Резко останавливаюсь и смотрю, как она взбирается на Аву.
— Что происходит? — спрашивает Ава, глядя на меня так, словно я сошел с ума. Вполне возможно, так и есть.
— Посмотри на нее! — Как чокнутый, машу руками в сторону своей малышки. — Посмотри!
Ава ставит Мэдди на пол и присаживается на корточки, откидывая шоколадные локоны моей малышки за ее крохотные плечики и одергивая подол нелепой футболки. Она может дергать его сколько угодно, черт возьми. Она не останется на теле моего ребенка.
— Мэдди, — Ава перешла в режим уговоров, о чем, возможно, мне следовало подумать, прежде чем произносить гибельные слова. Я уже должен был научиться не говорить Мэдди «нет». Это, черт возьми, правило номер один. — Папа считает, что эта футболка немного маловата.
— Вот именно, — вмешиваюсь я, просто для ясности. — Слишком маловата.
Моя маленькая леди бросает на меня хмурый взгляд.
— Он ведет себя неразумно.
Я ахаю и бросаю обвиняющий взгляд на Аву. У нее хватает порядочности выглядеть виноватой.
— Видишь, что ты наделала?
— Власть у папы! — щебечет Джейкоб, лишая меня любого шанса на победу.
Теперь охает Ава.
— Уорд, ты должен помнить. Эти маленькие ушки слышат все.
Я поступаю разумно и затыкаюсь нахрен. Моя жена не может скрыть своего раздражения, и я не ожидаю от нее этого. Я ожидаю, что она снимет это жалкое подобие футболки с моей крошки.
— Он не может диктовать, что мне носить! — кричит Мэдди на всю кухню, скрестив пухлые ручки на маленькой груди. Я смотрю на свою дерзкую соблазнительницу, отмечая, что ей не удается скрыть чертовски красивую улыбку.
Проклятье! Мои руки взлетают к волосам и дергают за них. Скоро у меня не останется ни одного гребаного волоска, особенно когда Ава приберет их к рукам. Я на мгновение забываю о своем смятении и улыбаюсь, мысленно чувствуя, как она тянет меня за них, в то время как я врезаюсь в ее прекрасное тело. Но вскоре возвращаюсь к реальности, где моя маленькая леди сверлит меня недовольными карими глазами.
Наблюдаю, как Ава разговаривает с ней, прежде чем взять за маленькие плечики и повернуть ко мне.
— Мэдди готова пойти на компромисс. — Ава с веселым взглядом наклоняет голову.
От этого мне не становится лучше. Я и раньше потакал Мэдди, и это привело к тому, что я унес ее из «Уэйтроуза», перекинув через плечо, пока она кричала во все горло и запинывала меня до смерти. Смотрю на Аву с мольбой в глазах, надуваю губы, как идиот, но она лишь качает головой и мягко подталкивает мою своенравную маленькую леди ко мне.
Сейчас она улыбается, ее ручки тянутся ко мне, чтобы я взял ее. Она растопила мое гребаное сердце, но, Господи Иисусе, с чем, черт возьми, я столкнусь в ближайшие годы? Я буду лысым или, может быть, даже скончаюсь. Или окажусь в тюрьме, потому что, если какой-нибудь маленький ублюдок дотронется до нее, я вырву его гребаное сердце. Подхватываю ее на руки и оставляю Аву, чтобы она помогла моему тихому мальчику надеть конверсы.
— Папа, тебе нужно успокоиться. Ты доведешь себя до сердечного приступа. — Она прижимается к моей шее, и моя неистовая, сумасшедшая любовь к моей дерзкой маленькой леди полностью восстанавливается. Но моя жена зарабатывает себе четвертый трах-возмездие за день.
— Папочка, — поправляю я. — А тебе нужно перестать слушать свою мать.
Быстро поднимаюсь по лестнице и врываюсь в ее комнату, бросая ее на кровать. Мое сердце разрывается, слыша, как она визжит от восторга, прежде чем вскочить и начать прыгать на постели, а ее длинные шоколадные локоны взлетают вслед за ней.
— Итак.
Потираю руки в попытке сделать то, что собираюсь предложить, захватывающим. Где мне искать джинсы и джемперы? Открываю розовые дверцы шкафа и начинаю перебирать вешалки, сразу же натыкаясь на что-то длинное и в оборках. Вытаскиваю отвратительную штуковину и поднимаю ее. Мэдди отражает мой полный отвращения взгляд.
— Бабушке нужно перестать покупать тебе платья.
— Знаю. — Она садится и скрещивает ноги. — Ты уничтожишь ее сегодня, папа?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Папочка, — снова поправляю я, запихивая платье на верхнюю полку, с глаз долой. — Я мог бы.
— Весело, — хихикает она.
— Знаю. — Я достаю милое маленькое платье в полоску в морском стиле. Без рукавов, но я подберу кардиган. — Как насчет этого?
— Нет, папа.
— Папочка. А как тебе это?
Показываю ей платье длиной до голени из лимонной парчи, но она дерзко качает своей маленькой головкой.
— Мэдди, — вздыхаю я. — Ты это не наденешь.
Боже, дай мне побыстрее гребаных сил, пока я не свернул этой упрямице ее маленькую шейку.
— Я надену колготки. — Она вскакивает и вытягивает розовый ящик. — Вот эти. — говорит она, поднимая какие-то полосатые штуки.
Я наклоняю голову в знак согласия и киваю. С этим я могу справится.
— А футболка? — спрашиваю я.
Она смотрит вниз и гладит свой маленький животик.
— Мне нравится эта.
— Тогда как насчет того, чтобы купить такую же, но размером побольше? — иду я на компромисс. Я снимаю мятно-зеленую футболку в сердечко с длинными рукавами, и поднимаю ее, весь такой веселый и улыбающийся. — Мне нравится вот эта. Сделай папочку счастливым.
Я, бл*ть, надуваю губы, как печальный, отчаявшийся придурок, и могу сказать, что ее пятилетний разум тоже считает меня придурком.
— Ладно, — тяжело вздыхает она. Это глупо. Это она должна угождать мне.
— Хорошая девочка. — Беру ее на руки и ставлю на кровать. — Руки вверх.
Она вскидывает руки в воздух и позволяет мне избавить ее от недофутболки, заменив зеленой, которая мне так нравится, затем снять с нее джинсовые шорты и прикрыть ее маленькие ножки восхитительными колготками в разноцветную полоску, натянув поверх шорты.
— Идеально.
Я отступаю и одобрительно киваю, затем достаю из гардероба серебристые конверсы.
— Эти? — Не знаю, зачем спрашиваю, она отказывается носить что-либо еще.
— Ага. — Она опускается на свою милую попку и поднимает ногу, чтобы я надел их. — Папочка?
Я напрягаюсь с головы до ног при звуке слова, которым постоянно требую, чтобы она меня звала. Она чего-то хочет.
— Мэдди, — медленно и осторожно отвечаю я.
— Я бы хотела младшую сестренку.
Я чуть не падаю на задницу от смеха. Еще одна девочка? Нихрена подобного, придется накачать меня наркотиками и подрочить, чтобы извлечь мое семя. Ни единого гребаного шанса, ни за что на свете, никогда, ни за что.
— Что тут смешного? — Она озадаченно смотрит на мое смеющееся лицо.
— Мы с мамочкой счастливы и с вами двумя, — успокаивающе говорю я, быстро надевая другой кроссовок в стремлении сбежать из этой комнаты и от этого разговора.
— Мамочка хочет еще одного ребенка, — сообщает она, и мой потрясенный взгляд поднимается к серьезным шоколадным глазкам.
Ава хочет еще одного ребенка? Но она ненавидела беременность. Мне нравилось. А она ее терпеть не могла. Мне нравилось в ней все, кроме самих родов. За эти адские двадцать четыре часа она хорошо мне отомстила. В меня впивались ногтями, постоянно орали и неоднократно угрожали разводом. И ее рот был похож на гребаную сточную канаву. Но что убивало меня больше всего, так это то, что я видел, как сильно ей больно и не мог ничего сделать. Я выполнил бы любое ее желание, но никогда бы не подверг ее снова такому.
— Нам нужны лишь вы двое, — повторяю я, поднимая ее с кровати и ставя на крошечные ножки в серебристых конверсах.
— Знаю. — Она убегает, смеясь. — Мама сказала, что у тебя глаза вылезут из орбит, и они вылезли!
Я смеюсь, но не потому, что это смешно. Совсем нет. А потому, что чувствую такое гребаное облегчение. Я никогда не смог бы отказать Аве, если бы она захотела еще одного ребенка, только не после моего дурацкого, творческого подхода заделать нам наши очаровательные копии. Улыбаюсь широкой улыбкой, той, которую приберегаю только для своих детей. Как же я рад, что спрятал тогда те таблетки.
