― Хорошо хоть он не возжелал меня как женщину, ― усмехнулась Аврора. ― Хотя… Лучше бы так. ― Дочь дёрнула короткую прядь. ― Теперь волосы не отрастают, как надо, а я до сих пор вижу во снах Оленя и тетиву из моих волос. Надеюсь, что Шаман тогда убежал.
― Он бы убежал от Дикой Охоты, ― произнёс Артём, обнимая Аврору. ― Не переживай.
― У тебя есть… в детстве была игрушка-оленёнок с красными рогами, ― тихо произнесла Анна. ― Символично. ― Она замолчала, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Как много из того, что для неё есть, у Авроры было.
― Сколько сейчас Хану? ― спросил Вениаминыч, заметив состояние Анны.
― Постарше меня лет на десять, ― отозвался Артём. ― Шестьдесят, плюс минус год.
― Ну и фиг с ним! ― махнула рукой Ева, поднимаясь. ― Рассвело совсем. Вень, пойдём, проверим нарты.
Московкина щедро поделилась с отрядом запасом провизии, а Николай пригнал со стойбища несколько грузовых нарт, на которые погрузили поклажу. В сгоревшем вездеходе был почти весь экспедиционный скарб, и Вениаминыч долго спорил с Артёмом по поводу того, как объяснять Белоснежке, куда делась машина, и подходило ли под страховой случай сожжение драконами. Анна смотрела на своих спутников и тихо удивлялась их стойкости. Они шли вперёд с неумолимостью атомного ледокола, который собирались отыскать с её помощью. Шли, не оглядываясь, точно за их спинами сгорали мосты. Анна чувствовала их искренность, ощущала запах холода и голубики, костра и трудового пота, но не могла задать главный вопрос: собираются ли они возвращаться назад? У Евы и Дружинина был трёхлетний сын, у Авроры и Артёма её внуки, Серого на базе Грекова, куда отряд сейчас направлялся, ждала Белоснежка. Как они условились, она должна была прилететь туда на самолёте и сбросить бочки с продовольствием. Вообще делать крюк не планировали, но после потери вездехода и встречи с Золотой Ордой стоило заручиться поддержкой ещё и Грекова.
Нарта в очередной раз подскочила на кочке, Анна едва не свалилась и больно прикусила язык. Из головы не шли слова Московкиной, сказанные Артёму перед отправкой:
― Поосторожней с Греком, Князь. У него на тебя зуб из-за того сорванного шесть лет назад плана и похищенного ордынцами золота, а столичному начальству Грек нравится. Они же первые будут аккуратно вставлять палки в колёса, чтобы при любом исходе и любом главном геологе не остаться внакладе.
― Елисею Степановичу далеко до его матери-археолога, ― монотонно отозвался Артём, глядя в светлое небо над холмами. ― Вот это была специалист, а Еля… далеко ему до Полины Панкратовны, как Хану до курганов Колхиды.
Из-под нарты выскочил и бросился спасаться бегством очередной суслик-евражка. С каждым километром, приближавшим отряд к базе Грекова, попадалось всё больше животных. Тихая до этого тундра словно ожила. Евражки, хомяки-лемминги, песцы в грязно-бурых летних шубках, куропатки, дикие гуси, пуночки, пасшиеся возле дороги овцебыки, мелькавшие среди лиственниц волки, горностаи, зайцы, кружившие в небе кречеты и казарки ― их одурявший запах сводил Анну с ума и мучил даже во сне. Приближалось полнолуние, и сдерживать Ликею становилось всё сложнее, а мир то и дело серел. Анна мысленно обещала себе обратиться на базе Грекова и, быть может, погонять куропаток, но обилие живности поражало.
― Тут явно Белоснежка! ― перекричал свист ветра Серый. ― Вене влетит за вездеход! ― Он улыбался и явно предвкушал встречу с Оливией, а когда впереди замаячили палатки партии, кувыркнулся с нарты и побежал вперёд. Анна видела, как Аврора и Ева прятали улыбки, а Вениаминыч, когда нарты остановились, побрёл по тихому лагерю в поисках полевиков, которые помогли бы с разгрузкой.
Из большой камеральной палатки вышел и направился к отряду подтянутый мужчина среднего роста. На вид ему было лет пятьдесят, собранные в хвост прямые чёрные волосы у корней заметно серебрились. Глядя на отряд сквозь затемнённые очки, он улыбнулся и произнёс:
― Здорово́, Артём Иваныч, с приездом! ― От Грекова пахло смородиновой самогонкой, морковью и собаками. Лайки смирно сидели в вольере на другом конце лагеря, но Анна отчётливо ощущала густой дух псины, гвоздики и почему-то солярки.
― Здравствуй, Елисей Степаныч, ― благодушно отозвался Артём, глядя на Грекова.
― Где же прекрасная Белоснежка? ― нарочито небрежно поинтересовался Серый, почёсывая заросшую дикой бородой щёку.
― Оливия Александровна на законсервированной буровой, проводит инвентаризацию.
― Чем порадуешь, кроме наличия Белоснежки? ― перешёл к делу Артём.
― Намыл хорошие пробы, ― отозвался Греков. ― Оливия Александровна накладные привезла на продукты. Пойдём, подпишешь? ― Греков выжидающе посмотрел на Бутенко.
― С места в карьер? ― насмешливо поинтересовался Артём. ― Утром. Елисей Степаныч, сообрази нам баньку и чайку́, пожалуйста. Притомились с дороги…
Греков рассмеялся, хлопнул Артёма по плечу и отправился по палаткам: поднимать полевиков и накрывать гостям на стол. Ели сытно и вкусно: Анне стоило больших усилий не взять добавки, но шашлык из оленины она попросила оставить с кровью. Пряная тёплая кровь сочилась тонкой струйкой по её успевшему загореть подбородку, и Анна, вдыхая дым костра, радовалась, что собрала волосы в пучок. На миг всё как будто стало хорошо, а Альфред точно просто отошёл поворошить угли в костре…
Пятидесятиградусная самогонка Грекова сделала своё дело: Анна давно не пила крепкий алкоголь, а тут решила попробовать ― и её развезло. Стараясь идти ровно, Анна добралась до палатки и неуклюже легла на кровать. Голова кружилась, к горлу подкатывал комок, но вставать не хотелось. Анна перевернулась на спину и уставилась в потолок. Альфред бы сейчас улыбался с иронией, а его янтарные глаза светились бы теплом. Он заварил бы Анне крепкого сладкого чая, принёс бы еду и осторожно гладил бы по голове, ласково журя за самоуверенность.
На глаза навернулись слёзы, и Анна всхлипнула, закусив край кукуля. Олений мех тут же набился в рот, и она хотела выплюнуть шерстинки, как вдруг чуткий волчий слух уловил движение в соседней палатке. А ещё горький запах полыни. Медленно и осторожно, Анна придвинулась к стенке палатки, чтобы лучше слышать. И едва не вскрикнула, узнав вкрадчивый голос:
― Ты думаешь, Елисей, я с тобой в игры играть буду? Ты хочешь, чтобы все твои люди погибли? Или чтобы невинная Белоснежка умерла?
― Не понимаю претензий, Руслан Антонович. Я всё сделал, как мы договаривались.
― Ты вёл себя слишком вызывающе. Бутенко явно что-то заподозрил.
― Князь сейчас выжрет всю самогонку и пойдёт любиться со своей Зарёй, ― возразил Греков. ― Вот и заберёте их. Серый отправился на буровую искать Белоснежку, Вениаминыч моется в бане, Ева пьёт вместе со всеми. А вот волчицу я не знаю, кто такая.
― Геологи могут предупредить их. ― Каждое слово Хана сопровождалось костяным щелчком чёток.
― Вместо них вы посадили за стол своих людей! ― воскликнул, явно нервничая, Греков. ― И это ещё хорошо, что Князь их в лицо не знает, а то бы…
― Ты боишься его, ― усмехнулся Хан.
― Вот ещё! Он мне надоел. Засиделся на месте главного геолога. У него сердце… ― Греков на миг замолчал и заискивающе произнёс: ― Вы же помните, что обещали вылечить мои глаза?
― Елисей, прекрати торговаться. И иди за стол, не то Бутенко и Аврора заметят, что тебя нет. Ты очень нервничаешь, это видно. Решил меня кинуть? Запомни: если это всё ― твоя игра на стороне Бутенко, я убью вас всех. Я просто не люблю, когда меня обманывают.
― Учитывая ситуацию, мне должны дать блядский «Оскар» за то, насколько натурально я себя веду!⁶
― Ты ― крыса продажная, Греков! ― Анна вздрогнула, услышав злой и испуганный голос Белоснежки. Терпкий запах страха заползал Анне в ноздри. Она понимала, что должна что-то сделать, но продолжала слушать.
― Пискнешь не по делу, Оливия, и пчёлы будут собирать мёд с цветов, выросших на твоей могиле, ― спокойно и яростно усмехнулся Хан. ― У нас твой мужчина.
