Очередной папин инновационный проект рождается в разговоре с другим папой по имени Стефан во время тренировки по плаванию. Узнав, что Стефан запатентовал нечто под названием «спиннер», папа уговорил его создать партнерство и заработать пару миллионов. Спиннер — всего за 9,99! — представлял собой плоский кусок пластмассы с плавно изогнутым дном. Его полагалось ставить на пол и тренировать с его помощью умение держать баланс, например, при вращении.
Конвейер, использующий детский труд, вырастает в столовой, рядом с большим пластиковым столом, заваленным деталями спиннеров и упаковочным материалом. Кьяра пишет на коробках адреса, передает коробки мне, я кладу внутрь все необходимое и отдаю Фрэнку, который их закрывает. Примерно через час наша работа становится спорой и ритмичной.
Очень приятно сидеть в нашем милом доме с видом на залив и заниматься чем-то вместе. Тем более участвовать в таком чудесном и огромном предприятии. Семейное единство меня пьянит. Да, нам не всегда удается сесть в одно время за ужин, но мы работаем как хорошо отлаженная машина и заказы выполняем в срок. Папа довольно поглядывает на нас, разбирая почту и разглядывая новую рекламу спиннеров, которую набросал характерными для него смелыми штрихами. Во время перерыва я проверяю, что у него вышло. Это яркий плакат с большой красной звездой в центре. На ней написано: «Как в телевизоре!»
Разумеется, по телевизору этого никогда не показывали.
— Вставки видишь? — спрашивает он, протягивая мне листок.
В одной из многочисленных книг мы недавно прочитали об образах в рекламе, воздействующих на подсознание, и на прилагавшихся фотографиях пытались разглядеть, например, черепа в кубиках льда в стакане виски. Куда бы мы ни отправлялись и как бы быстро ни приходилось собираться, книги мы никогда не бросали. По меньшей мере один чемодан всегда был набит книгами о религии, истории, мировой политике и теориях заговора. Папа вечно искал ответы, пытался понять реальность. А поскольку телевизора у нас почти никогда не было, мы, дети, следовали его примеру, поглощая горы книг о неизведанном. Без папиной помощи я бы не разобралась в том, что он велел мне читать, но, к счастью, поговорить он всегда любил. Но все-таки меня здорово удивило, что символы смерти, спрятанные в рекламе, значительно поднимают продажи.
— Ты вставил сюда череп? — Я щурюсь, разглядывая рекламу спиннера.
— Ну, я думал о чем-то таком, но смерть не для нашей целевой аудитории. Она эффективнее для алкоголя и сигарет.
— Ага.
— В бизнесе важно понимать, кто твой покупатель. Поэтому я вставил слово «весело». Незаметно, конечно.
Я понимающе киваю. Отличное решение, если кого-то интересует мое мнение.
В те редкие дни, когда у меня нет тренировок, я люблю вместе с мамой забирать Кьяру из колледжа травников, где она готовится к экзаменам по природному целительству. Это известная школа и одно из лучших мест для изучения альтернативной медицины, но я все равно не могу перестать смеяться над странными студентами. Моя любимица — девушка, которая считает себя ангелом, — одевается исключительно в белое и ест только веганскую белую еду. Она изучает нутрициологию, а сама сидит на диете из белого хлеба, сэндвичах с соевым маслом и цветной капусте на пару. Пару раз я спрашивала у «ангела», не видит ли она тут противоречия, но мне ни разу не удавалось ее задеть.
Кьяра, раздраженная моим недавним допросом ее однокурсницы, плюхается на переднее сиденье рядом с мамой.
— А как же бананы? — подаю я голос с заднего сиденья.
— Бхаджан, прекрати, — вздыхает Кьяра.
— Это нормальный вопрос, — протестую я. — Может ли ангел есть что-то желтое снаружи, но белое внутри?
— Гм.
— Хорошо, — скалюсь я. — Спрошу сама на следующей неделе.
— Меня бесит, что она над ними издевается, — злобно говорит Кьяра маме. — Я ведь даже не сама решила здесь учиться. Я хотела в нормальный колледж.
— Но тебе здесь нравится!
Я виновато сползаю со своего сиденья. Этот спор тянется уже много недель. Поскольку папе возразить невозможно, Кьяра срывается на маме, которая нам всегда сочувствует.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Сейчас нравится, а сначала не нравилось! — Кьяра близка к истерике, она покраснела, волосы растрепались. — Все девочки моего возраста делают что хотят! А за мной постоянно следят!
— Делать все, что угодно, — не всегда хорошо. — Мама открывает дверь, и мы заходим в дом. — Если ты хотя бы на секунду об этом задумаешься…
— Не смей говорить мне, что делать!
Внезапно Кьяра сильно пинает маму в голень своим коленом. Я в ужасе хватаю ртом воздух, а сестра с неожиданной яростью наносит второй удар.
Дальше все происходит и очень быстро, и невероятно медленно. Папа сбегает по лестнице из гостиной в прихожую. Четыре больших шага — и он оказывается подле Кьяры. Его кулак врезается в ее челюсть, у нее подкашиваются ноги, и она падает.
— Хватит! — рычит он на Кьяру, разворачивается и выходит.
Я инстинктивно отпрыгиваю, когда он проходит мимо.
Возникает странное чувство нереальности происходящего. Все замирают на месте и молчат. Мы с мамой стоим, Кьяра лежит на полу. Потом, не глядя нам в глаза, Кьяра встает, собирает вещи и идет вверх по лестнице. Немного помедлив, мама тоже уходит, но в другую сторону.
Я оглядываю пустое помещение, где слышен только стук моего сердца. Выглядит все нормально. Все спокойно, на деревянном полу ни пятнышка. Я аккуратно ставлю туфли у двери. Как будто ничего не случилось.
Глава 7
Британская Колумбия, 7 лет
Рассвет только начинает заниматься, когда я поднимаюсь на небольшой холм, с которого открывается вид на олимпийских размеров плавательный комплекс, где проводятся национальные соревнования. Огромное здание, выступающее из тумана, пугает само по себе, а на поле рядом с ним еще виднеются ряды палаток. Все это похоже на военный лагерь, где царят дети в тренировочных костюмах, победившие сотни других детей, чтобы попасть сюда. Я стою на траве и вдыхаю прохладный воздух. Роса сияет, как капли чистого света. Часы тренировок сконцентрировались в один летний день за пределами Ванкувера.
— Доллар за твои мысли. — Папа стоит у меня за спиной, а остальные смотрят снизу.
— Разве не пенни?
— Инфляция, Бхаджан. — Он сдвигает панаму на затылок, и мы созерцаем панораму.
— Просто… — я переступаю мокрыми кедами, — чем быстрее я плыву, тем меньше люди меня любят. Я имею в виду в основном Сару, мою ближайшую подругу по команде, которая всегда меня опережает. Но с недавних пор — совсем ненамного. И теперь, когда нас разделяет всего секунда, она смотрит на меня совсем по-другому.
— Ну, — папа взваливает на плечо сложенную палатку, — иногда надо выбирать: быть любимой или быть лучшей.
Рев тысяч зрителей эхом отдается от стен огромного бассейна. Вряд ли кто-то думал, что я сумею попасть в финал в этой возрастной группе, и меня почти не держат ноги. Когда мы на мгновение останавливаемся, я закрываю глаза и представляю заплыв, как учил меня папа. Пытаюсь вообразить каждую мелочь, каждое ощущение.
Крики затихают, когда мы снимаем спортивные костюмы и встаем за стартовыми тумбами. Я рядом с Сарой, нам достались центральные дорожки. Мы не смотрим друг на друга.
— Пловцы, по местам!
Мы влезем на тумбы. Вода сверкает, как заиндевевшая трава.
— На старт!
Я в последний раз поправляю свою черную шапочку. Папа, не в силах противостоять консорциуму мамаш, принял их слова очень близко к сердцу и написал «Слишком быстро» над моим левым ухом, рядом с логотипом «Speedo».
— Внимание…
Звучит выстрел — и мы взлетаем в воздух. Как только вокруг меня смыкается вода, я понимаю, что нырнула правильно. Но, выныривая для гребка, вижу то, что совсем не хочу видеть. Ноги. Впереди меня.
