— Я ушел, потому что моя жизнь с твоей матерью стала невыносимой. Потому что казалось, что еще чуть-чуть – и я сопьюсь или… причиню кому-нибудь из вас непоправимый вред. Этого я боялся больше всего, — мотнул он головой. — Мы с твоей мамой прожили вместе добрых пятнадцать лет. И за эти годы её авторитаризм и паранойя проявились во всей красе. Я женился совсем на другой женщине, Ульяна. Совсем на другой…
Папа замолчал, вглядываясь в её широко распахнутые глаза и, наверное, ища в них понимание. А Уля не знала, что там отражалось. В эти самые мгновения те жалкие кучки песка, что остались от возведенных ею в собственном мире за́мков, слизывало набежавшей волной.
— Возможно, если бы не работа, всё могло бы сложиться иначе… — чуть успокоившись, продолжил отец. — Она требовала отчитываться перед ней за каждый шаг, пыталась контролировать всё и вся. Не дай бог задержаться с работы на десять минут сверх положенного… Я уж молчу про командировки… Не дай бог отлучиться из кабинета и не взять трубку. Любовь испарилась, как не было, остались лишь вечные обоюдные попрёки. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. После твоего рождения беспочвенных обвинений в изменах прозвучало… Не сосчитать. Всех друзей растерял, близких. Последние лет пять моя жизнь напоминала мне ад. Мужиком себя я чувствовать перестал, эту роль у меня отобрали. Это унизительно, Ульяна, — с плохо скрываемой болью в голосе произнес он. Лицо за эти минуты изменилось до неузнаваемости. — Дочь, это был кошмар. Егор тебя гулять уводил, а у нас дома тарелки летали. При тебе старались держаться в рамках, конечно. Ну и… Вот так, дочь… Вот ответ на твой вопрос. Хотел тебя забрать, а потом подумал – куда? С командировками постоянными… Да и ты сразу дала понять, что от отца-предателя отказываешься. Полагаю, и она здесь постаралась…
Услышанное отказывалось укладываться в голове, прозвучало раскатами грома среди ясного неба. Может, её семья и не была эталонной, но самой Уле казалась самой лучшей, как, наверное, каждому ребенку. В их доме редко кричали, а если вдруг случалась ссора, то после мама или отец объясняли зарёванной дочери, что у взрослых так бывает. Иногда их сдержанные переругивания она слышала по ночам из своей комнаты. И тогда в тревоге с головой пряталась под одеялом. Да, бывало, по утрам за завтраком родители хранили гробовое молчание. Мама говорила, что просто никто еще не проснулся. Да, изредка по вечерам Черновы оставляли её у себя и телевизор делали погромче: тётя Валя шутила, что дядя Артём чуть глуховат. И включала ей «Спокойной ночи, малыши». А потом дядя Артём говорил, что начинаются его «Спокойной ночи, малыши», подразумевая следующий за программой выпуск новостей. И увеличивал громкость до еле терпимой.
Но ведь… Но… Ей всегда казалось, что всё было нормально!
— Но… Ты же… — прошептала оглушенная Ульяна, пытаясь справиться с вихрем лихорадочных мыслей. Они хаотично носились по черепной коробке, бились то о правый висок, то о левый. — Мама сказала, что у тебя появилась другая женщина… Что ты выбрал другую…
Папины губы скривились в горькую ухмылку. Наверное, её следовало перевести, как: «Иного я не ожидал». Или: «Вот сука, настроила против меня дочь!». Ульяна не понимала оттенка.
— Марина была моей коллегой, а женщиной стала спустя полгода после того, как мы с твоей матерью разошлись, — устало прикрыв глаза, ответил он спокойно. — Не думай, что я на кого-то вас променял. Думай, что я не справился с ответственностью. Что я слабак. Трус. Назови кем угодно. Но не думай, что променял, прошу. Всё, что мог, я оставил вам.
Как бы Уля ни хотела не поверить в папину версию, но, к своему ужасу, верила. Ведь и сама чуть ли не ежедневно пыталась противостоять маминому «авторитаризму и паранойе». Рассказанное отцом походило на правду.
— Я… Наверное, хватит, пап. Как семья? — прерывисто вздохнула Уля. То была попытка увести тему в сторону. Боги, это она хотела встречи, правды и, наконец, отпустить. Или обрести. Но к цене, которую придется заплатить за «обретение», оказалась не готова. Последние месяцы показали, что она в принципе ни черта не знает о жизни. Справедливо ли требовать этого знания от выросшего в тепличных условиях двадцатичетырехлетнего человека?..
Она пытается!
— Нормально, дочь, — отец с благодарностью ухватился за возможность поговорить о чем-нибудь другом. — Тоже не без сложностей, но… Марина старается. Старшая – умница, отличница. Младшая… болеет, лечим.
— Что-то серьезное? — напряглась Ульяна. Никогда не могла она спокойно думать о том, что некоторым детям в этом мире приходится, не успев начать жить, вступать за жизнь в борьбу. Чем они успели провиниться? Хоть какая-то справедливость в этом мире есть? Ау!
Папа покачал головой:
— Не бери в голову. Не смертельно, слава Богу.
«Ну как это? “Не бери…”. Ты же мне не совсем чужой…»
— Может, вам нужны деньги? — робко поинтересовалась Уля. — Ну… На лечение? У меня есть, только скажи… — заторопилась она, смущенная собственным предложением и взглядом, которым отец в эти секунды её наградил. Черт с ним, с билетом, купит на кровно заработанные. Она их на туфту всякую откладывала, а пустит на дело.
— Какой ты была, такой и осталась, — светло улыбнулся папа. — Всегда готовой всё отдать. Спасибо, дочь, не надо. Нам хватает, справляемся, государство помогает. Да и… Не думай, что плохо всё: перспективы у нас хорошие. Лучше расскажи, как твои-то дела? Работаешь уже, наверное?
«Ну, если государство…»
— Угу, — поморщилась Ульяна неприязненно. — Работаю. На фирму «Рога и копыта». Переводчиком.
— Не нравится, — заключил он. Видимо, весь Улин вид говорил именно об этом.
— Нет. Это не то, чем бы я хотела заниматься, — честно призналась Уля. — Скучно.
Зачем, в самом деле, она послушала мать и решила идти по её стопам, если душа стремилась к другому? Чтобы масло на хлеб мазать? Чтобы поддержать семейную традицию? Папа – этнограф, мама – филолог, и дочь туда же? Чтобы не разочаровывать? Когда тебе каких-то шестнадцать лет, очень сложно услышать себя, разогнать туман в голове и разглядеть собственную дорогу, а теперь… Но слова Егора тогда вселили в неё толику веры в свои силы – она даже успела посмотреть, какие вузы предлагают программы по интересующему ее профилю. Вот Школа дизайна, например. Там, правда, семестр стоит конских денег, ну и что? Теперь она сама может их зарабатывать.
— Тебе всего двадцать четыре. Вся жизнь впереди. Ещё не поздно что-то в ней изменить, — папин голос звучал очень ободряюще. — Я бы даже сказал, самое время.
«Вы с ним одинаково говорите…»
— Можно сказать, я уже в процессе, — неуверенно усмехнулась Уля. Ну да, в самом его начале: приценилась. Мама, опять же, ничего о её желании не знает, и ещё неизвестно, как отреагирует. — Но за вложенные в учебу силы обидно.
— Обидно тебе будет лет в пятьдесят, дочь, когда ты оглянешься назад и поймешь, что жила не так, как хотела, — озвучил её страхи отец. — Языки всегда пригодятся, учила ты их точно не зря. Не ограничивай себя, возьми выше. Я готов тебе помочь, подниму связи, если понадобится. Только скажи, что тебе это нужно.
Ульяна слушала папу, а в голове красной строкой бежала мысль о том, что, если бы он от них не ушел, её жизнь могла бы сложиться иначе. Он бы, наверное, смог на семейном совете отстоять её право выбирать свой путь самостоятельно. Подтолкнул бы, приободрил, поддержал. Осаждал бы маму в её желании контролировать каждый шаг дочери.
— Спасибо, пап… Я пока не определилась…
Если бы он не ушел, так с мамой и изводили бы друг друга, значит. Эгоистка в Ульяне нашептывала, что зато сама она осталась бы при отце; что разводятся родители, а страдают дети. А взрослый в ней признавал, что такая семейная жизнь, какой описал её отец – это пытка. Что себе подобной участи не пожелаешь никогда. И что дети будут мучиться при любом из этих раскладов. Еще неизвестно, при каком больше.
Склонив голову к плечу, папа внимательно вглядывался в её лицо. Так, словно пытался наглядеться на годы вперед. От понимания, что ведь, вероятно, так и получится, что в следующий раз они наверняка увидятся спустя долгие и долгие годы, туго сдавило грудь. Каждый из них давно живет своей жизнью. Глядя на отца, Уля думала о том, что была бы не прочь встречаться чаще. А он сам? У него теперь другая семья и другие проблемы.
