Михаил Михайлович смотрит на меня поверх тяжелых блестящих очков, как бы проверяя: верно ли вошло оно в собеседника: тем ли, с позволения сказать, концом?) — …даже, сказал бы, выходящих за пределы простого человеческого понимания предметов, которыми вы имеете счастье столь блистательно владеть… Но все же интересуемся!.. интересуемся и мы завораживающими этими вещами!.. ни в коей мере не надеясь, разумеется, стать в них не только специалистами, но и хоть сколько-нибудь просвещенными дилетантами…
И простодушно разводит руками — не обессудьте, ничего не выйдет.
Насчет лет лукавит, механически отмечаю я, не понимая пока еще, но мучительно пытаясь понять, к чему идет дело, и вдруг с облегчением догадываюсь: елки-палки, да он же из ФАБО! Точно из ФАБО!.. Эта улыбочка… говорок… подходец… визитка… золото с маренго… топтун в коридоре… Вот в чем дело! Конечно!.. А насчет возраста лукавит: ему не больше пятидесяти… Впрочем, кто их знает, в ихнем-то ФАБО: физкультура, кроссы, обливания… еще, глядишь, средство Макропулоса какое-нибудь… Может статься, что и все шестьдесят.
— Да и когда бы мне? — Михаил Михайлович невесело смеется. — Даже если б и возникла такая мысль, даже если б вы, Сергей Александрович, или вы, Никифор Степанович, нашли смелость сказать: да, Михал
Михалыч! способны! дерзайте! развивайте талант! учитесь! — то когда бы я стал этим заниматься?.. Годы не те, да и служба, знаете ли…
Облегчение мое немедленно переходит в отвращение, все более обостряемое нежным воркованием пришлеца. Хорошо, что он на меня не смотрит. А когда все же вскидывает взгляд, я уже себя поборол. Не только брезгливости, но и, надеюсь, даже следа холодности нет на моем лице — одно лишь благосклонное внимание.
— Так что уж остается только с замиранием сердца следить, как вы — маги! волшебники! кудесники! — на наших глазах поднимаетесь к высотам, которые, повторяю, не только простым лапидарным рассуждением, но даже и сколь сил хватает вдохновенным полетом мысли не охватить… нет, не охватить… Да и сколько там у нас, у рядовых-то смертных, вдохновения?..
И Михаил Михайлович, мелко смеясь, машет рукой — мол, с гулькин нос его, вдохновения-то. Можно, дескать, и в расчет не брать… И вдруг, отсмеявшись, говорит деловито:
— Так вот, Сергей Александрович, есть у меня к вам дельце. Мне вас рекомендовали как…
— Да, да, — подтверждающе гудит Тельцов. — Один из наших лучших аниматоров…
«Старый ты завхоз, — думаю я, растягивая губы формальной улыбкой. — Один из… Кто еще, спрашивается?..»
— Вот именно, вот именно! — радуется Михаил Михайлович. — Очень хорошо… высокий профессионализм… опыт, если можно так выразиться… так вот, Сергей Александрович. И, конечно, вы, Никифор Степанович.
Он неторопливо снимает очки — и сразу в лице проступает что-то волчье.
— Как мне известно, ремесло аниматора…
— Искусство, — перебиваю я.
— Да-да, простите, бога ради, — послушно соглашается фабошный волк.
Или всего лишь старый лис? — Искусство аниматора состоит в том, чтобы… как бы это поточнее…
— …чтобы максимально эффективно использовать возможности ноолюминесценции, — подхватывает Тельцов.
— А для этого, насколько я понимаю, — ловко, словно пуще поддавая и так уж бойко катящийся мяч, продолжает Михаил Михайлович, — аниматор должен вчувствоваться, то есть попытаться пережить те чувства, что испытывал некогда объект — не правда ли? Иными словами, ему следует некоторым загадочным для меня образом попытаться прожить хотя бы малую толику прошлой жизни этого объекта — верно? И у одних, насколько я понимаю, это выходит лучше, а у других хуже?
Тельцов нехотя кивает.
— Да, в какой-то мере, — говорит он. — Точность измерений такова, что разница почти укладывается в погрешность измерений. Но всем же хочется сенсаций, вы же понимаете! — Он широко и добродушно улыбается, приглашающе разводя руками, чтобы и мы посмеялись над любителями желтой клубнички. — Всем же хочется чуда!.. По каковой причине вокруг нашей деятельности и громоздят некие мистические… э-э-э… — Тельцов крутит в воздухе ладонью. — Штучки. Но ничего, дайте срок, наука объяснит, можете не сомневаться. Уж можете не сомневаться!
Михаил Михайлович понимающе кивает и тут же спрашивает:
— Но все-таки? Как наука сейчас смотрит на эту проблему?
— Сейчас, — отвечает Тельцов несколько враждебно, — сейчас у науки еще нет ответа на вопрос, почему интенсивность ноолюминесценции, или, как ее еще называют, свечения Крупицына-Крафта, зависит не только от чистой физики процесса, но и от личности участвующего в процессе аниматора… Я доступно излагаю? Если выразиться еще более понятно, то все как раз наоборот: настройка физических параметров очень слабо влияет на интенсивность свечения, в то время как умение аниматора оказывает на нее в высшей степени значимое воздействие!
— Точнее, особенности его дара, — поправляю я.
— На этот счет есть разные мнения, — холодно замечает Тельцов. -
И было бы неверно…
— Верно, мнения есть разные, — киваю я. И твердо добавляю, вспомнив утреннее толковище с Дашкой: — Но мое — объективное.
Я нахально улыбаюсь. Тельцов пыхтит. Михаил Михайлович прыскает.
— Далеко пойдете, молодой человек, — замечает он, благожелательно кивая.
— Вашими бы устами, как говорится, — отзываюсь я.
— Так или иначе, факты именно таковы, — говорит Тельцов. — Чем глубже аниматор способен вчувствоваться в лежащее перед ним тело, тем эффектней результат.
— Тело, — задумчиво повторяет Михаил Михайлович. — Вот вы говорите: тело… Не правда ли? А скажите, это тело обязательно должно быть мертвым?
Мы молчим.
— В смысле? — недоуменно спрашивает Тельцов после долгой паузы.
Честно сказать, меня вопрос гостя тоже несколько озадачил. Но через мгновение я все же смог свести концы с концами — и уже, кажется, догадался. Вот у них какие надобности! Ну дают ребята!..
Михаил Михайлович с веселым вызовом смотрит на Никифора Степановича.
Никифор Степанович, морща лоб, смотрит на меня. Я пожимаю плечами.
— Вы что же имеете в виду? — спрашивает завкафедрой. — Э-э-э… так сказать… вчувствоваться в живого?
— Ну конечно! — отвечает Михаил Михайлович с оживлением ведущего, услышавшего от участника телевикторины верный ответ насчет того, сколько ног у черепахи. — Именно!
— А цель? — тупо спрашивает Тельцов.
— Видите ли, господа, — со вздохом отвечает Михаил Михайлович, — наш мир непрост. Подчас неприветлив. Более того — иногда он смертельно опасен. Но мы пытаемся сделать его пригодным для жизни.
— В частности, — замечаю я.
— Что?
— Я говорю, ваше ведомство, в частности, занято и этим. Не только этим, я хочу сказать.
Михаил Михайлович морщится.
— Напрасно вы так… Между прочим, если бы не усилия спецслужб, количество терактов возросло бы, по разным оценкам экспертов, раз в десять. Вы представляете, что это такое? Взрывающиеся трамваи… взлетающие на воздух магазины… школы… кинотеатры… Большую часть мы предотвращаем. Это факт. Теперь скажите, что значит — предотвратить теракт? Да всего лишь иметь информацию, что он готовится! Три правдивых слова — и жизнь продолжается! Дети учатся.
Хозяйки выбирают петрушку посвежее. Влюбленные пробираются к последнему ряду… Вот так, господа. Всего три слова! Помните, была такая игра? «Что, где, когда»? Вот и у нас похоже: где, когда, кто…
Михаил Михайлович замолкает, как будто подбирая верные слова, и грустно разводит руками.
— Я предвосхищу ваши вопросы. Мне кажется, что они уже вертятся на языке. Да, господа. К сожалению, правила игры таковы, что та сторона, что позволит себе благородство, немедленно проигрывает.
Даже не благородство, нет, господа. Какое уж там благородство, хе-хе… что вы!.. Всего лишь непозволительную роскошь быть хоть на йоту выше той бесконечной низости, с которой нам приходится иметь дело… А ведь мы не хотим проигрывать. Потому что за нами — вы. И именно ради вас мы готовы на все. Да, господа, на все. Подлог, обман, насилие, психотропные средства, пытки — это детские шалости в сравнении с тем, на что нам порой приходится идти… Да, господа.
Когда речь идет о жизнях ни в чем неповинных людей, вопросы абстрактной чести отступают так далеко!.. что вы!..
Молчим. Тельцов постукивает пальцем по спичечному коробку. Звук гулкий. Уж лучше б закурил, что ли…
— В чью же голову пришла эта светлая идея? — спрашиваю я.
— Какая?
— С которой вы к нам явились. Использовать аниматоров для получения информации о террористах.
— Вот видите! — торжественно кивает Михаил Михайлович. — Я же говорю: далеко пойдете.
— Далеко ходят те, кто угадывает неочевидное.