и мною.
В открытом письме, опубликованном петроградскими газетами 28 ноября, г. управляющий министерством внутренних дел, обеляясь перед общественным мнением во взводимых на него обвинениях, говорит, между прочим, и о наделавшей столько лишнего шума встрече и беседе своей с некиим Варбургом, крупным гамбургским негоциантом.
Вот что я знаю по поводу этой встречи и этой беседы:
В день отъезда г. Протопопова, графа Олсуфьева и профессора Васильева обратно в Россию я встретился с этими господами около трех часов в вестибюле гостиницы, дабы вести их к шведскому министру иностранных дел Валленбергу, свидание с коим я для них заранее устроил. Я нашел в вестибюле г. Протопопова и гр. Олсуфьева, и мы вместе дожидались проф. Васильева, — когда Протопопов сообщил мне, что он должен в 4 часа встретить у своих попутчиков, г-на и г-жи Поляк, какого-то богатого германского негоцианта, имя коего я тут впервые услышал.
Граф Олсуфьев сказал при этом, что и его интересует встреча с этим немцем, так как она может пролить некоторый свет на состояние умов в Германии. Не отрицая этого интереса, я, однако, тут же предупредил г. Протопопова относительно вероятного содержания подобной беседы. «Собеседник будет уверять Вас в любви немцев к России и рисовать радужные перспективы сепаратного мира, союза против общего врага — Англии и русско-германского кондоминиума в Константинополе, под условием некоторых поправок нашей западной границы в пользу Германии. Ничего более интересного немец, по всему вероятию, Вам не скажет».
На этом разговор наш с г. Протопоповым и графом Олсуфьевым прекратился, и мы отправились вчетвером к г. Валленбергу.
Мне не пришло тогда в голову отговаривать г. Протопопова от этого свидания с немцем, который не имел в Стокгольме никакого официального положения и о котором я вообще первый раз слышал. В мои обязанности совершенно не входило руководить действиями товарища председателя государственной думы и главы «парламентской депутации», только что объехавшей союзные с нами страны, — поскольку действия эти не относились к шведской почве и к шведским официальным или общественным деятелям. К тому же г. Протопопов отнюдь и не спрашивал моего совета, а только сообщил мне, что у него будет такое-то интересное свидание.
В тот же день при отъезде, на вокзале, г. Протопопов, в присутствии графа Олсуфьева и профессора Васильева, сообщил мне содержание своей беседы с Варбургом, каковая отвечала в общем моим предположениям и ничего предосудительного по отношению к г. Протопопову не представляла.
Я тогда не придавал этой беседе никакого значения. Но когда она послужила предметом полемики в нашей печати, я, в начале августа с. г., в бытность мою в Петрограде, несмотря на постигшее меня только что тяжелое горе, посетил г. Протопопова и попросил его вместе со мною возобновить с памяти все, что касалось инцидента встречи его с Варбургом; оказалось, что г. Протопопов помнил инцидент совершенно так же, как помнил его я, как я его выше изложил.
Безгранично было поэтому мое удивление, когда из телеграммы гофмейстера Нератова от 29 ноября я узнал, а в дошедших до меня третьего дня русских газетах прочитал следующее утверждение г. Протопопова:
«Беседа (с Варбургом) происходила с ведома и по просьбе российского посланника при шведском дворе в присутствии одного из спутников моих в этом путешествии и других лиц».
Во-первых, весь инцидент приобретает совершенно иную окраску. Если бы действительно российский императорский посланник просил г. Протопопова встретиться и беседовать с германцем Варбургом, то встрече и беседе этой, действительно, присуще было бы такое значение, которое должно было бы быть объяснено не только в России, но и в союзных с нами странах. Во-вторых, после публичного письма нашего министра внутренних дел меня, несомненно, будут спрашивать здесь все, правда ли, что свидание г. Протопопова с Варбургом состоялось по моей просьбе, то есть, иными словами, что русский посланник устроил это свидание? И я не могу отвечать и должен отвечать, что это неправда.
Далее уже в августе, при первой полемике относительно инцидента «Протопопов — Варбург», я, — дабы свести дело к истинным его размерам, — сообщил моим союзным коллегам все, что я о нем знал. И мои коллеги донесли то, что я им рассказал, своим правительствам. Таким образом, через несколько дней, когда дойдут до заграничных центров русские газеты, содержащие открытое письмо г. Протопопова, в союзных с нами странах создастся впечатление: либо что один из членов русского высшего правительства публично и печатно утверждает вещи, заведомо не соответствующие истине, либо что один из представителей России за границею устраивает под рукою свидания русских общественных деятелей с деятелями вражеских стран.
В заключение обращаюсь к вашему высокопревосходительству со следующею покорнейшею просьбою: не откажите обратиться к графу А. В. Олсуфьеву для засвидетельствования всего того, что я имел честь изложить выше. Я уверен, что воспоминания графа будут вполне соответствовать моим.
Позволяю себе также обратить особое внимание Ваше на прилагаемую копию с открытой телеграммы, адресованной мне г. Протопоповым 29 ноября, то есть после появления в печати его письма. Содержание этой телеграммы соответствует, в общем, фактам, и я ответил бы на нее утвердительно (хотя, конечно, через наше министерство и шифром), если бы не получил почти одновременно секретной телеграммы гофмейстера Нератова (также от 29 ноября), в которой приводились слова открытого письма г. Протопопова, столь меня поразившие.
С глубоким уважением и совершенной преданностью имею честь быть вашего высокопревосходительства покорный слуга
Неклюдов.
IX. Переговоры между союзниками об опубликовании соглашения относительно Константинополя и Проливов, 1916 г
221. Российский посол в Лондоне граф А. К. Бенкендорф министру иностранных дел С. Д. Сазонову
Телеграмма[699]
№ 150. 24 марта ⁄ 6 апреля 1916 г.
Лично.
Грэй мне сказал, что на запрос, предъявленный ему в палате общин по поводу части речи Милюкова[700], относительно апрельского[701] соглашения о Проливах, он, как и раньше, дал уклончивый ответ. Он добавил, что он не хотел бы, чтобы этот ответ произвел неблагоприятное впечатление на русское общество и возбудил бы в нем сомнения относительно намерений Англии. Он сказал, что, поскольку это касается палаты и английского общественного мнения, он отнюдь не опасается <…> был сообщен представителям оппозиции еще до сформирования коалиционного кабинета и против которого он не предвидит ни малейших возражений; что вследствие этого для него лично не представилось бы никаких затруднений дать ответ, что текст фразы Милюкова, поскольку он его знает на основании сообщения «Times», не содержит в себе никакой неточности. Грэй добавил, что, само собою разумеется, для того, чтобы так высказаться,
