и до правительства и вызвали бы неудовольствие на то, что он не сумел оградить интересов японской колонии в таком исключительном случае, как возможность выразить дань уважения своему знаменитому гражданину, впервые посещающему Маньчжурию, где число японцев так велико. Он предложил взамен того вовсе не рассылать никаких приглашений для японской колонии, а предоставить ему, как консулу, допустить на перрон железной дороги всех лично ему или его сотрудникам известных японцев — под его личную ответственность — и отвести для размещения колонии особое место, достаточно обширное и совершенно отдельно от русских депутаций, с тем чтобы сначала были приняты все русские депутации, конечно, после китайских официальных лиц, а затем князь Ито был бы принят им, консулом Каваками, как бы на японской территории. Он предложил даже избранное им наиболее для того удобное место, а именно — в конце перрона, перед тем местом, у которого будет поставлен мой вагон, с тем, сказал он, чтобы после окончания всего приема князь Ито мог пройти прямо в мой вагон для посещения меня, как бы с ответным визитом на мое посещение тотчас по его прибытии в Харбин.
Генералу Хорвату все предложение показалось настолько правильным и логичным, что он принял его без всяких оговорок, обещал сегодня же доложить мне и не сомневается в моем согласии. Он просил только консула, для порядка, написать ему об этом в ответ на полученное им уже от него письмо с просьбою об именном списке, что тот тотчас же и исполнил, и письмо это находится у него в деле.
Я нарочно останавливаюсь так подробно на этом вопросе, потому что последующие события более чем достаточно оправдывают такое подробное изложение.
Весь следующий день ушел у меня на продолжение разъездов днем от 4 до 7 часов и на длиннейшее утреннее заседание в управлении Китайско-Восточной дороги, для направления целого ряда дел большого калибра. Я опасался, что пребывание князя Ито отнимет у меня немало времени, и спешил сделать до него все, что было возможно.
Вечером я настолько устал, что отказался от всех сделанных мне приглашений и остался у себя в вагоне вдвоем с Е. Д. Львовым, набрасывая заметки обо всем, что осталось в виде впечатлений от последних дней. В вагоне же мы и обедали вдвоем.
Перед тем как лечь спать перед утомительным завтрашним днем, я пригласил Е. Д. Львова выйти на вокзал, подышать морозным воздухом и полюбоваться чудесным лунным освещением. Ночь была, действительно, удивительная. Было около 10 градусов мороза, но тихо и совершенно безветренно.
Мы более часа гуляли по вокзалу, со всех сторон окруженному высоким забором и станционными зданиями. Не было ни души кругом нас, если не считать двух часовых у моего вагона, от которых пограничное начальство никак не соглашалось освободить меня, несмотря на все мои просьбы.
Во время нашей прогулки мы остановились, между прочим, перед окнами залы третьего класса, которая и ночью была ярко освещена ацетиленовыми фонарями сверху потолка. Было светло как днем, столы и стулья были составлены к середине залы, пол чисто вымыт, и мы даже посмеялись, что следовало бы пригласить заведующего контролем дороги, постоянно упрекающего дорогу в больших расходах по содержанию зданий в чистоте, чтоб он мог сделать, и притом не без основания, свои контрольные замечания. Это ничтожное с виду обстоятельство сыграло на следующий день свою и притом немалую роль.
Утром 13 октября я встал очень рано. Ожидалось прибытие поезда с князем Ито ровно в 9 часов.
С 7 часов вокзал стал заполняться публикой. Весь угол около моего вагона буквально кишел японцами, которых размещали чины консульства. Консул Каваками подошел ко мне и еще раз благодарил меня за то, что я согласился с его предложением относительно приема князя Ито японскою колониею.
За калиткою, ведущей с перрона в город, стояла густая толпа японцев, из которой чины консульства, по-видимому, с большим вниманием выпускали группами и поодиночке людей на вокзал, указывая им место, где каждый должен стоять. Порядок казался мне образцовым. Поговорив с консулом и не желая мешать ему, я пошел к тому месту, где должен был остановиться вагон князя Ито, поговорил через переводчика с китайскими дао-таями, которые тут же просили меня назначить день для посещения их мною, причем Ли на этот раз перешел сам на русский язык и спросил меня, не предпочитаю ли я отложить мой визит до отъезда князя Ито, так как, несомненно, я буду очень занят во время его пребывания в Харбине, и мы тут же условились, что я сообщу им через генерала Хорвата, как только выясню сегодня же все вопросы, связанные с приездом японского посла. Затем мы условились о самой процедуре представления в том смысле, что я буду просить князя Ито принять, прежде всего, почетный караул, как только он переговорит с китайскими сановниками и примет генерала Хорвата, командира Корпуса пограничной стражи и начальника Заамурского округа, генерала Чичагова, и уже после принятия почетного караула начнется прием им всех представляющихся.
Ровно в 9 часов, как было назначено по расписанию, подошел поезд. Как только он остановился, я вошел в салонный вагон, в котором, стоя у стола, ждал меня князь Ито и обратился ко мне со словами привета, тотчас же переведенными мне на хороший французский язык одним из спутников, Танакой, занимавшим потом должность начальника Южно-Маньчжурской железной дороги. Он сказал мне, что, когда в Японии стало известно, что я предполагаю прибыть в Маньчжурию для осмотра Китайско-Восточной дороги, состоящей под моим административным надзором, в Японии возникла надежда на то, что я продолжу мое путешествие до Японии и войду в личное соприкосновение со страною, которая понимает, как важно для нее самое искреннее сближение с Россиею, с которою не должно быть более никаких недоразумений в будущем.
Правительство его страны радовалось возможности принять меня и выразить в моем лице не только свои чувства к великой стране, но и показать, насколько она ценит то чувство справедливости и даже государственной мудрости, которое я проявляю во всех случаях, когда мне приходится разрешать вопросы, близко затрагивающие интересы обеих стран. Поэтому, когда к великому огорчению правительства выяснилось, что неотложные дела моего ведомства и та сложная работа, которая лежит на мне, лишают меня возможности пойти навстречу этому желанию, — у правительства его величества микадо
