на понимании. Бесполезно, это не первый тип, не демократия. Снова говорю всё что во мне скопилось прямо, красиво, подчёркивая, что нет другого пути, несвобода всегда ведёт к гибели и страданиям.
– Нет, да как ты смеешь?! Ты… – Дрожащий голос от злобы и боли, слёзы. – Ты… Зачем ты это говоришь?
А ведь она даже не знает о моих побегах на волю из вольера и не знает, что сама дала пищу своим недоверием оправдывая чужой обман. Болезненный укол, холодный яд проник в сердце. Каким образом могут совмещаться эти ангельские глазки, детской невинности лик, девичья легкость и эта гнилая, несущая страдания любовь? Мы вместе – химера, шутка природы.
Ведь только из-за страха я сторонюсь ампутации больного органа, надеясь на волшебное исцеление, отказываясь при этом испить лекарство. Наши чувства незаметно превратилась в самую настоящую вражду. Её рука сплела мою, порабощает волю, но как же она не понимает, что только отпустив меня, действие наркотика ослабнет и вернёт силу разуму? И все же… Я безумно люблю её, иначе сердце не билось бы так безумно от прикосновений, не жаждала бы душа этих совместных секунд, иначе всё давно бы решилось.
Прошло всего два часа, я дома, погруженный в своё безумие, сломленный и потерянный, полный ненависти как к себе, так и к Елене. Я горю противоречием и огонь поглощая мои силы выбрасывает их наружу. Слабый, движимый невероятным – никогда в жизни я так не хотел полной свободы… Маргарита, она проходила весь этот ад! Дрожащие руки держат телефон, набирая дрожащими пальцами номер. Последствия уже не важны, всё уничтожено, нечего ломать.
– Привет, мы можем завтра встретиться? Мне нужна помощь, мне нужно поговорить. – Голос тоже дрожит, но от гнева и ослабленного гневом духа.
Снова Елена, её дурманящее воздействие и моя слабость. Я чувствую, как моё сердце обманывает отупленный страстью ум, вызывая логическое противоречие. Мы держимся за руки, идём по гравийной дороге, она ведёт, как и всегда. Сворачиваем – кирпич и шлагбаум, игнорируя проходим прямо, углубляясь в густой лес. Этот лес с самого своего начала жуткий и с каждым шагом становиться страшнее, непроходимее. Дорожка сужается, постоянные кустарники и густые травы преграждают дорогу ногам, крепко сплетая их собой. Тупик – впервые рука Елены привела меня в тупик и родила тем самым в голове занятную мысль – всё это время мы шли в никуда и странно, что так поздно настигли тупик. Сколько же времени мы водили друг друга по кругу, сворачивая с дороги в будущее на ничего не значащую, не несущую продвижения периферию?
На голову внезапно упал вечер, теперь я иду рядом с Маргаритой, но в метре от неё, держу дистанцию неосознанно. Дёрганный как стрелка испорченного метронома, постоянно дергаюсь и оглядываюсь, суетный, внутри меня, нечто тоже постоянно ворочается. Пока мы говорим, я веду нас по самым безлюдным улицам, прячась от всех глаз, сворачиваю в жутко мёртвые дворы. Больше всего боюсь смотреть на Маргариту… В третий раз предоставляю интимное дано своей интимной задачи, но я вижу изменение – её хватило пары слов, чтобы все понять.
– Ты ведь уже сделал выбор, позвав меня на этот разговор и уже понимал, что услышишь. Я тебя понимаю, у меня ведь тоже не получилось сбежать без помощи, просто не было сил на такую дерзость. Можешь успокоиться, скоро всё решиться, обещаю. – Она говорит чистую правду, это не только слышно в твёрдости голоса, но и странным образом видно в её лице, оно обрело задумчивый вид.
XIX
Всё пространство, мой тесный мирок, я, заплясало в сумасшедшем хаосе теряясь среди плавящегося ничего. Мрак заблистал кровью, как ночное небо во время грозы, от алых языков пламени, вспышек ненависти, трассеров мучительных мыслей. Источник всей этой чертовщины ничтожный я, наполненный слепым гневом. Подобно безмерно тяжелому валуну, из меня вырывается скопившееся нечто, разрушая все преграды на своем пути, оставляя за собой дыры, сквозь которые ещё неистовей рвутся уничтожительные чувства.
– Ненавижу! Как же жестоко ломает меня эта бесовская любовь, как ловко обманывает, представляясь неотъемлемой частью меня. Паразитизм! Надеюсь, Елена страдала в сотни раз страшнее меня, ведь только этого она заслужила! Пусть терзает её тот же шторм, что я только что породил, когда она встретится лицом к лицу со смертью!
Мой бездумный крик искажал и усиливал до неузнаваемости, разгорающееся жерло печи преисподней, раздувая дьявольские угли ненависти. Смерть бегающими в суетливой панике глазами пытается уловить всё происходящее в этой тревожной круговерти, больше всего останавливая свой взор на мне, очевидно теперь ей не просто собраться со словами, найти подходящие слова. Голос, которым она ко мне обратилась, он умоляет и просит, сквозь него видна схожесть этого ангела с человеком, слышно отчаяние.
– Пойми же душа. Твоя земная жизнь уже окончена и все грехи прошлого более не имеют значения, ни твои, ни чужие. Совсем не важно, насколько тяжелыми ты их видишь, они навсегда исчезают, не оставят и следа, никто о них более не вспомнит. Страшнее всего другое, ты должна понять глубину и цену совершаемой сейчас ошибки. Не в силах бог создать места хотя бы отдаленно схожие с вашим раем и адом, как и не в силах наказать живых страшнее, чем они сами наказывают себя или же наградить щедрее их же самих. Каждую секунду своего существования ты воздвигаешь свою вечность, свой личный рай или ад. Познай свои ошибки и отпусти, приняв их с состраданием, без этого невозможно понять счастье или хотя бы избавиться от мучения.
Смерть замолкла, за ней угас и хаос, болезненно улегшись в подвалах души, упрятав в себе все бушевавшие чувства. Во мне не осталось больше сил на споры, разговоры или вопросы. Ничего не осталось. Я чего-то ждал, даже не вглядываясь во тьму, просто бездействовал поникший, и вот из мира живых начали доноситься звуки – электрический треск, напоминающий электродуговую сварку, этот звук медленно очерчивает меня по кругу. Жужжащий треск закончился, небольшая пауза. Тяжелые вздохи, мягко-металлический стук, а за ним волнующейся пружиной зазвучала пластина металла, кажется это знаменитый цинк. Снова тяжелые вздохи и финальный, громкий стук, сопровождаемый этим загадочным пружинным свистом.
– “Офигеть можно, давно такого не видел… Эй, не поверишь, ровно двести кило, точность до грамма!”
Оставаться на едине с собой стало мучительным из-за скапливающейся пустоты. Никакие мысли не влекут, ничего не затягивает и только эхо шторма бурлит во мне. Нити нет, я не
