почти никого не перебивал, а под конец сказал:
— Все это так и не так. Вы это знаете лучше меня. Знаете и то, что каждая деталь мечется у нас, как шар, из угла в угол, а мы должны проложить ей прямую, кратчайшую дорогу. Плохие мы технологи, плохие хозяева, не владеем вполне производственным процессом, не умеем добиться потока… Приказ Государственного комитета обороны — закон! Наш долг выполнить его. Понятно? Докладывать вечером не нужно. Пойду на сборку и сам все увижу.
Возвратившись в цех, Николай затребовал дневные донесения мастеров. Ему готовились такие сводки на каждые два часа: в любое время он мог знать, как идет работа в цехе. Потом он позвонил начальникам смежных цехов и узнал, что задания перевыполнены. Сообщали об этом угрожающим тоном, словно считали его, Николая, единственным виновником совещания у директора. Особенно резко говорил начальник кузнечно-прессового. Николай обрадовался, вызвал Алексея Петровича. Мастер сказал коротко:
— Не боимся. Пусть подбрасывают!
К двенадцати ночи начался поток деталей. Смена выполнит задание — это ясно. Но какое: заводское или свое? Свое было больше на две машины. Николай знал, что этой ночью все будут следить за ним. Почти всегда перегрузка деталями сбивала ритм конвейера. Алексей Петрович храбрился, но чувствовал себя неуверенно. Николай понял это сразу, как только старик сказал:
— Малость послесарю. Давно не робил, отвык…
Рабочие-вооруженцы охотно приняли его в свою бригаду. Им было любопытно, как чужой мастер, оставшийся в ночную смену, будет работать простым сборщиком. Алексей Петрович взобрался на танк и стал разглядывать шов, где башня прилегала к броне машины. Затем потянул концы газопровода и начал надевать очки. В цехе было, как обычно, темно, широкие, рассеивающиеся внизу лучи от желтых ламп слабо пронизывали синеву и по углам сливались с нею. Алексей Петрович наклонился над броней, и резкая ломкая молния ударила в глубину цеха. Плечи мастера вздрогнули от работы аппарата.
Николай улыбнулся, взглянув на старика, но ничего не сказал. Оглянувшись, заметил, что в цехе прибавилось людей. Сначала он не понял, но как только увидел Нину и Снегирева, догадался: пришел на выручку механический цех. Николай подбежал к ним.
— Кто послал?
Нина махнула рукой…
— Никто. Сами… Вслед за деталями.
Кто мог послать этих людей теперь, в такое время? Первый час ночи. До утренней смены осталось несколько часов. Пришли сами. Не могли не прийти — это было видно по их лицам. Ни в каких протоколах и постановлениях не было это записано. Ни на какую особую благодарность они не рассчитывали, о славе тоже, конечно, не думали. Отсюда они пойдут к своим станкам… Они завалили цех деталями и пришли на сборку. Опытные токари, фрезеровщики, строгали могли хорошо здесь помочь.
К Нине подошел Смышляев.
— С меня какой слесарь! — просто сказал он. — Я уж советы подавать буду.
— Шли бы вы лучше домой.
Смышляев приблизился к Нине и покосился на Алексея Петровича, работавшего неподалеку:
— А старый знакомец что скажет?
Он хлопотал вокруг Нины, подкладывал то одну, то другую деталь, похлопывал по бронированному корпусу танка, советовал, подавал знаки, потом подошел к Алексею Петровичу поглядеть, как тот сваривает броню.
— Вручную варишь? — посокрушался он. — Пора бы автоматику применять.
— Был тут у нас один академик, — отмахнулся Алексей Петрович. — Да что-то у них пока дело не получается. Вручную оно надежней.
— Так и скажи, — усмехнулся Смышляев. — Не доверяешь аппарату, техники боишься.
— Боюсь, да не техники! Тут жизнь людей решается, жизнь государства зависит от того, каким окажется шов. Лучше я в три погибели здесь, в цеху, согнусь, чем потом под гитлеровским сапогом сгибаться.
Нина оторвалась от работы, поглядела в их сторону. Но кто-то тронул ее за плечо, легонько обнял.
— Сеня, ты? — удивилась она. — Тебе же в утреннюю смену?
— А тебе разве не в утреннюю? — засмеялся Пушкарев и, наклонившись к жене, шепнул: — Не вышло у нас свидания… Дай-ка я тебя хоть тут поцелую.
Поцелуй пришелся в самое ухо. Нина вздрогнула от веселого звона, хотела, любя, ударить мужа, но он увернулся и побежал к выходным воротам.
— А маленький как, маленький? — встревожилась она. — На кого же ты его оставил?
Но Семен уже не слышал ее.
Машины постепенно подвигались вперед. Две из них разворачивались в конце колеи перед широко раскрытыми воротами. Над остальными работали предпоследние узлы. Только что кран опустил на танк командирскую башню. Николай проводил взглядом удалявшийся кран и только тогда услышал крик Алексея Петровича.
— Видишь, ногу разбил. Говорю иди — не желает, — сказал Алексей Петрович, показывая на молодого слесаря.
Паренек и слушать не хотел чужого мастера. Сильно хромая, он ходил вокруг машины, стараясь размять ногу. Ранение было так некстати — приближалось утро, заканчивалась десятая машина. Но делать нечего. Николай приказал:
— Иди, иди! Не строй из себя героя. Обойдемся. Спасибо.
Когда паренек медленно побрел к выходу, Николай сказал:
— Трудновато придется, Петрович, с десятой.
Посмотрев на часы, решительно направился в конторку и вскоре вышел оттуда в синем комбинезоне. Он не обратил ровно никакого внимания на вопросительные взгляды слесарей. Алексею Петровичу, который старался скрыть удивление, Николай сказал:
— Сам знаю, что нехорошо. Но выхода нет. Пусть посмеются, покритикуют. Бывало хуже.
И принялся за оставленный слесарем инструмент.
В цехе стоял напряженный шум, и почти невозможно было представить, как в такой обстановке мог лететь от узла к узлу какой-то шепот или одно короткое слово. Но когда в цехе появился директор, весть об этом понеслась впереди него от узла к узлу. Нечаев шел по цеху, широко шагая, в полувоенной форме, в меховом жилете поверх гимнастерки.
— Где начальник? — спросил он.
Ему указали на машину, возле которой возился Николай.
— Вот оно как!
Николай, стараясь не краснеть, сдвинув брови, проговорил, вытирая руки о грязный комбинезон.
— Дело требует. Иначе бы не стал.
Работавшие в стороне сборщики пододвинулись ближе. Директор спросил, как работает их начальник.
— Сам хочет выпустить десятую.
— Какую десятую?
— Наше задание, — пояснил Николай.
— Ваше выполнили, за свое взялись, — добавил Алексей Петрович.
— Придется в красную книжечку записать, — сказал какой-то сборщик.
— Придется, — подтвердил Нечаев. — Придется записать!
Николай понял, наклонился к нему и проговорил:
— Ругать — потом. Сам приду.
— Есть, — серьезно ответил Нечаев. — Подожду.
Он оглядел собравшихся, подался вперед и, прищурившись, стал вглядываться, очевидно заметив того, кого не собирался здесь увидеть. За плечами рабочих мелькнула в полутьме какая-то фигура.
— Что это, начальник кузнечно-прессового на тебя смотреть пришел по приглашению?
— Не знаю, я никого не звал…
— Пусть поглядит, ему полезно, — проговорил Нечаев. — Куда же он сбежал? Когда не нужно — придет, а когда нужно — сбежит!
