Рэйна, и сакура опознали чужака.
Какое-то время сердце Рэйны колотилось, набирая темп. Не от страха, хотя и без него тоже не обошлось. Точнее, Рэйна испугалась не того, что умрет или попадется. Это, скорее, был материнский страх, понимание того, что бояться будешь до конца, никуда не денешься, ведь любить значит заботиться, видеть то, чего однажды лишишься, и верить, будто потеря не опустошит тебя. Ведь, к добру или к худу – а чаще именно к худу, – эта любовь в равной степени и бремя, и благословение. Якорь, привязывающий тебя ко всему прекрасному и жесткому в жизни.
Над головой у Рэйны зашелестели ветви сакуры, встревоженные присутствием незнакомца. Рэйна подняла взгляд и впервые без сожаления и недовольства подумала: «Я тебя защищу, я тебя не покину».
В благодарность дерево расцвело как весной, свершило тихую революцию. Разом, синхронно и в унисон раскрылись все почки.
Если есть на свете чудо, думала Рэйна, если оно живет в каком-то явлении…
…то это дерево в цвету.
По всему кладбищу раздавались возгласы: восхищенные, благоговейные, недоуменные. Весна, призванная Рэйной, напоминала сон. Жизнь пришла посреди смерти. И в этот момент Рэйна поистине стала богиней. Она коснулась ближайшей веточки, ощутила, как та млеет. На этот раз голос сакуры зазвучал знакомой песней: «Мама». Словно бы ничего не изменилось, кроме самой Рэйны.
К своей чести человек, пришедший за Рэйной, не двигался. Они встретились взглядами, и незнакомец слегка поклонился, словно бы признавая, что они на священной земле. Рэйне даже показалась, будто в этом его жесте читается смирение. Нечто непреложное, что оба они разделяли: в конце мы возвращаемся в землю.
Незнакомец коротко кивнул в знак уважения – или так он хотел предостеречь Рэйну. За ней еще придут – так она поняла этот жест. За ней еще придут, просто не здесь и не сегодня. И ладно. Она все поняла. Она поклонилась в ответ, и незнакомец отправился восвояси, скрывшись в собирающейся редкой толпе занятых горожан, что отрывались от телефонов, от личных тревог и напряженных жизней – лишь бы узреть сотворенную Рэйной весну.
* * *
Когда Рэйна прибыла в поместье, там было тихо, ее шаги разносились громким эхом среди его стен. Где-то рядом горевал инжир. Готовились отойти последние розы.
Рэйна прошла в раскрашенную комнату, ожидая, что появится хоть кто-то. Никто ее так и не встретил. В кабинете Атласа ничего не изменилось и было пусто. Из книжного шкафа в раскрашенной комнате Рэйна взяла книгу, сборник цитат. Она как раз гладила пальцем корешок сонетов в кожаном переплете, когда заметила снаружи одинокий силуэт.
Она вышла, но отправилась не в читальный зал, не в архивы, а вместо этого вдохнула пьянящий аромат росистой травы. Ее ждали.
Даже издалека она казалась прекрасной: знакомая, как эхо, и постоянная, как сердцебиение.
IX
Жизнь
Либби
Белен состарилась не сильно. Так, разменяла, наверное, пятый десяток: в волосах виднелись серебристые прядки, в уголках глаз – морщинки от смеха, появления которых Либби не успела застать. Однако за полгода – а для некоторых тут прошли десятилетия – внутри Белен Хименес отмерло нечто неосязаемое, и возраст тут был ни при чем.
Либби вошла и села в кресло возле койки. Рядом тикали часы. Из коридора доносились голоса докторов и сестер. Где-то в этом здании находились те, кто еще только начинал жить.
– Я бы и раньше пришла, – прочистив горло, сказала Либби, – просто не сразу тебя отыскала.
Белен посмотрела на нее, улыбнувшись сжатыми губами.
– Лгунья.
Верно.
– Ладно, времени правда ушло больше, чем я рассчитывала. – Либби помолчала. – Ты сменила имя.
– М-м, старое мне больше не подходило. – Взгляд Белен не изменился. Глаза были все такие же темные и проницательные. Либби почувствовала себя невероятно молодой и вместе с тем ужасающе старой.
– Ну и, м-м, что… – Она снова покашляла, прочищая горло. – Что случилось?
Некоторое время Белен смотрела на нее невыразительным взглядом.
– А, – сказала она наконец. – Ты про это?
Она подняла руку, за которую, оказывается, была прикована наручниками к койке.
– Я под следствием по делу о военных преступлениях.
– О. – Вообще-то Либби знала, учитывая, что только об этом в последнее время и писали в каждой статье, посвященной женщине, в которую превратилась Белен. – Я… точно. Что ж…
– У меня лобно-височная деменция, – сказала Белен. – На ранней стадии. Пока что.
– О. – Что-то отозвалось у Либби в груди, будто скрипнула старая половица.
– Говорят, форма необычайно агрессивная, – добавила Белен. – Кто-то ловко покопался у меня в мозгу. Думаю, один старый друг оказал мне услугу. Ускорил процессы. – Ее улыбка померкла. С таким лицом она смотрела на преподов, Морта и Фара, которые остались в прошлом Либби, столь же далеком, как и будущее, за которое Либби отчаянно билась. – Если вдруг встретишь Нотазая, не забудь передать, куда он может засунуть свои мысли и молитвы.
– Нотазай? – эхом повторила Либби.
– Клоун из Форума. Слышала, он уходит с поста, а значит, нашел нечто более филантропическое, к чему мог бы применить свои особенные таланты. – Еще одна тусклая усмешка, которую могла изобразить только Белен.
– Он что… убил тебя? – ошеломленно спросила Либби. – Это же…
– Кто знает, может, именно такой конец меня всегда и ждал? Сомневаюсь, что Нотазаю хватило бы воображения. – Белен пожала плечами. – Уверена, в его понимании это милосердие, честное слово. Он как бы ввел мне транквилизатор, сбил градус моих выкрутасов. Это такой биомантский вариант санатория, в домике у моря, с желтыми обоями. – Белен с трудом, звеня наручниками, села и указала на абстрактные желтые узоры на стенах. Должно быть, на лице Либби отразилось смущение, и потому она добавила: – Он предлагал вылечить меня, ну, от проклятия бабской истеричности. Я объяснила ему, что думаю об этой его терапии.
– Предпочла деменцию? – с сомнением уточнила Либби.
– В нескольких формах послала его на хер и велела подавиться своим благородством и понтами, так что в некотором смысле да, ты права, – ответила Белен. – Федеральное расследование стало вишенкой на торте.
– О-о-о, – снова протянула Либби, словно полностью или хотя бы отчасти понимала Белен. – А, мм, военные преступления?
– Ну, тут правда как посмотреть, – ответила та. Замолчала, будто не думала больше ничего говорить, однако затем объяснила: – Могущество не лежит где-нибудь просто так и не ждет тебя, – сказала она в пустоту. – Его надо забрать у кого-то. И жить с тем, какой ценой это сделаешь.
Она коротко взглянула в глаза Либби, и та откашлялась.
– Точно.
Некоторое время они посидели в молчании. По коридору кто-то прошел.
– Может, я бы
