спала у могилы своей дочери, пока не заработала туберкулёз. После развода и длительного лечения она вновь стала посещать могилу Линды ночами, и продолжалось это до тех пор, пока однажды один из обходчиков кладбища не нашёл её замёрзшей, лишённой всяких признаков жизни. Никто так и не понял, в чём были заключены мотивы маленькой девочки, завязавшей петлю на собственной шее. Никто не знал, кроме Джонни. Но понял он всё только тогда, когда увидел перед собой качающиеся детские ножки.
Посмотри, что я нарисовала, папа!
Но он не смотрел. А если бы хоть взглянул, то заметил бы на полях нарисованных человечков – игра в «Виселицу». Человечки у Линды никогда не спасались. Если бы Джонни слушал рассказы дочери после школы, а не запирался в своём кабинете и не делал вид, что работает, то узнал бы, что Линду ужасно травят одноклассники. Он даже не знал о синяках на её спине – узнал лишь при осмотре тела. Почему-то Линда не хотела рассказывать об этом маме, только папе, но папа всегда был занят или куда-то уходил. И в конце концов детские нервы не выдержали.
– Если ты проделаешь с Алёной то же самое, что всегда проделывал со своими жертвами, душа твоей доченьки будет порхать на небесах. Просто делай то, что любишь и умеешь.
Джонни согласился – не мог не согласиться. Он был готов сделать всё ради дочери, потому что не успел сделать ничего раньше. Возможность искупить свой грех, возможность подарить Линде счастье вдохновляла его и наполняла непоколебимой решимостью…до определённого момента. Утром 2 июля, на завтраке, он встретил Владу. Она не заметила его (наверное, уже забыла), оживлённо болтала о чём-то со своей подругой – прекрасной Алёной. Вот тогда Джонни и сбили первые сомнения – в тот момент, когда он взглянул в её тёмно-зелёные глаза. Это были глаза Линды. Самые любимые глаза на свете. Джонни просто не мог принести им боль.
Алексей мне врёт.
Как только эта мысль пронеслась в голове, горло тут же сцепил страх. Нельзя, нельзя так думать! Он может прочитать мысли в любой момент, Алексей улавливает страх за километры, от него ничего не скроешь! Он не врал, нет, не врал. Нужно просто выполнить договор, с Линдой всё будет хорошо, дьявол держит своё слово.
Но чем дольше Джонни разглядывал Владу (она так мило улыбается, когда смотрит на Алёну), тем больше он видел в ней Линду. Её душа не находилась в аду, это враньё. Её смех слился со смехом Влады, её жестикуляция стала жестикуляций Влады. Джонни поймал себя на мысли, что если бы его дочь выросла, то была бы точно такой же, как Влада – юной, прекрасной и безумно красивой. Разве он мог причинить ей боль, как того хотел Алексей? Разве он мог снова подвести дочку? Может, это и есть шанс всё искупить? Всё исправить?
Джонни принял решение. Сумасшедшее, безрассудное, но точно правильное. Он наверняка попадёт в ад, за ним стелется гигантских размеров дорожка из крови, но вот Линда этого не заслуживала. Пусть она и жила в чужом теле, она до сих пор оставалась его ребёнком. Его любимой дочкой…
Папа наконец-то совершит подвиг. Хоть один раз в жизни.
Но это не значило только то, что придётся не выполнить часть договора, заключённого с дьяволом. Если Джонни и вправду хочет сохранить чистую душу Линды внутри Влады, ему придётся пойти против Алексея и вытащить её отсюда вместе с Алёной. По Чистилищу недавно пополз слух, что все находятся вовсе не на корабле, а глубоко под землёй, и через верхний этаж можно выбраться наружу. Джонни верил этому, потому что это хорошо объясняло запрет прохода на самый верх. Могли даже прострелить колено, если слова не действовали. Если слухи – правда, тогда он сможет вывести девушек целыми и невредимыми. Оставалось только придумать, как провести их к выходу.
Ответ нашёлся сам собой. Он пришёл с первым взрывом, сотрясшим, казалось, весь мир. За ним последовали ещё несколько, и вскоре Джонни услышал пронзительные вопли людей. Его сердце не сжалось от таких криков – некоторые брюнетки кричали пуще, – но что-то в груди всё-таки ёкнуло.
А потом…
Он быстро сообразил, что на Чистилище разросся хаос. Большинство Святцев, если не все, сейчас займутся тем, что будут наводить порядок любыми способами и, соответственно, станут менее внимательны. Можно будет попробовать вывести Владу с Алёной на верхний этаж, а оттуда – на свободу. Лети, пташка, лети. Пусть душа гуляет свободно, хоть ты меня совсем и не помнишь. Папа всё-таки совершил подвиг. Папа любит тебя, девочка. Очень любит.
Он бегом направился к комнате Влады, один раз потеряв равновесие из-за прогремевшего взрыва. Вокруг сновали люди, на некоторых была порванная одежда, а одна женщина и вовсе шагала по коридору, не замечая почти оторванной, висящей на одних сухожилиях челюсти. Что-то произошло. Что-то происходило до сих пор, так что следовало как можно скорее вывести отсюда Владу вместе с Алёной. Владу в обязательном порядке.
Джонни повалил несколько мужчин, прежде чем добрался до нужной комнаты. Взявшись за ручку, он мысленно помолился (за две секунды, как люди перед самой аварией) и открыл дверь.
В комнате была только Алёна. Увидев в проходе здорового мужчину, она тут же вскочила и крепче сжала в руках нож. Её тело попыталось скопировать боевую стойку, но руки своё дело знали: рукоять ножа ловко провернулась в ладони совсем как у мастеров владения холодным оружием.
– Ещё один шаг, и я воткну этот нож в тебя. Кто ты? Зачем пришёл?
Джонни поднял руки вверх и почувствовал, как уголки губ сами тянутся вверх. Впервые он был так близок к Алёне и увидел её с расстояния двух шагов. Издалека она показалась ему красивой, но вблизи её красота просто ошеломляла. Светлые глаза цвета распускающихся почек поздней весной… Пухленькие от природы губы и русые волосы, растущие милыми завитушками… У Влады определённо хороший вкус. Хоть это и странно, но отчего-то Джонни проникся отцовской гордостью. Точно так же мужчины гордятся своими дочерями после хорошего разговора с новоиспечённым женихом. Алёна воплощала собой юность и изысканность молодости, кожа ещё не была изрисована морщинами, по ней так и хотелось провести пальцем и почувствовать мягкость шёлка.
Да, Джонни и вправду гордился Владой. И не просто гордился, а ощущал что-то вроде счастья. До такой крайности безумия он ещё не доходил.
– Если так и будешь молчать, ни к чему хорошему это не приведёт. Зачем ты сюда пришёл?
Алёна шагнула вперёд, блик яркого света заскользил по лезвию. Джонни заметил дрожь в её руках, которую она изо всех
