Вдвоем они несли незажженные факелы. Каладин зажег свой при помощи огнива, но другие не стали этого делать. Факелов должно хватить на все время дежурства.
Мостовики собрались у основания лестницы, сбившись в кучу. Каждый четвертый зажигал факел, однако свет почти не разгонял тьму, он лишь позволял Каладину подмечать все новые и новые детали необычного пейзажа. В расщелинах росли странные тускло-желтые, как кожа ребенка, больного желтухой, грибы в форме трубок. Кремлецы, оказавшись на свету, поспешно удирали. Здешние рачки были красноватыми и полупрозрачными; когда один прополз мимо Каладина по стене, тот заметил, что сквозь панцирь кремлеца видны внутренние органы.
Свет также открыл скрюченное изломанное тело на дне неподалеку от них. Каладин поднял факел и приблизился. Труп уже начал вонять. Парень прикрыл ладонью нос и рот и присел рядом.
Это мостовик из какого-то другого расчета. Свежий. Если бы он пролежал здесь больше нескольких дней, буря унесла бы тело куда-нибудь далеко. Четвертый мост столпился позади Каладина, молчаливо глядя на того, кто принял решение броситься в пропасть.
– Да найдется для тебя достойное место в Чертогах Спокойствия, павший брат, – сказал Каладин, и его голос эхом отразился от стен ущелья. – И да найдется для нас лучший финал, чем твой.
Он встал, держа факел высоко, и прошел мимо трупа. Его взволнованный отряд двинулся следом.
Каладин быстро понял, в чем заключалась основная тактика сражения на Расколотых равнинах. Нужно бросить все силы на продвижение вперед, чтобы выдавить врага к краю плато. Поэтому битвы часто оборачивались большой кровью для алети, ведь они обычно прибывали после паршенди.
У алети были мосты, в то время как эти странные восточные паршенди могли разбежаться и перепрыгнуть почти любое ущелье. Но и тем и другим приходилось несладко, если их прижимали к обрыву. Обычно это заканчивалось тем, что солдаты теряли равновесие и падали в бездну. Число погибших оказывалось слишком велико, чтобы алети желали вернуть потерянное снаряжение. И потому мостовиков посылали на дежурство в ущелье. Все равно что грабить курганы, только без самих курганов.
Они несли мешки, и им предстояло много часов бродить в поисках трупов, с которых можно было бы снять что-то ценное. Сферы, кирасы, шлемы, оружие. Иногда, вскоре после вылазки на плато, у них появлялась возможность добраться до места битвы и обобрать тела, что лежали там. Всего через несколько дней Великие бури уносили трупы.
Кроме того, ущелья представляли собой запутанный лабиринт, и попасть на определенное спорное плато, а потом вернуться в разумный срок было почти невозможно. Алети по опыту знали, что лучше подождать, пока Великая буря не снесет трупы к их стороне Равнин – ведь ураганы всегда шли с востока на запад, – а потом послать мостовиков вниз, на поиски.
Направление ветра оставалось неизменным, и за годы войны в ущелья смело столько трупов, что места, где они чаще всего оказывались, найти было не так уж сложно. Отряд должен собрать определенное количество трофеев, иначе им на неделю урезали жалованье, но квота была необременительная. Достаточная, чтобы они трудились, но не такая, чтобы как следует их вымотать. Как и большинство занятий, это придумали в первую очередь для того, чтобы мостовики не сидели без дела.
Пока они шли по первому ущелью, несколько людей Каладина вытащили мешки и начали собирать подходящие трофеи, попадавшиеся на пути. То шлем, то щит. Они внимательно высматривали сферы. Такая ценная находка означала небольшую награду для всего отряда. Им не разрешали приносить в провалы собственные сферы или иное имущество, разумеется. А на выходе тщательно обыскивали. Унизительный обыск – одна из причин, по которым дежурство в ущелье считалось омерзительным.
Но имелись и другие причины. Пока они шли, ущелье постепенно расширилось футов до пятнадцати. На стенах появились отметины, похожие на шрамы, – кое-где был содран мох, а местами на камне виднелись царапины. Мостовики старались на них не смотреть. Время от времени сюда забредали ущельные демоны в поисках падали или подходящего для окукливания плато. Встреча с одним из них была маловероятной, но возможной.
– Келек, до чего же я ненавижу это место, – сказал Тефт. – Я слыхал, однажды ущельный демон загнал в тупик целый отряд и сожрал всех, одного за другим. Просто сидел там и хватал их, когда они пытались сбежать.
Камень тихонько рассмеялся:
– Если он всех съесть, кто же вернуться и рассказать эту историю?
Тефт потер бороду:
– А я почем знаю? Может, они просто все не вернулись.
– Значит, они бежать. Дезертиры.
– Нет, – возразил Тефт. – Из этих расщелин не выбраться без лестницы.
Он посмотрел вверх, на узкую синюю щель в семидесяти футах над ними.
Каладин тоже поднял голову. Синее небо казалось таким далеким. Недосягаемым. Точно свет самих Чертогов. И даже если кто-то влез бы по стене в одной из неглубоких частей, он либо оказался бы в ловушке на Равнинах, не имея возможности пересечь расщелины, либо очутился бы достаточно близко к алетийской стороне, чтобы разведчики заметили его на одном из постоянных мостов. Можно было попытаться отправиться на восток, где ветер обтесал плато до такой степени, что они превратились в тонкие шпили. Но это означало переход продолжительностью в несколько недель, на протяжении которых пришлось бы много раз пережить Великие бури.
– Камень, ты бывал когда-нибудь в щелевом каньоне во время дождя? – спросил Тефт, скорее всего размышлявший о том же, что и Каладин.
– Нет, на Пиках у нас такого не быть. Такие вещи быть только там, где живут глупцы.
– Ты тоже тут живешь, Камень, – заметил Каладин.
– И я глупый быть, – со смехом ответил громила-рогоед. – Разве не видно?
За последние два дня он очень сильно изменился. Сделался более приветливым и, как предположил Каладин, теперь в большей степени напоминал того человека, которым был когда-то.
– Ну так вот, – многозначительно сказал Тефт. – Я говорил о щелевых каньонах. Как по-твоему, что случится, если мы застрянем здесь во время Великой бури?
– Много воды, наверно, – предположил Камень.
– Много воды, которая будет везде, где только можно, – продолжил Тефт. – Высоченные волны станут катиться по этому узкому пространству с такой силой, что ни один валун не устоит. Вообще-то, и обычный дождик здесь, внизу, покажется Великой бурей. А настоящая Великая буря… что ж, когда она начинается, это место превращается в кошмар.
Камень нахмурился и посмотрел вверх:
– Значит, лучше здесь не быть во время бури.
– Ага, – согласился Тефт.
– Хотя, Тефт, – прибавил Камень, – ты бы тогда искупаться, ведь давно уже пора.
