– И ему это сошло с рук! Я думала, ему устроят импичмент, но они струсили, и теперь…
– Что теперь?
Она протянула руки к ребенку – Фрэнк на мгновение засомневался, но все-таки передал ей дочь, решив, что это безопасно, – и обняла ее. Джанет перестала реветь.
Фрэнк погладил Энди по волосам. На мгновение воцарилась тишина, за которой последовала реклама «Тайда» и музыка из заставки шоу «Ставка – жизнь». Энди выключила телевизор. Джанет начала выворачиваться, поэтому Энди опустила ее на пол, и малышка поползла к ящику с игрушками. Энди встала и подошла к Фрэнку, села к нему на колени и положила голову на плечо.
– Извини, – сказала она. – Я сорвалась. Но знаешь что? Я каждый день сижу в четырех стенах, и все, о чем я думаю, это бомбы.
– Правда?
– Да. – Энди выпрямилась. – А ты нет? Все, что мы делаем, – сплошное притворство! Делаем вид, будто русские не разнесут нас на кусочки.
– Русские не разнесут нас на кусочки, Энди.
– Нет, разнесут, – с ледяной уверенностью сказала она.
– У них нет системы запуска. У них есть пара бомб, но…
Она нахмурилась и сказала:
– Мы не знаем, что у них есть, но они-то знают, что есть у нас.
– Мы знаем, что у них есть.
Джанет подползла обратно и потянулась к нему. Фрэнк дал ей руку, и она встала на ноги.
Энди сделала странную вещь – подняла подол юбки и несколько раз пропустила ее край между пальцами, потом сказала:
– Зачем мы бомбили Нагасаки?
– Не знаю, – ответил Фрэнк.
– А Артур знает?
– Возможно, но он никогда не говорил, что работает над чем-то, связанным с «Проектом Манхэттен»[101].
Фрэнк знал, что Энди прочла книгу Джона Хёрси о Хиросиме. Она стояла на полке в противоположном конце комнаты. Он постарался не смотреть туда, чтобы она не заметила направление его взгляда.
– Это было сделано, чтобы дать Сталину что-то понять?
– Не знаю, – повторил Фрэнк.
Энди снова опустила голову ему на плечо и через некоторое время сказала:
– Ты ведь предупредишь меня, когда они смогут взорвать нас?
– Да. – Потом он прибавил: – Милая, может, ты просто слишком часто смотришь новости? Это ведь просто шоу, как и любое другое шоу.
Энди кивнула.
Однако после того как они уложили Джанет спать и сели читать, спор продолжился. Энди отвлеклась от своего номера «Вог» и на удивление горьким тоном заявила:
– В Госдепартаменте все только и делают, что выдают коммунистам всю информацию о нас.
Он совершил ошибку, спросив:
– О нас?
Он пытался читать утреннюю газету, но на самом деле думал о той ночи в Страсбурге, когда они обнаружили, что все гансы исчезли.
– Да, о нас!
Он повернулся и посмотрел на нее. Пылающая от гнева, она была прекрасна.
– Вряд ли коммунякам есть дело до нас с тобой, – сказал он. – До Артура и Лиллиан – может быть, но не…
– А как же Джуди?
– Джуди? – Он отложил газету. Конечно, он сразу понял, кого она имеет в виду.
– Ты ее знал! Она знает тебя! Ты работаешь в «Грумман»! Разве ты не думаешь, что она может следить за тобой?
– Ну, мне бы это польстило, но… – Это была его вторая ошибка.
Она подскочила с дивана.
– Тебе бы это польстило!
– Так или иначе, она не знает, кто я. Никогда не знала. Она думала, что я Фрэнсис Бернетт из Дэйтона, Огайо. Детка, я не оставил следов.
Постаравшись обратить все в шутку – надо сказать, весьма неудачно, он протянул к ней руку, попытался снова усадить ее на диван и поцеловать.
– Ты любил ее? – спросила Энди.
– Нет, Энди. Не любил.
Она осталась возле подлокотника.
– А она об этом знала?
– Знала ли она, что я ее не люблю? Да. Мы виделись раз в месяц. У нас были очень прохладные отношения.
– Ты говорил ей, что любишь ее?
– Нет.
– А что ты ей говорил?
– Обычные вещи – что она милая, что с ней весело, что она особенная, что сегодня она хорошо выглядит, что мне нравится ее костюм, поменяла ли она прическу, сбросила ли вес, ходила ли к зубному… не знаю. Я никогда не говорил о себе, только о ней.
– Точно так же ты вел себя со мной в колледже.
– Правда? Но тебе я говорил, что люблю тебя.
– Один раз.
– Больше одного раза. – Фрэнк чувствовал, как его сердце колотится чаще, так было всегда, когда они слишком близко подходили к воспоминаниям о Юнис. – В любом случае, я был мерзавцем в колледже. Мы оба с этим согласны. Энди, ты – та, кого я люблю. Ты моя жена. То, что Фрэнки чувствовал к Хильди девять лет назад, не имеет ничего общего с тем, что я чувствую к тебе сейчас. Ничего.
Она смотрела на
