намучаетесь вы ещё с ним.
Он закончил свой рассказ и, наблюдая за реакцией Данила, налил себе ещё стакан водки:
– Как, я спрашиваю тебя, такое возможно?
Данил поднял свой стакан и залпом опорожнил, не закусывая:
– Не переживай, Вась, – сказал он спокойно. – Значит мы с тобой друзья по несчастью, люди, которым суждено было столкнуться с колдовством.
– Тебе легко говорить, – улыбнулся участковый ехидно, – ты не видел. А мне как прикажешь с этим жить? Всё моё мироощущение полетело к чёртовой матери. – Он обиженно махнул рукой и схватился за голову.
– Слушай, а ты бабку-то отпустил? – спохватился Данил.
– Отпустил, чего с неё взять? Ребёнок на месте и ладно. Пусть теперь родители ломают голову, сынок это их или веник.
Участковый ушёл, так и не допив свой стакан, Данил экономно слил водку обратно в бутылку.
Сон как рукой сняло. Не найдя себе занятия, чтобы отвлечься от дурных мыслей, он принялся измерять комнату большими шагами вдоль и поперёк. Ему очень нужно было найти объяснение необъяснимому и, взвесив все за и против, он придумал навестить бабку Нюру.
Прячась за заборами, как нашкодивший мальчишка, он прошёл мимо Ленкиного дома. За его спиной неожиданно скрипнула калитка. Ужас от сознания, что он может столкнуться нос к носу с соседкой, погнал его бегом.
Возле дома знахарки Данил перешёл на шаг, чтобы отдышаться после бега и прийти в себя. Прошмыгнув в ограду, он подозрительно огляделся, с облегчением подмечая, что собаки нет. Двор ухоженный, дом не похож на избушку ведьмы. Закрыв за собой калитку, он подошёл к крыльцу, постоял немного, собираясь с мыслями, и тихонько постучал.
Дверь скрипнула и медленно открылась, приглашая Данила войти. Он с опаской заглянул в сени. Темно. Аккуратно, стараясь ни обо что не запнуться, прошёл через сени, ловя себя на мысли, что последнее время он чертовски всего боится.
Бабка распахнула двери ему навстречу, напугав его до дрожи в коленках.
– Пришёл? – мягко сказала она.
– Да, – ответил Данил с застенчивой неловкостью.
Создавалось впечатление, что она его давно ждала. Данил застыл на пороге, как вкопанный, уже жалея, что поддался минутной слабости и пришёл, неизвестно зачем, к незнакомому ему человеку.
Лицо бабки было непроницаемо. Она деловито поставила стул посреди кухни.
– Чего стоишь как прибитый, садись, коль пришёл.
Она говорила с взрослым мужчиной, как с виноватым школьником, схватившим двойку. Но её тихий голос действовал на Данила успокаивающе.
Она не походила ни на одну знакомую ему старуху. Высокая, дородная. Седые волосы уложены в аккуратный узел. Лицо морщинистое, но не обвисшее.
– Да садись ты уже. Чего зенки-то выпучил, аль боишься меня? – сказала она ласково и странная усмешка слегка коснулась её губ.
В душе Данила внезапно растаяли все сомнения. Он робко сел на стул, не зная, в какую сторону повернуться. Бабка сновала туда-сюда по кухне и присесть, видимо, не собиралась.
Данил огляделся по сторонам, отмечая про себя, что ему здесь всё нравится. Кухня чистая, занавесочки белые, скатерть вышитая, посуда блестит – в общем, всё, как у обычных людей. Пахнет ванилином и ещё чем-то сладковатым, от чего желудок невольно сжимался, и слюна наполняла рот.
«Печёт чего-то», – подумал Данил и в животе у него от этой мысли пусто заурчало. И точно, бабка вытащила из электрической духовки противень с булочками. Аромат от них шёл умопомрачительный! Данил проглотил слюну, вспоминая, что со вчерашнего дня ничего не ел.
– Попьёшь со мной чаю? – спросила бабка, будто прочла его мысли. – Голодный, небось?
Данил покраснел как мальчишка и неуклюже буркнул: «Ну».
Бабка накрыла стол и жестом пригласила Данила. Он скромно пододвинул свой стул ближе к столу, она чинно уселась по другую сторону.
Запах свежезаваренного чая опьяняюще ударил в нос. У Данила от одного вида всей снеди, разложенной на столе по фарфоровым тарелочкам, закружилась голова.
– Ну, чего ждешь, приступай, – ласково сказала старушка, оповещая о начале трапезы.
Данил не заставил себя долго упрашивать, принялся с жадностью давно голодающего человека уплетать горячие румяные булочки за обе щеки. Бабушка не торопясь положила себе на тарелку булочку и разрезала её ножом на четыре маленьких кусочка. Намазала ломтик вареньем и слегка надкусила.
Голод заставил Данила забыть о приличиях, он, не стесняясь, набивал полный рот, не успевая прожевывать. Булочки были божественно вкусны, никогда раньше ему не доводилось таких пробовать. Съев пять штук, ему захотелось ещё.
Бабка заметила, как он воровато посмотрел на противень, и догадалась, что он не наелся. Тогда она положила ему ещё пять штук. Когда Данил прикончил и эти, ему страшно захотелось спать, прямо разомлел от сытости. Бабка отодвинула от себя тарелку и вкрадчиво заговорила:
– Так ты просто зашёл, проведать, или вопрос какой мучает?
Данил встрепенулся, сон как рукой сняло, понял, что лучшего момента для серьёзного разговора и не придумаешь.
– Бабушка, мне участковый рассказывал, Вы чудеса делать умеете.
Она горько улыбнулась и покачала головой:
– Какие же это чудеса. Как был ребёнок веником, да так и остался, только обличье изменилось. – Глаза её наполнились грустью, и, тяжело вздохнув, она произнесла, – ты же не про это пришёл спросить, тебе, я вижу, самому худо.
Лицо Данила мгновенно вспыхнуло, а затем так же быстро побледнело, он опустил глаза, водя пальцем по узору на скатерти:
– Даже и не знаю, как спросить. Всё так чудно.
– Не стесняйся, не маленький. Спрашивай, как есть.
Чувствуя направленный на себя взгляд добрых, понимающих глаз, Данил слегка приободрился:
– Вы мне, баб Нюр, скажите, есть на свете ведьмы или у меня белая горячка? – промолвил он хрипло и поднял на неё полный надежды взор.
– Ты же сам её видел. Она тебе и отметину на щеке оставила.
Данил даже подскочил на стуле от неожиданности, уставился на неё, расширяя глаза от удивления.
Она рассмеялась громко, открыто:
– А ты что же думал, я не знаю? Я ещё у Лапиных приметила пятно на твоей щеке.
– А что это, бабушка, за отметина? – воскликнул Данил, хватаясь за щёку. – Пройдёт она или нет?
– Та ведьма, что тебя ею наградила, не успокоится, пока не сживёт тебя со свету. Крепко, видать, ты ей досадил.
– Да я же случайно на неё в лесу наткнулся. А потом она в баню ко мне припёрлась. Даже сказать стыдно, в каком виде, и в Ленку Лукину превратилась. За что же меня-то со свету?
– Знаю я, что нет твоей вины, в том, что ты её увидел, – заговорила бабка проникновенным тоном. – Просто натура у них такая, вредить людям. А пятно на
