Табириум был воплощением «архитектуры страха» военного времени. Лишь два здания немного разбавляли мрачную картину: церковь Единого — каменная, изящная, с круглым витражным окошком над входом; и — таверна «Сорок Злых Сальваторов» (вот же название! определенно, своя история за ним кроется). Похоже, они были построены здесь уже после войны.
…Узкие извилистые тропки оплетали городские улицы хитрой паутиной. Местами Кангасску было проще пройти по сугробам, чем разбираться в ней. Благо, у таверны дорога была хорошо утоптана: сразу видно, место довольно посещаемое… не в пример стоящей поодаль церкви. Однако, переступив порог этой таверны, Кан поразился тому, как пуст общий зал: видимо, затянувшаяся метель всему виной. За кружечкой местного эля коротали время лишь три человека. Кангасск не стал скромничать и позволил предчувствиям говорить в полный голос. Так что к Фрилу он подсел сам.
— Здравствуй… Фрил… — приветствовал он незнакомца.
— Здравствуй, Ученик миродержцев…
Человек, откликавшийся на имя Фрил, поднял глаза и задумчиво посмотрел на Кангасска. А после сладко потянулся, разминая затекшую спину, и устроился поудобнее, положив на стол локти.
…Он еще не был седым, несмотря на то, что скоро должен был отметить пятый десяток лет. Одежда его, невзрачная и простая, была, тем не менее, идеально чиста и аккуратна («запах» магии и незримые следы часто применяемого к ней заклинания ресторации говорили сами за себя). Нет, это не бродяга и не вор — это маг… и человек, привыкший когда-то к богатой жизни и высокому положению, которое ко многому обязывает (в том числе и к тому, чтобы всегда выглядеть безукоризненно). В пользу этого говорил и взгляд Фрила: гордость, воля и сила читались в нем ясно. Но, похоже, судьба здорово потрепала этого человека, надломила что-то в нем… потому и было в его глазах нечто отчаянное. Так смотрит тот, кто все потерял и держится храбро лишь из гордости и упрямства.
— Будем знакомы, я Галан Браил… — сказал маг… и протянул Кангасску руку.
Это был не просто знак приветствия, начавший в последнее время завоевывать популярность в Омнисе. Нет. Галан вложил в него особый смысл, и Кан это понял.
Горечь потерь… Память — об Ордене Горящего Обсидиана, о Максе Милиане, о времени, когда все было и могло быть иначе.
И Ученик пожал эту руку; слабо — ведь его правая рука до сих пор скверно слушалась, — но пожал… Он должен был видеть в этом человеке врага. Должен был винить его во многом. Но не мог. И даже почувствовал, что ему жаль Фрила-изгнанника, искренне жаль.
Обошлись без лишних слов. Видимо, Галан и так получил от этой встречи то, что хотел.
Опытный маг, он готовил трансволо, не прекращая неспешной беседы. Он ничего не просил, ничего не утверждал, говорил только о списках: скопированные из разных источников, они требовали вдумчивого изучения и знания некоторых сокращений и хитростей, чтобы можно было разобрать, что к чему. Это и объяснял Галан Браил. И Кангасск, в свою очередь, не задавал посторонних вопросов.
Наконец трансволо было готово. Тридцать одна минута. Почти рекорд.
— С твоего разрешения, Ученик, — грустно усмехнулся Галан и уточнил: — запретный радиус.
— Разрешаю… — согласился Кан.
— Тогда до встречи…
Ученика миродержцев приняла звездная бездна трансволо. Странное чувство охватило его, когда он вновь взглянул на списки и мысленно вернулся в таверну забытого небесами Табириума… странное… Хитрый коктейль из разочарования, грусти и жалости, с терпким привкусом недоброго предзнаменования…
Глава сорок седьмая. Подвиг не отменяет кары
«Письма к Кангасску Дэлэмэру
год 15005 от п.м.
сентябрь, 12, Цитадель Владиславы
Есть одно давнее сказание, сложенное еще в эпоху покорения Севера… Сам понимаешь, Кан, тогда людям несладко пришлось, каждый клочок земли приходилось отвоевывать у детей тьмы, дисциплина была железная, нравы жестокие… Так вот, сказание это о парне, который заснул на посту и прозевал атаку. Но потом он сражался так отчаянно, что сумел переломить ход битвы и обратить детей тьмы в бегство. Маг он был талантливый и увел свои силы почти в ноль, но исправил то, что натворил. Много воинов, которых нападение застало врасплох, полегло по вине этого парня, но те, кто выжил, смотрели на него как на героя, потому что никогда еще не видели, чтобы столь юный маг сражался так отважно.
Тогда к любимцу толпы вышел Инквизитор. И сказал так: „Ты герой, ты сражался превосходно и спас всех нас, за это я тебя награжу“. Воины возликовали. Под радостные крики толпы Инквизитор вручил ошеломленному парню свой посох и повысил его в звании. А потом жестом заставил всех вокруг умолкнуть и продолжил: „Но ты уснул на посту, и пятидесяти жизней стоил нам твой сон. За это я приговариваю тебя к смерти“. И испепелил героя на месте. Многие плакали о нем.
…А теперь вернемся в наши дни… и я скажу: ныне, как и в древности, подвиг не отменяет кары…
Не так давно я призывал к смещению Советов. И дождался этого дня.
Не было суда, не было показательных речей. Судьба шести человек решалась под багровым закатным небом на Восьмом Холме Назаринов, где шел разговор между мной и моими родителями. Им непросто смотреть на меня как на равного, я чувствую это каждый раз. Но они не выдают этого ни единым словом. Правда, меня и Горящего не обманешь… сегодня отцу не раз хотелось проорать мне в лицо: „Заткнись, щенок!!!“
Да, разговор был непрост.
„Смертная казнь!“ — сказал отец, и тон его не подразумевал возражений. В отличие от мамы, которая решила судьбу своего Совета, Южного, куда как мягче, он избрал высшую меру.
Мама хотела возразить, но я опередил ее… я не позволю родителям ссориться сейчас, и если кто-то должен получить сполна за то, чтобы советники остались живы, пусть это буду я.
„Я виновен в случившемся не меньше их, — сказал я. — И должен быть осужден вместе с ними. Но я прощен мамой и тобой, толпа носит меня на руках, воины идут в бой с моим именем… Как бы истинный Инквизитор поступил на твоем месте, отец? Подвиг не отменяет кары…“
Этой фразой я привел его в тихое бешенство… Гнев Инквизитора подобен пламени, в которое вылили кувшин масла. Он страшен… Но чего бояться мне? Я уже отбоялся свое, и терять мне нечего. Так что я был холоден под гневом отца. Холоден и спокоен. И улыбка моя, которая казалась ему наглой, на самом деле вмещала лишь усталость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
