Вздрагиваю, когда чья-то рука ложится на плечо, и она явно не принадлежит Трикси ни по тяжести, ни по теплу, ни по тем ощущениям, которые испытываю, когда она вблизи. Кроме того, её ладонь продолжает держать мою сейчас, и то, что исходит от неё и от той, что на моём плече, разная энергетика. Я начинаю чувствовать её не только на физическом уровне, но и на эмоциональном, улавливая изменения в голосе, взгляде и настроении. Как бы она не хотела закрыться, с каждым новым днём, который проходит, я понимаю и вижу её.
— Ты должен идти один, — сообщает она.
— Один? — переспрашиваю, не понимая, куда должен идти.
— Да.
С языка почти срывается, что я не желаю идти один, но обрываю этот детский бред ещё на начальной стадии. Ладонь Трикси ускользает, кажется, что она вовсе уходит. И это чертовски пугает. Сердце начинает набирать темп, а в горле пересыхает. Я не хочу, чтобы она уходила. Никогда не захочу. Мир должен перевернуться, чтобы я перестал желать её присутствия рядом.
Кручу головой, выбрасывая этот бред. Она где-то тут. Я чувствую.
— Что на этот раз? Я должен есть эту хрень?
— Нет, — хихикает она. — Всего лишь не искупаться.
— Что? — скорей, восклицаю, чем задаю вопрос.
Но ответа не следует, а мой страх возвращается. Она решила испытать меня во всех положениях, которые взбрели в её голову?
И только тогда, когда на меня в буквальном смысле силой начинают натягивать какой-то жилет, мутнеет в желудке и одновременно успокаивает. Спасибо, что это не водолазный костюм. Я однозначно не готов плавать в кромешной тьме, где не вижу абсолютно ничего. Из всех смертей, я боюсь ту, где буду тонуть. Возможно, сгорать заживо тоже не совсем приятно, но меня больше пугает захлебнуться и оказаться на дне, где никогда не найдут.
Всё происходит слишком быстро. Не понимаю, как, но на теле оказывается жилет с кучей верёвок. А следом меня поднимают на непонятную высоту. Я не могу даже предположить расстояние от того места, где меня ловят и ставят на ноги с тем, где была земля. Но, несмотря на это, я полностью спокоен. Меня не пугает высота. Напротив, в невесомости я чувствую себя комфортно. У меня не кружится голова, когда поднимаюсь на крышу и смотрю вниз. Не появляется желание сигануть вниз. Это не то, чего стоит бояться. И сейчас, находясь на высоте, я не ощущаю страха, как было до. Ёмкость неизвестно с чем, пугает меня больше, чем высота.
Рядом раздаётся мужской голос, который сообщает, что прямо передо мной балка, по которой я должен пройти пару футов. И вот это уже пугает, потому что следом он говорит о том, что стоит оступиться, и я проверю наполнение под балкой. Это может быть всё, что угодно. И, кажется, на его губах даже улыбка, когда он добавляет последнее, где вовсе может ничего не быть. Если он не бредит, то наверняка шутит. У меня не появятся крылья, я не являюсь птичкой, способность к полёту которой, проверяют подобным способом.
— Передайте, что я точно убью её, — выдыхаю я, когда он отпускает меня.
— Она всё слышит, — сообщает мужчина.
— Отлично, — киваю я, повысив тон: — Я точно убью тебя, если упаду к змеям или тараканам.
Не понимаю, с какой стороны улавливаю смешок, который издаёт Трикси. Но это точно она.
Выдыхаю и делаю первый шаг.
Кажется, балка под ногами качается, желая погрузить меня в первую попавшуюся бездну неизвестно с чем. Не знаю, что держать в приоритете, скорость или баланс, лучше чередовать первое со вторым, но я хочу, чтобы этот ад закончился, а я вышел отсюда не с кучей всякой дребедени в ушах, глазах, носу и рту. И желательно остаться сухим. С каждым последующим неторопливым шагом, придумываю, чем должен отомстить ей. Я не знаю страхов Трикси. Точней, мне известен один. Она боится большого расстояния, но это не то, чем могу воспользоваться. Если бы она боялась высоты, темноты, воды, скорости и чего-то подобного, мне было бы намного проще. Вот она, новая цель: узнать её страхи. Когда-нибудь, я доведу её до того же, что делает сейчас она, но другим способом.
Поверхность снова начинает качаться, и мне с трудом удаётся балансировать в воздухе, чтобы не свалиться к чертям или тому, что внизу, потому что я представляю только мелкую мерзость, готовую заползти под одежду. Я не знаю, сколько прошёл, и сколько осталось ещё, и это тоже выводит. В эту самую секунду, я мог бы согласиться работать в библиотеке вечно, но ни разу не совать руки в ёмкости и идти по палке, на которую с трудом помещается одна стопа. Если дойду до водопада без нервного срыва, то это можно считать победой. Как маленький засранец, я готов звать на помощь маму. И мысленно, я действительно её зову. Как только вернусь в Нью-Йорк, первым делом заеду к родителям и сожму её в объятиях. Странно, что никто не зовёт отца, ведь порой он может больше, чем мама, но все зачастую кричат: «Мама».
Как только нога касается ровной поверхности, облегчённо выдыхаю и делаю шаг назад от дна с неизвестностью. Пусть меня спустят отсюда и как можно скорее, потому что я скорей хочу добраться до шеи Трикси.
— Уберите меня отсюда как можно скорее, — прошу я.
— Вы может спуститься, — сообщает за спиной другой мужской голос.
— Сам? Вниз головой?
Мужчина берёт меня за предплечье, и когда делаю шаг, словно со ступеньки, чувствую новую поверхность под ногами.
— Тут ничего не было, — говорит голос Трикси. — Ты сам всё придумал.
— Твою мать, я точно убью тебя, — стону я, не веря тому, что был в нескольких дюймах от пола.
Гребаное воображение сведёт меня в гроб или хуже: загонит в комнату с мягкими стенами, где будет слишком тяжело совершить самоубийство. Сажусь на корточки и прохожусь по лицу ладонями. Я даже не был на высоте, я всё время оставался внизу. Не знаю, стоит ли рассказывать об этом отцу, который наверняка согнётся от смеха.
— Скажи, что это всё.
— Это не всё, — хихикает Трикси.
— Чёрт! — буркаю я. — Сколько ещё ты будешь вить из меня веревки?
— Планирую как можно дольше.
— Я превращу каждый твой день в ад.
— Это невозможно.
— Тебе будет легче, если ты будешь и дальше придерживаться этого мнения.
Трикси передразнивает в ответ и глупо хихикает. Я рад, чтобы хотя бы это развеселило её. Вероятно, ей просто нравится меня бесить и издеваться. Хотя, тут и гадать не нужно, я уверен.
— Что дальше? Я буду копаться в навозе? Меня закопают? Завяжешь мне глаза и уедешь в Нью-Йорк, вручив мне карту для похода за тобой?
— Какая хорошая фантазия, я могла бы.
— Кто бы сомневался.
— Но глаза завяжу.
— О, да ладно, мы же всё равно в темноте. Я и так ничего не вижу, для чего двойная защита?
— Для того чтобы ты спросил, теперь можно не завязывать.
— Ты так и блещешь весельем, — парируя я, вновь следуя за ней.
Трикси останавливается, и я уже жду, когда на меня вывалят очередную порцию, лишающую дара речи и убивающую здравый рассудок. Остаётся лишь надеяться на то, что это последний ужас на сегодняшний день. Я готов замёрзнуть до смерти на улице, чем вернуться обратно к новым картинкам в голове.
— Закрой глаза, — просит она.
— Что? Ты с ума сошла? — фыркаю я. — Мы в гребаной темноте.
— Ты не доверяешь мне?
— Хороший вопрос после того, что я делал недавно.
— Доверяешь?
— Доверяю.
— Тогда закрой глаза.
— Господи, ладно, — выдыхаю, повинуясь её условию.
— Честно закрыл? — сквозь улыбку, спрашивает Трикси.
— Честно.
— Врушка, — смеётся девушка, вслед чему поверх глаз ложится повязка.
— Я правда не смотрел, из нас двоих, не доверяешь только ты!
— Я правда не смотрел, ла-ла-ла, — пискливо тянет она, и если бы я мог, то закатил глаза. Я не могу её понять, да и вряд ли когда-либо смогу. Мне не известна логика, которой она руководствуется.
Слышу щелчок дверной ручки, и девушка подталкивает меня вперёд.
— Если ты сбросишь меня с обрыва, я воскресну и заберу тебя с собой, — заверяю я, слушая её смех.
