– А что бы сделал ты на месте Безликого? – прервал размышления Жюльбер.
Николас задумался:
– Я бы отошёл в сторону и позволил людям самим расхлёбывать эту кашу.
– Очень в твоём духе, – усмехнулся оборотень.
Собственно, Безликий так и поступил. Значит, вот каково его истинное наказание.
Отперев дверь, целитель пропустил их внутрь. Укрытое простынёй тело лежало на столе для бальзамирования. Целитель отбросил её.
Пах мертвец болотистой гнилью, тело распухло и посинело. От горла осталось кровавое месиво, а кожа с некогда красивого лица была срезана по линии лба, ушей и подбородка.
– Это не волк, а большая собака, – заключил Жюльбер, поворачивая голову покойного из стороны в сторону, чтобы осмотреть рану на горле. – Его явно загрызли, а волки режут жертв и рвут на части. У них челюсти по-другому устроены. На лице край раны очень ровный, кожу явно срезали ножом. Человек… или пёс-оборотень в человечьем обличье.
В отчётах тоже упоминался собачий лай, а не волчий вой. К тому же, волк в городе выглядел бы куда подозрительней, чем бродячий пёс, коих в трущобах шатались своры.
– Да, умению этого мясника позавидовал бы любой целитель, – усмехнулся дозорный, заложив руки за спину. – Смотрите, кровь здесь запеклась. Значит, лезвие было очень горячим. На запястьях остались ссадины от верёвки. Его держали связанным, прежде чем умертвить. Судя по состоянию тела, к моменту гибели бедолага был сильно истощён и не ел дней десять.
– Вдруг старик де Годон на него волкодава натравил? – ухмыльнулся Жюльбер. – Двух зайцев одним выстрелом уложил: и от очередного любовника своей не такой уж благоверной избавился, и тебя подставил.
– Он же трус. Только доносить и заступничества требовать умеет. К тому же, зачем ему убивать остальных? – брезгливо сплюнул Николас. – Десять дней – срок перехода в Горний мир демонов. Именно столько они держат людей в плену на пороге своего дома и предлагают только свою пищу. Вкусив её, человек уже не найдёт дороги назад и станет их вечным рабом. А тех, кто отказывается, демоны убивают и выбрасывают… на пустырях.
– Вы думаете, это демон? Готовится нашествие? – всполошился целитель.
– Ага-ага, старику везде мерещатся происки единоверцев, а тебе – демонов, – поддел оборотень.
– Это больше похоже на их почерк, – пожал плечами Николас. – Они достаточно ожесточены, чтобы мучить и убивать людей без сожалений. Они не признают границ и перемирий. Уж если кто и ненавидит меня, Компанию, всех Сумеречников и Безликого заодно больше Белого Палача, так это демоны. Века бесконечной борьбы за земли и выживание – у них самый веский мотив для мести.
– Так что, надо мчать на заставу, звонить в колокола? – целитель уже готовился к забегу, что, учитывая выдающийся живот, смотрелось очень потешно.
– Пока это только предположения, – успокоил его Охотник. – Если вам больше нечего показать, мы пойдём.
Жаль, остальные тела уже закопали, и вряд ли бы вид полуистлевших останков подсказал большее.
***
Бывшие владения Лугару находились в нескольких часах пути от города. От дворца Компании дорога заняла бы меньше, но тело хотелось осмотреть без лишних свидетелей спозаранок.
Пустырь располагался на острове-холме, где сохранилась кладка мрачного родового замка Лугару. С запада к ней примыкали заболоченные плавни судоходной реки, которая в честь них называлась Плавной. Заросшая тростником, осокой и багульником трясина хлюпала коричневой жижей. Вдалеке росли чахлые берёзы и осины, кое-где виднелись островки с соснами.
– Зачем ваш клан занесло в такую глушь? – поинтересовался Николас, когда они выбрались на узкую песчаную насыпь, ведшую к развалинам.
– Ты ещё не видел, как здесь всё затапливает во время весеннего паводка. До замка только на лодках добраться получается, и то можно в трясине завязнуть, – ухмыльнулся Жюльбер. – Зато неодарённые не надоедают по полгода. Они же выдумывали, что мы больны чем-то вроде бешенства – ликантропией. Она якобы передаётся через укус. В полнолуние укушенный тоже становится волком. Некоторые неодарённые так жаждали обернуться, что молили, чтобы мы их покусали. Представляешь, какая гадость?
– Угу, люди выстраивались в очереди и осаждали замок. А твои предки запирались внутри и с тоски выли на луну по ночам, – дополнил его рассказ Николас.
Жюльбер фыркнул:
– Вот-вот, ты понимаешь!
Затрепетали плакучие ветви ракиты, выпь взвыла пронзительно. Посреди трясины полыхнул огонёк белёсой с красными прожилками ауры, будто призрак.
Вестфольда захрапела и попятилась, едва не налетев на мерина Жюльбера. Бросив поводья, Николас ударил её пятками по бокам. Кобыла сорвалась так резко, что Охотник едва не выпал ей на шею. Натянул поводья – без толку. Кобыла закусила удила и помчала во весь опор, не обращая внимания, что копыта вязли и оскальзывались.
Ветер свистел в ушах, пролетающие мимо деревья слились в бешеный хоровод красок. Не свернуть – повсюду трясина. Николас откинулся назад и попытал счастья ещё раз, но Вестфольда только набирала темп. Копыта мелькали высоко над головой. Впереди сверкнула лужа, грязь плеснулась тучей брызг, залепила лицо и глаза.
Кобыла начала валиться на бок. Охотник сжался, кутая себя в кокон сгущённого воздуха, и рухнул в трясину. Она чавкала, засасывая в бездну. Там уже ждали, протягивали руки, чтобы пленить, загрызть, срезать с лица кожу и отобрать обличье.
«Иди ко мне, милое дитя! Я так долго тебя ждал! Месть будет сладка», – напевал голос искушённого барда.
– Николас! – вывел из транса оклик Жюльбера.
Охотник распахнул глаза. Вода набиралась в нос и рот так, что он едва не захлёбывался. Надо успокоиться, не шевелиться, иначе утонет.
– Держись! – оборотень протянул ему мощную ветку.
Николас сгустил вокруг рук ветроплав – благо, на это не требовалось подпитки от материнской стихии. Высвободив ладони, он вцепился в ветку. Жюльбер потянул со звериным усилием. Воздух выталкивал Охотника на поверхность, освобождая от торфяного плена, пузырьки булькали всё сильнее. Через пару мгновений Николас растянул на насыпи, харкая грязью.
Жюльбер вынул флягу. Охотник закашлялся и вытянул сложенные лодочкой руки. Плеснулась холодная вода. Едва хватило, чтобы вымыть ладони и лицо, да прополоскать рот.
Перепачканная до сходства с болотным кельпи, Вестфольда паслась на холме впереди. Седло на её спине перекосилось, а кожа на нём продралась.
– Скотина безмозглая! Зачем ты с ней возишься? – обругал кобылу оборотень.
Николас повёл плечами. Подарок Ноэля всё-таки, большую часть времени она служила верой и правдой.
– Тут был демон, он её вспугнул, – ответил Охотник.
– Не оправдывайся. Я бы почуял, – отмахнулся Жюльбер и снял с себя плащ. – Возьми, а то продрогнешь.
Укутавшись, Николас поднялся на холм и расседлал кобылу. Насобирав дров и сухого торфа, Жюльбер распалил костёр, чтобы посушить вещи. Охотник начал осматриваться. Холод на открытой ветрам вершине подирал до костей. Впрочем, за каменной кладкой удалось найти укрытие.
– Тут следы! – позвал Николас.
Жюльбер поспешил к нему.
– Как я и говорил – собачьи. У волков пальцы дальше от лапы отстоят и след глубже. А вон смотри – каблуки сапог.
– Могли дозорные оставить, – пожал плечами Николас. – Убийца явно хотел, чтобы тела нашли.
– Издеваются. Играют. Вождь не желал принимать их правила, вот они и обозлились.
– Осталось только выиграть, – вздохнул Николас, окидывая взглядом пространство вокруг.
Шелестели камыши, пел тростник. Вода переливалась оттенками зелёного, тёмно-синего, коричневого и сизого. Деревья только-только приоделись в червонное золото. Одинокий лист оторвался от ближней осины и отчаянно помчался к крошечному островку суши, но утонул, не дотянув до спасения самую малость. Захлюпала в злорадстве прожорливая топь.
Насколько доставало чутьё, никаких аур не ощущалось. Словно по унылым пустошам бродили призраки, сверкая огоньками-гнилушками из трясины. То ли ветер выл и стенал, то ли цепи звенели тоскливо.
