набил опоку и остановился, высматривая, куда ему поставить форму. Пустых тележек не было, и юноша зло сплюнул.
— Настроение пришло, — заметил Алеша. — А что ты думаешь? Если Гришка возьмется за дело, он нас с тобой наверняка обставит.
— Это Гриша-то? Что ты, Алеша! Ему футбол подавай, это да! Уж скорей я в передовики выйду, а не он…
— Выйдешь, как же! Сколько раз я тебе предлагал в один переверт научиться работать, а ты что? Неохота да не стоит — вот и весь твой разговор.
— Придет и мое время, подожди! — произнес Саша, принимая значительный и загадочный вид.
— Когда?
— Придет, подожди!
— Не в первый раз слышу! Эх, Саша! Ты видел, какой сегодня лозунг вывесили инструментальщики? «Сделаем наш инструментальный цех стахановским!» Вот! А мы даже у себя на заводе не можем первого места завоевать. Народ везде поднимается, а мы… У Гриши Малинина настроения нет, Саше Серову переучиваться не хочется, в плавильном пролете авария с электродом, а плавильщикам и дела нет. Вот так и идет у нас все комом!
Он махнул рукой и с ожесточением снова взялся за очистку станка.
Слова Алеши о том, что инструментальщики всем цехом начали борьбу за стахановский цех, поразили Сашу. Он снял шапку и взъерошил свои курчавые черные волосы.
— Всем цехом? — пробормотал он.
Затем надел шапку и стал перебирать расставленные около станка опоки, пощупал модель. Внезапно начал работать, крикнув Алеше:
— Посмотри-ка за мной, Алеша!
Медленно, с остановками он проделал с пустыми опоками все операции работы в один переверт.
— Так? — спросил он Алешу.
Алеше не понравилась сашина работа. Слишком уж неуклюже и нескладно выглядели привычные и знакомые приемы в исполнении Саши. Долго же Серову придется набивать руку, пока он научится работать по-настоящему! Однако, чтобы не испортить другу настроение, он все же похвалил:
— Почему не так? Все так! Пойдет дело, будь уверен!
Саша хотел сдержаться, не подать и виду, что ему приятна похвала, но не вытерпел и улыбнулся:
— Вот видишь! А ты говорил, что у меня характера нет. Есть!
— Характер — дело наживное. Нет — так будет, — неопределенно ответил Алеша.
Саша с недоумением взглянул на друга: как он спокойно и равнодушно это произнес! Ему вспомнилась Клава — равнодушно прочла стихотворение, сунула его в карман и ни одного хорошего слова не сказала. А теперь Алеша ответил так холодно и сухо, словно он и не верит совсем, что у Саши может быть твердый характер.
— Эх, Алеша, Алеша! — обиженным тоном произнес Саша. — Не знаешь ты совсем, что у меня здесь вот, на сердце, делается!
— Сам-то ты едва знаешь, что у тебя там делается! — ответил Алеша.
Занятый уборкой, он был зол. Не легко выгребать землю из таких мест в станке, куда она, кажется, никак не могла попасть, а все-таки попала, как будто затем, чтобы досадить Алеше. Надо, обязательно надо придумать какую-нибудь штуку, чтобы было поменьше возни с землей во время уборки. Надоело!
Саша улыбался, посматривая на алешин станок, на опоки, на самого Алешу взглядом победителя. Теперь он был уверен, что будет работать по новому способу — в один переверт. Не придется Алеше его больше укорять, нет! Пусть не думает, что только он один может хорошо работать! Все могут, если по-настоящему возьмутся за дело, и он не отстанет от других, будьте спокойны!
Улыбаясь, он встретился глазами с Клавой, возвращавшейся из плавильного пролета.
— У плавильщиков дело налаживается, сейчас будете работать нормально! — объявила она. — Сам Халатов из конторы вышел, пробы берет, за разливкой смотрит, от печи не отходит. Кричит на всех, Семена Кузьмича загонял совсем… Командует!
— Теперь хорошо командовать, когда ему электрод на печь поставили. Небось, во время аварии не командовал, в конторку запрятался… — Алеша выпрямился и взглянул на электропечь.
— Ну, а ты что так заулыбался? Новая рифма в голову пришла? — обратилась к Саше Волнова.
— Он в один переверт собирается работать, вот и радуется! — сказал Алеша.
— Неужели? Саша! Вот молодец!
Саша совершенно ясно увидел, что у Клавы потеплели глаза, стали ясными, лучистыми. Они смотрели на Сашу без насмешки и пренебрежения — ласково, радостно.
— Посмотри-ка, Клавдия Афанасьевна! — воодушевленно сказал он, берясь за опоки.
Саша повторил все приемы работы в один переверт. Получилось даже лучше, чем в первый раз. Критически наблюдавший за ним Алеша одобрительно кивнул головой, не найдя к чему придраться: выполнил он медленно, правда, но зато точно и правильно.
А Клава даже всплеснула руками:
— Ведь получается у него! Правда, Алеша?
— Ты с землей попробуй, — предложил Алеша.
— Пожалуйста, могу с землей! В чем дело?
Набивка опок формовочной землей была проделана еще медленней, но все же Саша справился и с этим.
Конвейер все еще стоял. Ставить форму было некуда, и Саша высыпал землю из опок тут же, под только что очищенный станок.
Клава пожала Саше руку и заторопилась:
— Как говорят моряки: держись, Саша, направление правильное. А я побегу, мне еще в комитет успеть надо…
Саше хотелось проводить девушку и по дороге поговорить. Он рванулся за ней.
— Погоди-ка! — голос Алеши звучал строго.
Саша нехотя вернулся:
— Ну, чего тебе? — нетерпеливо спросил он, посматривая вслед Клаве, чтобы заметить, в какую дверь она выйдет из цеха.
Она вышла в правую, значит, поднялась к себе в техчасть. Можно будет встретиться с нею на улице.
— Насвинячить на моем станке сумел, а землю кто убирать будет? Бери лопатку и подгребай! — сказал Алеша.
Саша посмотрел на лопату продолжительным взглядом, слоено никогда раньше ему такой вещи видеть не приходилось. Потом вздохнул и медленно, с усилием, но отчетливо произнес:
— Землю я уберу, не беспокойся… Только ты на меня больше так, Алешка, не кричи! Вот!
Алеша взглянул на него удивленно: что случилось с другом? Чего разобиделся?
— Чудак ты, Саша! Я бы сам сделал, да некогда. Видишь, конвейер тронулся, надо опоки выставлять.
Саша посмотрел на конвейер, но вряд ли он различал движение конвейерных тележек, — так сосредоточенно он прислушивался к тому, что происходило внутри него.
— А ты все-таки не кричи на меня! — опять с необычайной для него серьезностью медленно проговорил он и начал убирать землю.
Первый раз за все время совместной жизни он разговаривал с Алешей таким тоном. Теперь он был уверен в своих способностях, в своих силах и явно хотел добиться, чтобы Алеша и все другие разговаривали с ним, как равные с равным, а не так, как до сих пор, — чуть-чуть снисходительно и насмешливо. Он решил доказать, что у него есть характер, и делал это, как умел.
Алеша ничего не ответил.
