им другой день, чтобы они могли встретить меня с должным почетом, соответственно моему высокому положению и тому уважению, которое они питают к представляемой мною особе русского государя императора. Стоявший рядом с китайцами состав иностранных консулов не блистал многолюдством. От имени всех консулов меня приветствовал японский консул Каваками, который заявил, что германский консул не мог прибыть по болезни и будет счастлив представиться, как только позволит его здоровье. Американского консула не было на месте, потому что он выехал в Пекин на совещание со своим посланником еще до того, как стал известен в точности день моего приезда. С французским консулом, только недавно прибывшим в Харбин и откровенно заявившим, что он не успел ознакомиться с положением на месте, мой разговор был очень короток. Он поспешил заявить мне, что, исполняя указания своего правительства, он заранее отдает себя всецело в мое распоряжение, так как успел уже вынести общее впечатление, что с управлением дороги не может быть никаких осложнений, настолько оно широко смотрит на свои задачи. Других консулов в то время еще не было в Харбине.
Мне было особенно жаль не видеться с германским консулом, потому что он, видимо, просто избегал встречи, а на самом деле именно с ним и всегда идущим с ним рука об руку американским консулом у железной дороги были самые острые отношения, осложнения и без того непростого вопроса об организации городского общественного управления, который и после того доставил мне немало хлопот, да, кажется, так и не был окончательно разрешен до наступивших потом событий революционного времени.
Несмотря на все мои попытки, я так и не увиделся с германским консулом, о чем, впрочем, меня даже предупредил и японский консул, сказав в присутствии генерала Хорвата с улыбкою, что он «настолько болен», что едва ли выздоровеет до моего отъезда.
Вся церемония с представлениями затянулась необычайно долго, и только часа два спустя я мог окончить ее и отправиться в церковь на торжественный молебен.
Весь длинный путь от вокзала до Николаевского собора (в сущности небольшой, но хорошо украшенной внутри церкви) был занят сплошною толпою народа, видимо непривыкшего к подобного рода зрелищам. Войска Харбинского гарнизона из пограничной стражи и железнодорожной бригады стояли шпалерами по обеим сторонам, встречая меня везде маршем пограничной стражи. Духовенство всех православных церквей Харбина служило молебен, а царское многолетие после окончания его сопровождалось звуками народного гимна, сыгранного хором трубачей, выстроенных у самой церкви, и окончание гимна было покрыто громовым «ура» огромной толпы, подошедшей к церкви, и сопровождало меня до самого вокзала, куда я вернулся в свой вагон на самое короткое время, чтобы снова выехать в город для ответных визитов консулам и всем важным начальствующим лицам в Харбине. Сравнительно долго я задержался только у японского консула, который сообщил мне все, что он знал, о приезде князя Ито и о том, что сделано им для встречи и размещения во время пребывания его в Харбине.
О встрече князя он сказал мне только, что решительно все согласовано им с генералом Хорватом, который оказал ему величайшую помощь в этом деле настолько, что он не считает нужным беспокоить меня чем бы то ни было, так как за три дня с полученного им извещения о времени прибытия князя Ито он успел сделать все необходимые распоряжения во всем, что касается приема князя японской колонией, а в отношении приема русских депутаций генерал Хорват обещал, что будет соблюден тот же порядок, который только что был применен по отношению ко встрече меня и дал такой блестящий и образцовый результат.
Консул был озабочен только неизвестностью, согласится ли князь оставаться в железнодорожном вагоне или предпочтет поместиться в гостинице, так как его личная квартира недостаточно для того удобна, но что он, на всякий случай, приготовился выехать с женою в гостиницу, чтобы предоставить князю занять все его помещение. Я советовал ему поддержать мое предложение оставаться в вагоне, сказав, что все уже приготовлено к тому, чтобы вагон князя Ито был поставлен рядом с моим, и даже будет обеспечено внутреннее между нами сообщение, чтобы избавить князя от необходимости выходить наружу при наступившем холодном времени.
Вернулся я к себе из объезда почти всего сильно растянувшегося города только после пяти часов и был настолько утомлен, что отказался от обеда и просидел один до восьми часов, когда должен был приехать ко мне генерал Хорват со своими старшими сотрудниками, чтобы условиться обо всех подробностях приема князя Ито, составить расписание обедов и завтраков для него при участии разных представителей китайской и нашей администрации и передать его консулу Каваками для представления на цензуру князю, после того как выяснится время его пребывания в Харбине и личные его в этом отношении желания.
Генерал Хорват передал мне, что он полагает самым правильным принять для представления князю Ито китайские власти, которые уже заявили ему о непременном их желании встретить его так, как они встретили меня, а также всех представителей русских учреждений и городского общественного управления — все те распоряжения, которые были выработаны для встречи меня и вполне удались. Он разослал даже всем приглашенным такие же именные приглашения, какие были разосланы для меня, и те же офицеры гарнизона, которые принимали прибывающих по приглашениям, повторят ту же обязанность и для этого дня. Он думает, однако, что число лиц будет меньше, хотя все любят зрелища, потому что вторник — день рабочий, и в особенности из многочисленных городских представителей немалое количество не сможет приехать.
Но в отношении японской колонии думал сначала просить консула дать ему список лиц, которых он считал бы нужным пригласить на встречу, с тем чтобы и эти приглашения были разосланы от железной дороги, с тем только, чтобы консул взял на себя и на избранных им лиц проверку и надзор за прибывающими. С такою мерою, однако, консул не согласился.
Он думал, что наплыв желающих из японской колонии видеть самого известного из японских государственных людей будет так велик, что разослать именные приглашения будет просто невозможно, без опасения обидеть многих желающих и притом самых почтенных людей. Если бы Хорват даже настаивал на этом, то ему пришлось бы протестовать против такой меры, потому что она вызвала бы только бесконечные жалобы, которые обрушились бы на него и могли бы дойти
