могу её нащупать и это начинает пугать, желание убежать только возгорается.
– Я хочу дёрнуть нить, где она?
– Сейчас же верну, только прежде мне нужно тебя предупредить. Это воспоминание очень… Нестабильно, я ощущаю от него большую силу, будь готов ко всему.
XX
Сегодня невероятно прекрасная погода, безупречно чистое, голубое небо и тёплый, бархатный свет солнца побуждает всё живое жить. В такой день расцветают и мысли, как же хорошо и светло думается! Мы идём с Еленой по бульвару, по неизменной традиции держась за руки, и я вижу в окнах цветочных лавочек только алые розы, улица роз… Неужели это и есть наш тупик и в конце этого бульвара наши чувства поджидает неизбежное распятие? Теперь я иду медленнее, она тоже замедлилась, вероятно даже независимо от меня, по своему чутью. Неужели Елена чувствует тоже, что чувствую я? Десять шагов – ничего не случилось, двадцать – всё ещё ничего, двадцать восемь и ей пришло сообщение. Отпустив мою руку, она встала напротив меня, копается в кармане. Ещё одно сообщение, это уже мне, и я тоже копаюсь в кармане.
Мы оба читаем, как застывшие в момент безумия, осознания своей погибели герои, перед лицом медузы Горгоны. Наши сердца одинаково замерли, во мне разбилось стекло. Это пишет Маргарита…
*Прости меня, если сможешь поскольку, я делаю это ради тебя*
И я вижу плачущую Елену, она дергается в конвульсиях, как умирающий зверёк. Парализованные. Она пытается, что-то сказать и не может, недостаточно сил собрала, молчит. До чего же она красива, даже сейчас… Почему я стою, ничего не делая жду развязки, потворствую распятию? Она загорелась и готова обратить в пепел всё, что встанет на её пути, выпад.
– Как ты смеешь поступать так со мной? Я тебе отдала всё чем владела сама, а ты уничтожил, обесценил! Я всегда знала, что ты мне вечно лжёшь, знала… Знала, что ты просто грязное, волосатое животное… –Её пламя заразило меня и теперь, изнутри я тоже полыхаю, питаясь каждым её словом, всей этой злобой только разгораюсь. – Всё кончено, я не хочу больше тебя видеть, знать, даже помнить! Я не хочу признавать эту жизнь, только из-за того, что доверилась тебе, ты такой же как все остальные! И только ты виноват во всем!
Мне не удается ответить ей, все слова остаются во мне, не находя никакого резона выходить. Как же она может быть той самой, если сама же разворачивает, между нами, пропасть? Даже сейчас, своим истерическим криком она обжигает душу страшной яростью, пытаясь клеймить на всю жизнь. В её объятиях ожоги не приносили страданий, но всё остальное время я не мог сдерживать стон от нестерпимой боли. Из меня вырвалось только одно предложение, страшным криком, изуродованным лицом и сжатыми всей силой кулаками.
– ВЕРНИ МНЕ МОЮ ЖИЗНЬ!
Её взгляд – глубокое страдание от обезвоживания и отдышка после первого порыва. Глаза залиты кровью, она едва себя сдерживает, чтобы не накинутся, не разорвать на куски.
– Ты просто дикий, обросший монстр. Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
Всё синхронно замерло, время постепенно замедляясь застыло. Только её истерзанный мучениями крик стал повторяться, искривляя свой тон и скорость до неузнаваемости.
Двойной щелчок. Совсем ничего не изменилось, смерть всматривается в происходящее.
Небо начало трескаться и опадать на застывший город в виде тоненькой скорлупы. Полностью пропал прекрасный, светлый день, небом воцарила бесконечная тьма. Где-то вдали развивается могучий шторм, вырывая и захватывая в круговорот всё на своем пути. Наконец и вокруг нас заплясали предметы, цветы с лавочек начали вырываться и улетать в эпицентр шторма, только мы с Еленой не подверглись силе шторма. Две статуи, держащие друг друга взглядом.
Грозный, чёткий, наполненный великого могущества голос Смерти захлопнул всю аномалию в привычное мне ничто, одной фразой.
Abiens, abi!
XXI
Впервые за долгое время моё великое убежище опустело полностью до последней вибрации. Никаких чудовищных чувств, разрушительных мыслей, абсолютное ничто в котором я неограниченно свободен! Здоров, моей душе не грозит осложнение! До чего же блаженно прибывать в таком сладостном покое, осознание порождает восторг, восторг преобразуется в силу и уже она ищет выход, изливаясь первородным, ликующим хохотом.
– Аха-ха-аха. Наконец-то я победил эту гнилостную любовь, вырвал надоедливый зуб! – Во мне ехидной ликует какая-то, доселе не известная мне сущность, ссыплет восторженность за восторженностью. – Да, как же долго мне пришлось ждать, но оно свершилось! Пусть катиться она к чёрту, там ей самое место, теперь только она будет страдать! Наконец то я смогу жить, наслаждаться и просто существовать в своё удовольствие.
–Радуйся, ребёнок.
Лицо Смерти исказило до безобразия резкое отвращение, она быстрым движением отвернулась и оставив мне возможность слышать ушла, растворившись в тумане вечности. Её голос нанёс колкий удар ядовитой скорбью, отравив кровь, посеяв во мне сомнение о величестве этой победы.
– “Здравствуйте дорогие пассажиры, мы рады видеть вас на борту авиарейса JetRed. Вылет состоится через пять минут в направлении Чикаго–Нью-Йорк, время перелета – два часа.”
Я был готов дернуть за нить, но что-то меня остановило, сдержав уже продуманное движение. Клубок жадно поглотил весь взгляд, и я вижу – нить, что раньше вела к Елене и есть весь клубок и он всё ещё не распутан до конца. Из этого клубка выглядывают и другие нити, но все они в итоге сливаются в Елену, вся жизнь вымощена только одной дорогой. Душу, меня, окутал страх-туман, душит. Больше всего я хочу надеяться, что Елена больше не появиться в этих воспоминаниях, мне до тошноты больно будет её увидеть… Глубокое одиночество и горькое потрясение, прятавшееся так долго в клубке по нити, прокралось в меня, начало разрушать твердую радость, превращая великую стену в самую обыкновенную грязь и теперь я сам полностью в этой грязи. Чему я радуюсь? Жизнь ещё не закончена, всю её я ещё не успел узреть, а значит пока рано решать счастливой она была или напротив, несчастной…
– “Здравствуйте дорогие пассажиры, мы рады видеть вас на борту авиарейса Aerofloot. Вылет состоится через пять минут в направлении Нью-Йорк–Москва, время перелета – девять часов.”
Хватит с меня этой пустоты, она слишком многое из меня выедает, жесточайшим образом доказывая, что я – ничто! Чего же я жду, нежели страх сдерживает руки, не давая дёрнуть нить… Нужно, разве можно не сопротивляться, позволено ли живому существу стремиться к смерти?.. Во всяком случае, такие существа и дезертируют в неживых. Страх,
