо единственное достойное рыцарство – это то, которое готово оказывать почтение старшим, защищать слабых и служить женщинам, независимо от их положения, возраста или цвета кожи. Просто подумайте о добрых тётушках, которые не только читали вам нотации и докучали по пустякам, но и ухаживали за вами и ласкали, слишком часто не получая благодарности, вспомните те неприятности, из которых они вам помогли выбраться, деньги на чай, которые они выдавали вам из своих небольших сбережений, стежки на вашей одежде, которые сделали терпеливые старые пальцы, шаги, которые старые ноги сделали ради вас, и с благодарностью делайте милым старушкам те маленькие знаки внимания, которые женщины любят получать всю свою жизнь. Ясноглазые девицы быстро их замечают, и вы ещё больше понравитесь им, и если смерть, почти единственная сила, которая может разлучить мать и сына, лишит вас ваших родителей, вы обязательно встретите нежный приём и материнскую заботу у какой-нибудь тёти Присциллы, сохранившей самый тёплый уголок своего одинокого старого сердца для «лучшего племянничка на свете».
Джо, должно быть, заснула (как,
