дробью барабана.
Поместье Хейнсворта.
Просмотровый зал. Здесь много народу. Обняв одной рукой Лоунсома, генерал смотрит на экран и слушает заснятое на кинопленку выступление сенатора Фуллера.
Среди присутствующих и сам сенатор. С ним организатор агитации за него в проходящей предвыборной кампании, два процветающего вида финансиста, которые поддерживают его кандидатуру на выборах. Здесь спокойный, ладно скроенный человек с трубкой в зубах. Это Джон Пурвис, газетный издатель из родного города сенатора Фуллера и его сторонник. Он с давних времен поддерживает сенатора. В задних рядах сидят их жены.
Развалившись в кресле, Лоунсом с нескрываемым злорадством слушает бездарное выступление сенатора.
Все возрастающее поклонение телезрителей разительно изменило не только его общественное положение, но и облик Лоунсома. Он стал богатым, влиятельным человеком. Его безудержно растущая самовлюбленность приобрела некоторую утонченность, типичную для представителей Мэдисон авеню. Перед нами человек, твердо уверенный, что с его мнением должны согласиться, что не существует вопроса, который он не мог бы разрешить.
Несмотря на стремление сохранить внешность деревенского парня, у него по-модному коротко подстрижены височки, на ногах — дорогие туфли. Его вполне можно принять за того, кем он и является сейчас, — за короля могущественной кучки избранных, позволяющего себе, как принято на сцене, некоторые деревенские вольности.
На экране сенатор Фуллер произносит речь. Он каждую минуту запинается, то и дело заглядывает в заранее написанную речь. Все это портит впечатление, больше того — раздражает.
Фуллер похож скорее на адвоката довольно толкового и рассудительного, даже добросовестного, несмотря на известную узость и ограниченность.
Сенатор (на экране). ...требует строжайшей проверки. Я не могу заставить себя поверить, что открытое разбазаривание богатств Америки... (Смотрит в текст.)
Бини, сидящий в зале возле сенатора, с наслаждением зевает.
Сенатор. ...внутри страны и за границей ведет к прочному миру и процветанию. (Заглядывает в текст и внимательно читает, затем поднимает головы и неуверенно произносит заключительную фразу.) Спасибо вам всем. Добрый вечер.
В зале наступает неловкая тишина.
Хейнсворт (кричит). Свет!
Зал освещается.
Фуллер (смущенно). Я знаю, это не то, что хотел бы услышать американский народ... но думаю, что я лучше знаю, что для него полезнее!
Хейнсворт. Мы тоже так думаем... Поэтому-то все собравшиеся здесь и хотят, чтобы вы стали будущим президентом Соединенных Штатов. Но ваша задача — заставить избирателей полюбить вас, заставить их слушать вас. Сенатор, я вынужден говорить начистоту... Ваши выступления по телевидению... как бы это сказать... это полный провал... Вы не согласны, Лоунсом?
Лоунсом. Валяйте дальше... Кстати, Бини, я просил тебя проверить кривую роста голосов избирателей во время выступления сенатора в передаче «Лицо в толпе».
Бини. Зверский рост!.. Прошу прощения... Четыре и две десятых!
Лоунсом (с видом превосходства). Жмите дальше, ребята... Я вам попозже скажу, что я думаю.
Хейнсворт. Мы должны считаться с этим!.. Политика вступила в новую эпоху — эпоху телевидения. Вместо длинных публичных дискуссий народу нужны короткие, ударные, боевые лозунги. На этом он выигрывает время. За свой доллар он хочет получить побольше шумихи и как можно больше суматохи в Вашингтоне. А для этого нужны сила и очарование!.. Да, и очарование!..
Все, обернувшись, смотрят на Фуллера. Тот улыбается, но его улыбка лишена всякого очарования.
Пурвис (выбивая трубку). Генерал!.. Мои газеты поддерживали Уортингтона Фуллера с первого дня его появления на политической арене. Он не позер. Он не умеет напоказ целовать младенцев и похлопывать людей по плечу. Он не...
Хейнсворт (резко перебивает). Вот этому-то как раз ему и надо научиться! Большинство граждан этой страны с ним не знакомы... Учтите, мы должны найти тридцать пять миллионов покупателей на товар, именуемый Уортингтоном Фуллером!
Пурвис. Мне кажется, вы недооцениваете то уважение...
Услышав это, Лоунсом открыто смеется. Говорит покровительственно.
Лоунсом. Уважение!.. А вы слышали когда-нибудь, чтобы кто-то покупал что-либо из уважения к товару, будь то пиво, крем для волос или материал?..
Неожиданно поднимается с места и, скрестив на груди руки, несколько мгновений молчит, как бы призывая: «Посмотрите на меня!»
Лоунсом. Вас должны любить!.. Понимаете, любить!..
Пурвис (Лоунсому). Может быть, я отстал от моды, но не кажется ли вам, что существует известная разница между политикой и... (неуверенно) э... э... той областью, в которой вы работаете?
Лоунсом. Чушь!
Пурвис (вынимая трубку изо рта). Прошу прощения, сэр!
Лоунсом. Простите, если задел ваше самолюбие, но я повторяю: чушь! Политика — это люди!
Пурвис. Мистер Родс...
Лоунсом (выпрямившись). Генерал просил меня пораньше окончить репетицию и приехать сюда. Но если вы не хотите слушать мое мнение...
Протягивает руку за своей шляпой.
Фуллер. Пожалуйста, продолжайте, мистер Родс.
Лоунсом присаживается рядом с сенатором и задушевным тоном, поучая его, как ребенка, говорит.
Лоунсом. Сенатор, я профессионал... И я следил за изображением на этом экране так же, как если бы это был исполнитель в моей постановке. И должен сказать, сэр, что такой исполнитель никогда не имел бы успеха у моих зрителей, у тех шестидесяти пяти миллионов, которые каждую неделю встречаются со мной у экранов телевизоров в своих гостиных. Ну а если товар не годится, с моей точки зрения... вы сами понимаете, что это значит?!.. Раз он не годится для меня — значит его не купят граждане этой страны для ответственной работы на Пенсильвания авеню.
Жестами Хейнсворт просит Фуллера извинить Лоунсома за грубую прямолинейность. Фуллер знаком отвечает генералу, что он все понимает и хочет выслушать Лоунсома до конца.
Стремительно повернувшись к Бини и показывая всем на него, Лоунсом продолжает:
— Вот, взгляните-ка на этого парня... Знаете, где я его откопал? Думаю, он на меня не обидится, если я скажу об этом. В тюрьме. Он глуп. У него мозги не работают. Весь его ум ушел в ноги. И я доверяю этим ногам, понятно?
Бини сидит с задранными на переднее сиденье ногами.
Лоунсом. Если он не смеется, если постановка ему не нравится, то я уже знаю — тут что-то не так, и зрители ее просто не примут... Вы меня понимаете? Так вот... Бини, что ты думаешь о личности, которую сейчас видел на экране?
Смущенно смотря на сенатора, Бини молчит.
Лоунсом. Не бойся... выкладывай все как есть!
Бини. Как вчерашнее пиво — ни запаха, ни вкуса.
Лоунсом (торжествующе). Видите, чего вам не хватает, сенатор? Так как же вы заставите этого человека, эту бродячую обезьяну голосовать за вас?
В кадре крупно — Фуллер и Бини. Они молча мерят друг друга глазами. Наконец Фуллер нарушает молчание.
Фуллер. Честно говоря... я не знаю...
Лоунсом. Тогда, может
