случае, даже бровью не повела, услышав в свой адрес замечания.
Она жалобно посмотрела в глаза участковому и срывающимся голосом пробормотала:
– А можно мне посидеть у Вас в кабинете недолго, пока мне лучше не станет. Вы же видите, сердце у меня прихватило.
Участковый бросил беглый взгляд на дверь, потом видно решил что-то для себя и ответил:
– Я могу помочь Вам выйти в коридор. Там гораздо прохладнее, да и кресло мягкое стоит. А то ведь люди ждут.
Он вежливо взял её под локоть, та резко отпрянула назад:
– Вы в своём уме? Мне сейчас нельзя двигаться, запросто может инфаркт случиться. – Она помолчала, изучающее разглядывая участкового, и, поняв, что её речь его не впечатлила, зло добавила, – я на Вас жаловаться буду. Председателю, или даже в милицию заявлю, чтобы вас с этой должности сняли, – она опять замолчала, придумывая более страшное на её взгляд наказание и, заметив мелькнувший в глазах Василия Васильевича испуг, мгновенно воспряла духом и начала развивать эту тему. – Устроили здесь, чёрт знает что. Хотите, чтобы все пенсионерки передохли от духоты. Это массовое истребление ни в чём не повинных людей, – выкрикнула она в коридор, и женщины боязливо притихли.
Участковый готов был провалиться сквозь землю от стыда:
– Зачем вы так, Эмма Францевна. Я всего лишь выполняю свою работу. Моё дело маленькое, начальство велело собрать подписи. Если бы я знал, что Вам плохо станет, сам бы к Вам пришёл, домой, – стал он оправдываться, про себя кляня Данила на чём свет стоит. Ведь и впрямь с работы попрут. Перепись-то не санкционирована.
– Да не врите Вы мне. Знаю я, что Вам нужно, догадалась,– сказала она тихо и облизала пересохшие от волнения губы. – Только ничего у Вас не выйдет. Зря стараетесь.
После её слов у Данила ёкнуло сердце: «Вот она»!
Участковый изменился в лице, её слова заставили встрепенуться и насторожиться его подсознание.
Он нахмурил брови, что-то обдумывая, и после некоторого промедления крикнул в коридор:
– Женщины, расходитесь, на сегодня приём окончен.
– Как окончен? – раздался неуверенный ропот. – Что же нам, ещё и завтра переться?
Василий Васильевич вышел из кабинета, на ходу придумывая отговорку:
– Милые женщины, – начал он, складывая руки перед собой для большей убедительности, – я к вам сам зайду. К каждой. Никого не пропущу. Вы все у меня в списке значитесь. – Он широко улыбнулся и трогательно склонил вихрастую голову на бок. – А сейчас ступайте по домам.
Когда все женщины разошлись, Данил появился из своего укрытия.
Лицо Эммы Францевны при виде Данила побагровело от захлестнувшей её ярости, она привстала со стула с вызовом:
– Что, думаешь, разоблачил меня. Хрен у тебя, что получится. Да и не поверит тебе никто, – сказала она и села на место, – только смеяться будут. Не средневековье всё-таки. Теперь за это наказания нет. Не придумали ещё своими жалкими умишками. – Она расхохоталась злорадным смехом и, распаляясь сильнее, с нарастающей злобой начала кричать: – Надо было придушить тебя, чтобы проблем не было.
Василий Васильевич поднял вверх указательный палец:
– А вот это уже статья, – сказал он назидательно. – При сотруднике правоохранительных органов угрожать потерпевшему – это перебор.
Эмма Францевна зло сверкнула глазами, презрительно посмотрев на молодого участкового, но вдруг опомнилась, сникла и заплакала.
Данилу почему-то стало жаль её. Раньше он с ней не сталкивался, как с нормальной женщиной, знал только, что всю жизнь одна прожила, без детей, без мужа, работала в местной библиотеке. Может, и не её вина в том, что она ведьмой стала. Правда Данил не знал, как у них этот процесс происходит. То ли они по желанию такими становятся, а может, наследственность роль играет. Независимо от этого она, безусловно, была несчастна.
Участковый тоже поддался приступу жалости к одинокой женщине.
– Ну не плачьте Вы так, не плачьте, – стал он её успокаивать, вконец растрогавшись.
– Отпустите меня, – промолвила она жалобно. – Уберите нож.
Данил отвернулся к окну, стараясь совладать с собой, чтобы довести до конца начатое дело. Тем более он не собирался мучить её и унижать.
Она бросила ненавидящий взгляд в спину Данила и, видя, что тот задумался, уставилась на участкового, при этом беззвучно зашевелив губами. Василий замер на минуту, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, руки его задрожали.
Поворачиваясь Данил увидел, как участковый направился к двери, вытянув перед собой руки. В два прыжка он преградил ему путь.
– Очнись, – громко крикнул он ему в лицо, замечая взгляд его остекленевших глаз, полностью лишённый смысла.
Василий продолжал идти, пока не упёрся в Данила. Тогда он потянул руки к косяку через его плечо.
Данил ударил его в грудь кулаком:
– Очнись. Что ты делаешь? Она нам с рук не спустит. – Он схватил участкового за плечи и с колоссальным усилием принялся отодвигать его от двери. – Мне тоже жаль её, но дело нужно закончить.
Слова Данила, как ни странно, вывели участкового из транса. Он провёл рукой по лбу, смахивая с себя наваждение, глаза приняли осмысленное выражение, возвращая его к окружающей действительности.
– Фу, – выдохнул он громко, – ну и бед я чуть было не натворил.
Данил с немым укором посмотрел на женщину. Она ответила ему прямым жёстким взглядом, полным злобы и отчаяния.
– Если хочешь выйти отсюда, сознайся во всём, покайся и поклянись, – сказал он сухо, выделяя ударением последние слова. – Иначе мы тебя не отпустим.
Одарив их уничтожающим взглядом, она состроила хищную гримасу и отвернулась к окну, всем своим видом показывая несогласие с применением в отношении себя негуманных методов воздействия.
Ничуть не смущаясь столь откровенному пренебрежению к его словам, Данил вытащил из-за двери табурет:
– Ну что же, мы не торопимся. Посидим до вечера. А ночью будешь одна здесь куковать. Может, хоть это тебя проймёт.
– Да, – подтвердил участковый. – Не жди от нас сострадания. Лучше сознайся прямо сейчас, покуда мы ещё здесь.
Она повернулась, и Данил удивился перемене, произошедшей в её лице. Теперь она как-то косо улыбалась, переводя безумный взгляд с Данила на Василия, словно искала в них уязвимые места.
– Чего вы от меня хотите? – задала она вопрос, и сама же ответила: – Раскаяния в содеянном. Не дождётесь, – в голосе её зазвенела открытая угроза, отчего у Данила по спине побежали мурашки.
– Хорошо, – сказал он тихо, – если это твоё окончательное решение, тогда мы уходим.
Он демонстративно встал и переглянулся с участковым.
Эмма Францевна упорно молчала, поджав и без того тонкие губы. Не было смысла упрашивать её дальше.
Понимая, что для раскаяния ей нужно созреть, они молчком встали и вышли из
